Secord. Knowledge in Transit, 2004. 671.) В Golinski. New Preface (2005). xi описана ситуация, сложившаяся непосредственно после «научных войн»: «Конструктивизм, возможно, потерял часть своей первоначальной привлекательности… однако он все еще во многом питает исторические исследования неявными предположениями».
Возможно, Голински также типичен своей непоследовательной позицией, что релятивизм сильной программы может и должен использоваться «как инструмент, а не как выражение суммирующего скептицизма», а также в предположении, что конструктивизм следует рассматривать как «дополнительный к ряду других подходов». Действительно, эти утонченные сторонники сильной программы настаивают, что они не релятивисты, когда речь идет о повседневной жизни, однако они не предполагают, что можно стать временным релятивистом при изучении науки с позиции историка или социолога; их релятивизм нельзя брать, а затем откладывать, наподобие инструмента, потому что это методологический постулат, исключающий нерелятивистские вопросы, – в этом отношении они абсолютные релятивисты.
Голински также ошибался, полагая, что только с началом «научных войн» конструктивистское течение потеряло ориентир. На самом деле ко времени мистификации Сокала (1996) оно уже испытывало серьезные трудности. Извне на него обрушилась беспощадная критика: Laudan. Demystifying Underdetermination (1990). Усиливавшееся ощущение кризиса отражено в заявлении Латура: «После нескольких лет быстрого развития в социальных исследованиях науки наступил застой» (Latour. One More turn After the Social Turn, 1992. 272). Застой действительно был – и остается (несмотря на работу Pickering. The Mangle of Practice (1995).
Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как Виктория Боннелл и Линн Хант опубликовали сборник эссе, названный «По ту сторону культурного поворота» (Beyond the Cultural Turn), в котором пытались найти – но не нашли – выход из того, что они назвали «нынешним затруднительным положением» (Bonnell & Hunt. Introduction, 1999. 6). К сожалению, все еще найдется немало тех, кто вместе с Ником Уилдингом считает, что «социальный конструктивизм не зашел достаточно далеко». Уилдинг подозревает, что в XVII в. «научная практика была настолько локализована и неперемещаема, что идея нормы принадлежит эпистемологическому ландшафту Просвещения, а не раннего современного периода» (Wilding. Galileo’s Idol, 2014. 136, 137). Такой подход неизбежно делает научную революцию абсолютно невидимой. Он предполагает, что утверждение Галилея о невозможности, вопреки природе, превратить ложь в истину, было неправильно понято, что Гоббс ошибался, восхищаясь Галилеем как основателем нового знания, и что мечта Дидро знаменует начало, а не конец истории о рождении науки. Разумеется, это неверно: перемещаемость новой науки Галилея демонстрируется списком городов, в которых были опубликованы его работы через пятьдесят лет после его осуждения инквизицией в 1633 г.: Страсбург (1634, 1635, 1636), Лейден (1638), Париж (1639, 1681), Падуя (1640, 1649), Лион (1641), Равенна (1649), Лондон (1653, 1661, 1663, 1665, 1667, 1682, 1683), Болонья (1655–1656, 1664), Амстердам (1682). И это не считая популяризаторских работ Мерсенна, Дениза, Уилкинса и других. Если это локализм, то как выглядит его противоположность?
Датировка и цитаты
Я привожу дату публикаций так, как указано на титульной странице: «Опыт о человеческом разумении» Локка был издан в 1689 г., но на титульной странице указан 1690 г.; «Логика исследования» Поппера вышла осенью 1934 г., но на титульном листе указан 1935 г.; «Очерки» Койре датированы 1939 г., но вышли в 1940 г. Исключением является «Триада парадоксов» Уолтера Чарлтона – два разных издания датированы 1650 г., но одно из них появилось в 1649 г., и поэтому я указываю датой публикации 1649 г., чтобы указать, какое именно издание я использовал.
Год у меня начинается 1 января. Первая публикация Ньютона датирована 6 февраля 1671/72: я указываю 1672 г.
Интернет
За последнее десятилетие интернет изменил научную деятельность. Все тексты раннего современного периода, процитированные в книге, были найдены в интернете, часть с помощью сервисов по подписке (Early English Books Online (EEBO), Eighteenth Century Collections Online (ECCO), но многие на сайтах с открытым доступом (Google Books, Gallica).
Интернет был основой моего исследования истории слов. Главные источники информации: 1. Для английского языка – Oxford English Dictionary, дополненный средствами поиска в EEBO и ECCO. В EEBO поиск ведется по названиям и, вероятно, по 25 % текстов (на самом деле больше, поскольку многие тексты дублированы несколькими изданиями, а в ECCO поиск ведется (очень неравномерно) по всем текстам базы данных (она почти полная). Можно также вести поиск в словаре английского языка раннего современного периода. 2. Для французского языка – общедоступное собрание словарей на http://artfl-project.uchicago.edu/contentdictionnaires-dautrefois. 3. Для итальянского языка – Vocabolario degli accademici della Crusca (1612) на http://vocabolario.signum.sns.it/. 4. Для всех языков, и особенно латинского, – Google Books и другие библиотеки электронных книг (такие как archive.org и gallica.bnf.fr). Я указывал даты этих исследований, но основная часть книги написана в 2012–2014 гг.: результаты поиска могут измениться, поскольку в сети становятся доступными новые материалы, а в OED вносятся исправления.
Но это далеко не все, чем я обязан интернету: почти каждый день почтальон приносил мне книги, купленные в самых дальних уголках мира. Ученые XVII в. иногда чувствовали, что тонут в океане книг. По мере того как росли стопки книг на моем столе и рядом с ним, у меня тоже возникало такое ощущение, но чаще мне казалось, что я нахожусь в открытом море, не зная, к каким приплыву берегам, но радуясь своему путешествию в поисках открытий.
Благодарности
Эта книга появилась благодаря возникшему у меня чувству, что бо́льшая часть историков науки – за несколькими достойными уважения исключениями – недооценивают свое занятие[353]. Я не жду, что они согласятся с такой оценкой своей профессии; она должна показаться им в лучшем случае основанной на непонимании. Тем не менее больше всего я обязан тем, с кем не согласен. Как сказал Александр Койре: «Человеческое мышление полемично; оно процветает на отрицании. Новые истины – враги старых, которые они должны превратить в ложные»{1242}. Без разногласий, иногда острых, мир не развивался бы.
Но я не стремился к полемике или новизне ради них самих; к различию во мнениях я шел медленно и нехотя, лишь потому, что главные характеристики науки и научной революции были (как мне кажется) не замечены или проигнорированы в теориях, которые теперь считаются серьезной наукой. Паскаль, объявляя о том, что природа безразлична к существованию пустоты, сказал: «Все же не без сожаления я отказываюсь от этих взглядов, столь широко распространенных. Я это делаю, лишь уступая силе истины, которая меня к этому принуждает. Я сопротивлялся этим новым взглядам до тех пор, пока имел какой-либо предлог, чтобы следовать за древними»{1243}.
Вне всякого сомнения, своим интеллектуальным развитием я во много обязан Люсьену Февру. Его книга «Проблема неверия в XVI веке» (1942) все еще остается самым значительным исследованием перехода от средневекового мышления к современному; первое десятилетие своей научной карьеры я посвятил критике этой книги, и это яркий пример того, как мы сражаемся с предшественниками: теперь, годы спустя, я защищаю ее{1244}. Другая работа того же периода, ставшая для меня образцом мышления, – «Открытие разума» Бруно Снелля (1946).
Но я черпал вдохновение не только в старых книгах. Ян Хакинг и Лоррейн Дастон научили меня применению исторической эпистемологии, а Джим Беннет показал, что научная революция – это не множество революций, а одна, просто потому что идеи для всех этих революций пришли из математики. Особенно мне помогли такие работы, как Larry Laudan. Demystifying Underdetermination (1990), Andrew Pickering. The Mangle of Practice (1995) и John Zammito. A Nice Derangement of Epistemes (2004).
Глава 7 впервые появилась в 2011 г. как Эмденская лекция, прочитанная в Сент-Эдмунд-Холле в Оксфорде, а затем как междисциплинарная лекция в Йоркском философском обществе. Основные положения книги были изложены в 2014 г. в Эймеровской лекции в Йоркском университете и в лекции в Технологическом институте Иллинойса. Некоторые аргументы, особенно из глав 3 и 7, были впервые опробованы в обзорных статьях для Times Literary Supplement: я благодарен редакторам журнала за предоставленную возможность. Я также очень многим обязан своей кафедре и студентам в Йоркском университете – кафедре за то, что позволила мне в последние десять лет сосредоточиться на истории науки, а студентам – за ум и изобретательность.
Друзья и коллеги – Джим Беннет, Сабина Кларк, Майкл Кубови, Рейчел Лодан, Паоло Пальмьери, Клаус Фогель, Том Уэлч – читали фрагменты этой книги и делали полезные замечания. Алан Чалмерс, Стивен Коллинз, Кристофер Грейни, Джон Кекес, Алан Сокал и Софи Уикс прочли черновик и высказали критические замечания по важным вопросам. Джон Шустер, проявив необыкновенное великодушие, прочел несколько черновых вариантов и высказал как одобрение, так и критику. Неоценимую помощь мне оказала Джулия Рейс, особенно с немецкими текстами. Многие люди помогали мне советами и уберегали от ошибок: Фабио Асерби, Адриан Эйлмер, Майк Бини, Марко Бертамини, Пит Биллер, Энн Блэр, Стюарт Кэррол, Х. Флорис Коэн, Стивен Клукас, Саймон Дитчфилд, Тони Дайк, Джон Эллиот, Мордехай Финголд, Фелипе Фернандес-Арместо, Пьер Фьяла, Артур Файн, Мэри Гаррисон, Альфред Хайат, Марк Дженнер, Стивен Джонстон, Гарри Китсикопулос, Ларри Лоден, Стивен Ливерси, Майкл Леви, Ноэл Малькольм, Саира Малик, Адам Мосли, Джейми Серджантсон, Алан Шапиро, Барбара Шапиро, Уильям Ши, Марк Смит, Шейла Снеддон, Рик Уотсон, Ник Уилдинг, Альберт ван Хелден, Дэвид Уомерсли. Моя особая благодарность Оуэну Джинджеричу и Майклу Хантеру, которые рецензировали книгу для издателей: автор не мог бы желать лучших рецензентов, и я снова и снова обращался к ним со своими сомнениями.