го, чтобы это случилось, надо многому научиться. А за знаниями для поповича путь один – в семинарию, в Пермь.
Губернский город Пермь
Пермь в 70-е годы прошлого века, если смотреть на нее с набережной Камы, производила впечатление вполне презентабельного города. Большие каменные дома тянутся длинной линией вдоль берега, над ними возвышаются церкви и монастырь. По левую сторону от города находится высокая и крутая гора, поросшая мелким кустарником. Ближе к ней, в ущелье, видна промышленная Мотовилиха с облаками дыма над заводскими зданиями. Но в самом городе картина другая: пыльные, грязные улицы с дырявыми тротуарами и крапивой по колено, каменных зданий очень мало, небольшие деревянные дома стоят на значительном расстоянии друг от друга. Улицы расположены параллельно берегу Камы и соединяются друг с другом небольшими переулками. Такой увидел столицу губернии Саша Попов в 1873 г.
В Перми у Поповых родственников не было. Сашу устроили на жительство с полным содержанием у хорошего знакомого семьи Петра Михайловича Лаврова, проживавшего на Черном рынке. Это место города до недавнего времени вполне соответствовало своему названию. Но в 1871 г., как отметил летописец Перми В. С. Верхоланцев, площадь Черного рынка была, наконец, приведена в порядок.
Пермская духовная семинария размещалась в большом каменном не так давно построенном здании на углу Монастырской и Кунгурской улиц. У этого учебного заведения, несмотря на его принадлежность к духовному ведомству, к 70-м годам прошлого века уже сложились определенные демократические традиции. В феврале 1859 г., благодаря усилиям инициативной группы во главе с преподавателем семинарии А. И. Иконниковым, в городе была открыта библиотека. В ней за сравнительно небольшую плату (5 руб. в год) можно было читать основные (30 названий) газеты и журналы, издававшиеся в то время в России. Примечательно, что все наставники семинарии (кроме двух начальников) были подписчиками библиотеки, общее же число читателей доходило до 100 человек. А. И. Иконников, будучи управляющим библиотекой, не только не отказывал в выдаче литературы семинаристам, но, наоборот, обращал их внимание на наиболее интересные публикации. При библиотеке действовала воскресная школа, для пополнения средств которой устраивались благотворительные литературные вечера. На них организаторы пробовали пригласить семинаристов, но ректор не дал на это своего согласия. Более того, узнав о самовольном посещении вечера одним из учащихся, велел зимой посадить подростка на ночь в темную и холодную баню.
Отражением общего общественного подъема, характерного для эпохи первой революционной ситуации в России, явилось не только открытие библиотеки. В стенах семинарии (страшно подумать!) была организована тайная типография. Правда, и фискалы не дремали. В 1860 г. о ней стало известно властям. Следствием по этому делу занимался приезжавший из Петербурга генерал-майор Н. В. Мезенцев, ставший впоследствии шефом жандармов. В результате преподаватели Воскресенский, Моригеровский и многие семинаристы были высланы из Перми.
Не оставило церковное начальство без внимания и общественную деятельность А. И. Иконникова. Сначала его попытались купить. Предложили дополнительную должность с особым жалованьем – при условии отказа от управления библиотекой. Когда это не подействовало, в ход были пущены административные меры. В марте 1861 г. А. И. Иконников вынужден был покинуть Пермь, а в 1862 г. библиотека прекратила свое существование.
В сентябре 1866 г. при самой семинарии открыли воскресную школу. Но она вскоре была закрыта (извечная борьба старого с новым, прогрессивного с консервативным).
Посеянное Иконниковым, Воскресенским и Моригеровским дало всходы в конце 60-х – начале 70-х годов, когда в семинарии возникла нелегальная библиотека. Она просуществовала до апреля 1881 г., пока совершенно случайно не была обнаружена церковным начальством… в бурсе. Возникновение библиотеки современники связывают с именем талантливого математика Н. П. Бакланова. Он в 1869–1875 гг. преподавал в Пермской семинарии. Николай Павлович читал не только обязательные лекции в своем классе, но и дополнительные по воскресным и праздничным дням для всех желающих. Одним из слушателей Н. П. Бакланова был Саша Попов.
В Перми будущий ученый определил для себя, что же его больше всего интересует, чему он должен посвятить свою дальнейшую жизнь. Увлечением на всю жизнь стала физика. Такому выбору способствовало то обстоятельство, что физика была единственной (кроме математики) научной дисциплиной, преподававшейся в Пермской семинарии. Ученикам не только читали лекции, но и показывали опыты в специальном физическом кабинете. Как рассказывает современник, решающую роль в выборе жизненного пути будущим изобретателем радио сыграла книга. Это была «Популярная физика» А. Гано, переведенная с французского и изданная Ф. Ф. Павленковым. В 1876 г. в Перми был открыт книжный магазин. Тогда-то, по всей вероятности, кто-то из старших и подарил любознательному подростку толстый, с большим количеством иллюстраций том. Первой книгой, напечатанной мятежным издателем, как называли Ф. Ф. Павленкова, был «Полный курс физики» А. Гано, увидевший свет в 1865 г. За речь на похоронах Д. И. Писарева Флорентий Федорович в 1868 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, а в 1869 г. выслан в Вятскую губернию. Но и в ссылке мятежный издатель не прекратил своей деятельности. Среди других выпущенных им книг почетное место занимают два издания (1871 и 1875 гг.) «Популярной физики» А. Гано. У Флорентия Федоровича были хорошие связи с Пермью. Сохранились книги со сделанной им надписью: «Павленков Пермской губернии». Они, вероятнее всего, предназначались для Пермской городской общественной библиотеки, открытой 30 августа 1863 г.
В Перми находилась пересыльная тюрьма. С началом навигации почти каждый день приставала к городской пристани баржа с заключенными. Через весь город по пыльным улицам, гремя кандалами, шли каторжники в местный острог, славившийся своими строгими порядками (от Москвы до Тобольска нигде не было такого тщательного обыска, как здесь). Из Перми арестанты отправлялись дальше ежедневно партиями по 20–25 человек. На всех налагали ручные оковы, даже на тех, кто был в кандалах, и усаживали в телеги, по шесть заключенных на каждую, седьмым садился конвоир и восьмым – ямщик. Телеги были тряские, маленькие, на них ничего не стелилось, свешивать ноги строжайше запрещалось. Когда все было готово, начальник партии командовал: «Трогай!» Все тройки разом, при гике ямщиков, пускались вскачь, поднимая густое облако пыли.
Мировоззрение человека формируется не только на основе знаний, полученных в школе или почерпнутых из книг, но и из ежедневно увиденного, из общения с окружающими. Беседы со старшим братом, рассказы об А. И. Иконникове, передававшиеся от одного поколения семинаристов другому, общение с Н. П. Баклановым, увиденные на улицах Перми партии заключенных – все это откладывалось в сознании молодого человека. Не следует преувеличивать, но нельзя и отрицать, что впечатления юности в какой-то мере определили гражданскую позицию А. С. Попова во время революции 1905 г.
Доехать от Перми до Турьинских рудников стоило немалых денег. Поповым, платившим П. М. Лаврову за комнату и стол, пришлось пойти на значительные материальные издержки. Поэтому Саша проводил каникулы не дома, а у своей крестной матери – на Юговском заводе. Здесь будущий изобретатель радио увидел первый в мире локомобиль, о котором ему еще в Турьинских рудниках рассказывал Н. И. Куксинский, другие интересные машины. Здесь он еще и еще раз перечитывал «Популярную физику» А. Гано, мечтал о далеком Петербурге. Вот и позади четыре класса семинарии. Дальше будут преподаваться только богословские предметы. Они для тех, кто выбрал стезю священнослужителя. У Саши Попова другой путь. Он решил ехать в Петербург, в университет, какие бы трудности ни ждали его впереди.
Глава II. Университетские годы
Петербург. Конец 70-х – начало 80-х годов
Александр Попов в столице Российской империи. Дома-ящики и дворы-колодцы произвели на приехавшего из провинции юношу давящее впечатление. Университет (далеко не самое величественное и красивое здание Петербурга), со своим длинным, узким коридором и клетушками аудиторий, вначале разочаровал. Таким ли из далекого уральского поселка представлялся этот храм науки?! Но, как известно, по одежке лишь встречают, провожают по уму. А его не занимать профессорам Д. И. Менделееву, Ф. Ф. Петрушевскому, П. Л. Чебышеву и другим.
А. Попов поселился у старшего брата и сразу же окунулся в круговорот общественной жизни. Рафаил Степанович, профессиональный журналист, сотрудник одной из самых читаемых газет столицы, суворинского «Нового времени», сам мечтает издавать газету.
Конец 70-х годов. Даже гимназисты читают на уроках газеты и жарко обсуждают на переменах последние политические события. Что же говорить о студентах. Они с волнением ждут новых телеграмм с театра военных действий. (Уже в который раз русские войска безрезультатно пытаются взять штурмом крепость Плевну. Хорошо вооруженная турецкая армия Сулейман-паши, значительно превосходящая по численности русско-болгарский отряд генерала Н. Г. Столетова, несколько дней подряд штурмует Шипкинский перевал).
23 января 1877 г. вышел в свет первый номер «Отечественных записок» с «Последними песнями» Н. А. Некрасова.
Скоро стану добычею тленья.
Тяжело умирать, хорошо умереть;
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть.
Есть кому – решила молодежь России. В начале февраля 1877 г. тяжело больного поэта посетила делегация, представлявшая Петербургский и Харьковский университеты, Медико-хирургическую академию, столичный технологический и Харьковский ветеринарный институты. Адрес, под которым стояло 395 подписей (из них 72 – студенты столичного университета), было поручено прочесть учащемуся физико-математического факультета Петербургского университета Александру Штанге. Но он так разволновался, что слова признания поэту, выразившему чаяния молодежи, пришлось зачитать Владимиру Бехтереву, ставшему впоследствии известным врачом. «Прочли мы твои “Последние песни”, дорогой наш, любимый Николай Алексеевич, – говорилось в адресе, авторами которого были студенты Петербургского университета Д. П. Сильчевский и А. Г. Штанге, – защемило у нас сердце: тяжело было читать про твои страдания, невмоготу услышать твое сомнение: “Да и некому будет жалеть”… Темен народ наш и не скоро еще узнает тебя. Но зачем же забыл ты нас, учащуюся молодежь? Много, правда, темных сторон найдешь ты в нас, но несем мы в сердцах могучую, святую любовь к народу, ту любовь, что уж многим стоила свободы и жизни… Из уст в уста передавая дорогие нам имена, не забудем мы и твоего имени и вручим его исцеленному и прозревшему народу, чтобы знал он и того, чьих много добрых семян упало на почву народного счастья. Знай же, что ты не одинок, что взлелеет и взрастит семена эти всей душой тебя любящая молодежь русская».