У меня вдруг ослабли ноги, и я почувствовал, как мне больно дышать вымороженным до синевы воздухом тундры.
– Полгода назад Костя был в отпуске. Наверное, они болтали о его работе, и Костя нарисовал карту, – сказал Сергей. – Но я уверен, что точку на этой карте Люба поставила сама.
Сережка был прав… Он был прав потому что еще никто не получал писем с того света с координатами могилы отправителя.
Сергей вытащил из-за пояса кухлянки батарейки для рации. Нам оставалось только вызвать Мишку Егорова и уже через семь часов мы были бы дома.
Я не знаю, слышала ли наш разговор Люба. Если нет, то она все поняла по нашим глазам. Люба молча стала на лыжи и пошла вперед. Она не оглядывалась, и поземка быстро заносила ее следы.
Я уронил батарейки в снег… Когда я поднял их, в них уже не было ни капли тепла.
7.
Я тащил нарты вместе с Тыгыром. Иногда олень косился на меня и испуганно всхрапывал.
– Мы же сдохнем здесь! – Сережка был готов кричать, но у него уже не было сил. – Пойми, просто сдохнем!
Я закрывал глаза, и земля падала мне навстречу. Тундра поднималась на дыбы и казалась мне вязкой, как болото, стеной. До точки на карте оставалось меньше километра, когда я натолкнулся на упавшую Любочку. Она улыбалась…
– Там… Смотри! – она попыталась повернуть голову. – Видишь?!..
Я смотрел на едва заметный над снегом оранжевый край палатки и был готов заплакать от бессилия. Я попытался уложить Любочку на нарты, но не смог. Она встала сама, и я видел, каких усилий ей это стоило. Последние метры мы тащили нарты втроем: двое умирающих от усталости людей и олень.
– Тыгырчик!.. Тыгырчик!.. Ну, еще чуть-чуть! – вместе со стоном выдавливала из себя Любочка. У нее пошла из носа кровь…
Если бы мы не натягивали лямки нарт, мы просто упали на снег. Чтобы облегчить наш груз, Сергей сполз с нарт и мне пришлось возвращаться за ним. Он часто терял сознание и в бреду снова болтал с девушками на берегу теплого моря.
– Там… Смотрите! – шептал он. – Ну, видите?!..
8.
Костя был жив… У него была сломана ключица. Воспаление легких убивало его сильное тело медленно, с большим трудом и у Кости еще оставался шанс.
До того как стать врачом, Любочка работала медсестрой, но делать уколы обмороженными руками мы смогли только вдвоем с ней.
Потом я вызвал по рации Мишку Егорова и пошел готовить площадку для посадки. Я плохо помню, как мне удалось расставить банки с сухим горючим по ее углам, как Любочка плакала, пытаясь найти непослушной иглой вену на моей руке, и как Мишка Егоров отталкивал меня от чуть живого Тыгыра, которого я пытался привязать на длинных лонжах к вертолету.
Самого полета я не помню вообще. Я пришел в себя, когда мне помогали выйти из вертолета и я натолкнулся на уже успевшего встать на колени Тыгыра…
9.
Как шутил Сережка, меня спасло от того, что пришлось пережить в больнице Косте, Любочке и самому Сережке, моя борода.
– Нет, вы смотрите, это же меховой шарфик! – доказывал Сережка смешливым медсестрам. – Или даже коврик. Если спать на снегу, борода может с успехом заменить спальный мешок.
Улыбался даже Костя, хотя ему было трудно не то, что улыбаться, а просто говорить.
Любочка выздоравливала медленнее всех. Про точку на карте я решился спросить ее только после того, как врачи заверили меня, что все самое худшее уже позади.
– Я знала, что рано или поздно ты спросишь, – огромные глаза Любочки чуть заметно улыбнулись. – Ладно… Когда пятнадцать лет назад Костю забирали в армию, мы были еще, в сущности, детьми. Дети не оригинальны в своих выдумках, но они вкладывают в них кусочек своего сердца. Костя уже тогда бредил полярной авиацией, и я сама предложила ему каждый вечер, ровно в одиннадцать смотреть на Полярную звезду. Смешно!.. Это было местом нашей встречи.
Прошло только полгода и я пропустила наше очередное «звездное свидание». Как раз в это время целовалась с другим парнем. Не думаю, что меня мучила совесть, когда я вспомнила о Косте… Перед тем, как лечь спать, я долго стояла перед зеркалом и думала о том, какая я красивая.
А ночью мне приснился страшный сон: Полярная звезда упала с неба на мои ладони и превратилась в «похоронку» на Костю. Я закричала от ужаса и проснулась… Афганистан был несоизмеримо ближе любой звезды, но там стреляли.
Писем от Кости не было три месяца, а потом он написал мне что «немножко ранен» и лежит в госпитале в Москве. Я полетела к нему сломя голову, еще даже не понимая, что делаю свой главный выбор в жизни. Когда я, наконец, поняла это, я рассказала Косте не только свой страшный сон, но и его причину. Наверное, я представляла в эту минуту довольно жалкое зрелище. Костя просто рассмеялся… Он погладил меня ладонью по щеке и сказал, если я еще хоть раз поцелуюсь с кем-нибудь, он обязательно оборвет мне уши.
Сережа был не прав думая, что я поставила точку на карте сама. Тогда… В тот последний вечер, мы действительно болтали с Костей о его работе. Он нарисовал мне карту. Когда он хотел положить ручку в карман рубашки, ручка вдруг упала и оставила на карте точку крохотную, похожую на падающую звезду.
Костя долго рассматривал эту случайную «звездочку», потом улыбнулся и вдруг припомнил мне мой давнишний «грех» – наше не состоявшееся звездное свидание. Конечно же, это был не упрек, а только веселая и добрая насмешка, но я почему-то вдруг страшно разозлилась. Я накричала на Костю, скомкала листок и бросила его в угол… Костя поднял листок, и я увидела его глаза. Они были… – Любочка замолчала. – Я не знаю почему, но мне вдруг стало страшно. Костя сказал: «Знаешь, а ведь все-таки ты не пришла тогда… К нашей звездочке».
Листок так и осталась лежать на столе, пока не пришли вы с Сережкой. Уже ночью я вспомнила о карте и долго смотрела на падающую «звездочку»… И я понимала только одно, об этой «звездочке» знаем только мы двое – я и Костя. Поэтому я не сказала вам о «карте». Вы просто не поверили бы мне…
– Да я и сейчас не верю! – невольно вырвалось у меня. – Что дальше?..
– Пожалуй, это все, – молодая женщина пожала плечами. – Правда, я не знала, что нам придется идти пешком. Обо всем остальном ты сможешь догадаться сам, это не трудно…
Любочка устало улыбнулась и замолчала. Я потер лоб, собираясь с мыслями.
Костя летел один и разбился почти на середине трассы. О том, чтобы добраться пешком до Дудинки или стоянки геологов-буровиков на Гыданской губе ему не стоило было и думать. Но ждать он тоже не мог – пурга погребла место аварии и пожара под толстым слоем снега и увидеть его сверху было практически невозможно. Костя дважды замечал наши «Ми-8», но мы взяли место аварии в «вилку» обойдя его справа и слева.
О чем тогда подумал Костя?.. О «звездочке» на карте и о том, что ему придется пережить собственную смерть. В эту смерть должны были поверить мы, его друзья, но не женщина с огромными глазами в далеком городе.
Костя взял с собой все, что могло спасти его от холода и голодной смерти. Он хорошо помнил примерные координаты «звездочки» и прошел двадцать три километра до «Вороньего клюва»… Это был его крохотный шанс спасти жизнь, пережив собственную смерть.
– Но ведь это же все случайность! – я смотрел на Любочку и, все-таки понимая всю ее довольно простую логику, еще не мог поверить в нее. – Костя мог разбиться далеко от «Вороньего Клюва», ты могла выбросить листок с картой, забыть о нем… Да мало ли еще что могло произойти?!
– Ты знаешь, – Любочка виновато улыбнулась. – Однажды я поняла, что в мире нет ничего случайного… Ничего! Понимаешь?
10.
Я рассказал эту историю Сережке и Мишке Егорову. Они выслушали ее молча и предложили выпить за второе рождение Кости.
Поздней весной, Сережка попытался вытащить из тундры неподготовленную группу геологов и пропал в районе большого Гыданского плоскогорья. Я и Мишка Егоров искали его неделю и четыре раза сажали вертолеты у «Вороньего клюва». Там, у «звездочки»… Но Сережки не было. Он выбрался сам к енисейскому заливу худой, оборванный, голодный и украшенный давно обещанной бородой.
Забирая его от рыбаков, злой как черт Мишка не выдержал и дал ему подзатыльник. Сережка чуть не подавился рыбой и удивленно посмотрел на командира. Мишка сказал ему, что мы ждали его у «Вороньего клюва» возле той самой «звездочки». Сережка виновато улыбнулся: такая простая мысль не приходила ему в голову.
Любочка оказалась права: ничего случайного в этом мире просто не существует…
Белая мышь
1.
Наташа ходила по комнате и терла щеку… Мысли молодой женщины были ужасно гордыми и мучительными. Мысли властно обнимали и грели, как гриппозный жар и, собственно говоря, если бы саму Наташу вдруг попросили сказать, о чем она думает, она вряд ли смогла ответить. Но молодая женщина наверняка припомнила как-то раз промелькнувший в телевизоре заносчивый заголовок: «Ее все предали, а она всем отомстила!..»
В высокомерном деспотизме странных мыслей – таком же неистребимом как потливость в простудной горячке, – определенно было что-то нехорошее и болезненное. Но Наташа ничего не могла с собой поделать: молодой женщине было приятно страдать и ей хотелось именно страдать, а не, допустим, мыть на кухне посуду. Наташка терла и терла щеку, щека стала совсем горячей, а от ногтей вдруг запахло свежим лаком.
Все началось вчера с утверждения подружки Ольки: «Если у мужа есть заначка, значит, он уже тебя не любит!» Наташка не стала возражать подруге и позже, весь вечер, сердилась на Мишку. Она молча смотрела, как ее муж ест ужин, затем как он смотрит телевизор, кормит рыбок в аквариуме, а в завершении всех дел возится со старым компьютером.
«Типичный одомашненный деспот!» – вынесла свое пренебрежительное заключение Наташка.
– Ты что дуешься, как мышка-норушка на крупу? – поинтересовался муж.
– Ничего! – отрезала Наташка. – И, кстати говоря, я не мышка!