– Пусть Катя обязательно позвонит по этому телефону. Скажи ей, что не надо бояться, что мы не кусаемся! – и, растянув рот улыбкой, опять оглядела всех. – Если Катя не выйдет на связь, то завтра мы с тобой будем думать, как нам встретиться с ней, договорились?
Это значило, что женщина хочет прийти снова.
После уроков Света дошла до Катиного дома и долго нажимала на звонок, а потом медленно пошла к себе.
Во дворе Катя помахала ей из песочницы, подзывая.
– Ты что так поздно идешь, пятый урок когда кончился, – выговаривала она Свете. – Я жду, жду! Скоро уже эти все во двор повылезут, Нинка с командой. Пошли к тебе!
Света сняла школьную форму и разогрела обед, и думала о том, что все делает правильно, и до чего же вкусный суп у нее дома, какое в нем мясо, какие овощи – перец, морковка, цветная капуста, и как хорошо, что Катя пришла к ней! Они вместе поедят вкусного супа! И Катя расскажет ей, что они вместе сделали, из-за чего в школу приходила женщина с требовательными узкими глазами, и станет совсем не страшно.
– Мать забрали, – сказала Катя. – Они с Андреевной поучили Нифонтову. Из-за нее же теперь у всех заработок упадет!
– Как – поучили? – спросила Света.
Катя пожала плечами.
– Вроде сотрясение мозга у нее. И зубы передние вышибли, отсюда и досюда, – Катя широко улыбнулась. – Теперь все, что заработала, на зубы у нее пойдет!
Света медленно осознавала, что Катина мама выбила Нифонтовой зубы, и они у той больше не вырастут – у взрослых не вырастают, и надо будет отдавать за новые зубы деньги, те самые, которые семейство Нифонтовой заработало все вместе, когда намотало веревки больше всех.
– Матери как давно хотелось ее поучить! – говорила Катя. – Баб Валя, правда, ей говорила: «Ты не ходи никуда, сама все сделаю».
– Сама побьет? – переспросила Света.
Катя мотнула головой.
– Зачем? Болезнь какую-нибудь наколдует. Никто бы и не доказал. Но мать сама хотела, уж очень она злая была на Нифонтову. Хотела, чтобы та знала, кто ее и за что. Если же болячек наслать, то поди пойми, может, это она просто так, сама по себе заболела. Мать думала, ее не посадят, раз я у нее без присмотра. Но баба Валя не зря же говорила ей: «Не ходи!» – ты как думаешь?
Света не нашлась, что ответить. Катя сама объяснила:
– Баб Валя могла в аквариуме увидеть, что будет, или еще в шаролуннике. Хотя нет, шаролунник украли у нее, шаролунника теперь нет…
Катя вцепилась Свете в запястье, точно боясь, что она уйдет из комнаты.
– Мне велели собираться в детдом, машина придет за мной. Знаешь, как страшно? Я лежу под кроватью, а они звонят, звонят в дверь. Думаю, а вдруг дверь сломают и найдут меня. Но нет, не стали ломать. Записку оставили, вот, гляди, – и Катя протянула Свете листок. – Грозятся, что придут двери ломать сегодня. С разрешением прокурора.
– И этот же телефон, – ответила Света. – Вот, сегодня дали записку для тебя.
– Значит, в школу нельзя ходить, – определила Катя. – Я так и думала, что они станут в школе меня ловить. И домой обратно нельзя.
Света быстро сказала:
– Значит, будешь жить у меня!
Катя спросила:
– А как же твои родители?
И вздохнула:
– Моей-то что матери, у меня кто хочешь, тот и живи. На Кировском у нас дома Сашка сколько раз ночевал, когда у них отец помирал, и Тося, когда у нее все в деревню уехали.
Света запоздало подумала, разрешат ли мама с папой, чтобы Катя жила у них. Они оба не любят ее! Но Катя уже говорила, успокаивая ее:
– Я недолго, недолго совсем у вас поживу! А потом эти, что приходили, забудут, что хотели забрать меня в детский дом, и я снова домой пойду.
В Светиной комнате она встала у карты так, что не видно стало ее лица. Света наугад ткнула в голубизну возле экватора:
– Поедем с тобой – сюда!
Катя ответила:
– И маму возьмем! Когда мы вырастем, ее ведь отпустят уже из тюрьмы!
Света представила, что на белоснежной палубе над яркой водой вместе с ними стоит Катина мама. Морской ветер старается сорвать с нее оба платка, и она удерживает верхний двумя руками. Может, другие люди на корабле станут смеяться, что она всегда в этих платках. И она всегда сажает тебя тянуть с ней веревку. И на корабле, может, тоже захочет, чтобы ты делала что-нибудь такое же – всегда одинаковое и скучное. Но если Катя так хочет, чтобы ее мама была с ними, то ладно, пускай она едет… Хотя, конечно, с ней все будет немного не так.
Вечером, когда пришли Светины мама и папа, Катя не вышла в прихожую поздороваться с ними. Девочки договорились, что она будет тихо сидеть в Светиной комнате, пока Света не упросит родителей позволить подружке пожить у них.
Свету позвали ужинать. За столом она все не решалась начать разговор про Катю, ей представлялось, что вот, вот сейчас она скажет: «А можно…» – и сразу же делалось ясно, что родители ответят: «Нельзя».
Мама спрашивала:
– Что-то случилось?
И говорила:
– Посмотри на меня, я же вижу, с тобой что-то произошло!
У Светы глаза были полны слез, как будто родители уже нашли под кроватью Катю и уже ведут ее в детский дом. Катя сказала, что для надежности спрячется под кроватью и не вылезет, пока ей не позволено будет остаться в доме. Света раньше не думала о том, что у нее совсем низкая кровать, не то что у Кати с ее мамой. У Светы кушетка, под ней можно только лежать – вытянувшись и голову повернув набок.
– А мы попросим у Светки дневник! – предлагал маме отец. – Может, что-нибудь прояснится.
Мама с папой забывали расписываться в дневнике, и классная как-то звонила маме по телефону. Мама миролюбиво кивала: «Конечно, я поставлю подпись. Да нам и так ребенок все рассказывает, зачем ее проверять? И что там может оказаться такого страшного?»
Света принесла в кухню дневник с двумя сегодняшними пятерками, и мама сказала:
– Умница!
По папе видно было, как ему стало неловко, и он тоже принялся дочку хвалить.
После чая Света сказала, что вообще-то она не наелась. Котлету с картофельным пюре она понесла было к себе в комнату, родители остановили ее, и Света оставила тарелку на столе в кухне.
– Я потом съем.
Она пыталась дописывать упражнение по английскому. Маме понадобилось что-то постирать в ванной. Папа доставал с антресолей коробки, мама весело говорила из ванной:
– Подумать только, зима завтра! К нам пришла зима!
А потом вынимала из коробок ботинки и говорила папе:
– Это твои, а вот Светкины.
И кричала ей в открытую дверь:
– Свет, не забудь! Завтра в зимних идешь! Они вон там, у порога, стоять будут!
Света отвечала «угу» хриплым голосом. Хорошо, что Катины кроссовки они взяли в комнату и они тоже сейчас лежат под кроватью. Вместе с пальто.
Катина одежда – совершенно не зимняя. Кто знал, что сегодня вечером выпадет снег? Но Катя завтра точно никуда не пойдет. И послезавтра никуда не пойдет.
Катя громко шептала ей из-под кровати:
– Скоро твои угомонятся? Мне в туалет надо, я лопну сейчас!
Когда родители наконец сели смотреть телевизор, Катя сходила в туалет, а потом очень быстро съела котлету с картошкой – Света на цыпочках принесла из кухни тарелку. И после Катя забралась к ней в постель и долго ворочалась. Ей нравилось, что можно лежать и на одном боку, и на другом, и согнув ноги, и вытянув, и как в детском саду – руку под щеку, и она не могла определить, как лучше. Она толкала Свету к стене и говорила: «Это моя территория, вот досюда!»
Обеим не спалось. Они слышали за стеной музыку, потом она стихла.
Катя начала:
– Что у нас на Кировском было, в прошлом году! Это все знают. Одна девочка любила красные перчатки. И вот однажды приходит вечером к ее родителям баба Валя и говорит: «Если кто хочет жить, выбросьте красные перчатки!»
Света слушала и обмирала, вцепившись в Катину руку. И думала, что это счастье – вместе лежать в темноте и бояться красных перчаток. А заодно и бабу Валю, гадалку с Кировского поселка, – оттого что она всё про всех знает. У бабы Вали был волшебный аквариум, и еще был шаролунник – тяжелый полупрозрачный камень, в котором по-хитрому преломлялся свет. Баба Валя брала шаролунник с собой, когда ехала гадать на базаре, и его у нее вытащили в толчее. А может, она уронила его по пути, и его подобрал случайный прохожий, не зная, что это, и он ни в чем не был виноват. Но баба Валя объявила в поселке, что принявшему к себе шаролунник не жить, что скоро, совсем скоро погибнет он, и изменить ничего нельзя. Катя наизусть помнила заклятие – не целиком, а только кусочек, она шептала непонятные слова Свете в ухо. И казалось, что колдунья баб Валя сейчас появится в комнате – и тут же следом что-то произойдет, чего и представить себе нельзя.
Родители за стеной спали, и можно было не волноваться, что они узнают про Катю. Или что ее найдет женщина с цепкими требовательными глазами, которая сказала сегодня Свете: «Ты, видно, плаксочка!» Ночь – время красных перчаток и время колдуний, которые всё про тебя знают, счастливое время, когда можно не думать о том, что ждет тебя, и бояться того, что сама выберешь, сколько хочешь.
Наутро Света не услышала будильник, и когда мама пришла поднимать ее, Катя была уже опять под кроватью и, казалось, крепко спала.
Света уже подошла к школьной ограде – и тут вспомнила вчерашнюю женщину. «Завтра мы с тобой будем думать, как нам встретиться с Катей». Света поспешно повернула назад к дому. Бояться было нечего – мама и папа ушли на работу. И когда она отомкнула дверь, то услышала протяжные, тоненькие звуки: «И-и… И-и…» Она никогда не слышала, как плачет Катя, и не думала, что та может плакать. Света обнимала ее, и жилетка, и блузка, и майка у нее были уже мокрые. Было странно, что в человеке может быть столько слез; наверно, у Кати внутри что-то превращалось в них – может быть, кровь. Или кости и мышцы таяли у нее, как у Снегурочки.
– Я к маме хочу! – захлебываясь, говорила Катя.
Света не знала, что отвечать. Она гладила Катю по спине и рукам и целовала в макушку, в тонкие волосы. Хотелось прижать ее крепче к себе, чтобы передать ей от себя жизни, так, чтобы Катя не растаяла. Света беспомощно шептала: «Все хорошо будет, Катенька, все будет хорошо!»