[108]. Один из первых, кто понял, как работают эти правила, был анатом Габриэле Фаллопио. Он рассказывал, что когда приступил к преподаванию в Пизанском университете (1548), то сказал своим студентам, что обнаружил третью кость в ухе (кроме молоточка и наковальни), которую не заметил великий анатом Андреас Везалий – что не удивительно, поскольку это самая маленькая кость в теле человека. Один из студентов возразил, что Джованни Филиппо Инграссиас, преподававший в Неаполе, уже открыл эту кость и назвал ее «стремечко». (Инграссиас сделал свое открытие в 1546 г., но его работа была опубликована только после смерти, в 1603 г.) Когда Фаллопио в 1561 г. опубликовал свою книгу, он признал приоритет Инграссиаса и позаимствовал название, предложенное для новой кости. Его достойное восхищения поведение не осталось незамеченным: оно вошло в учебник Каспара Бартолина в 1611 г.{192} Фаллопио знал правила и был твердо намерен соблюдать их, поскольку хотел, чтобы его собственные открытия были должным образом признаны. Инграссиасу принадлежит первенство в отношении стремечка; Фаллопио открыл клитор{193}. Может показаться, что открыть существование клитора было не так уж сложно, но следует иметь в виду, что, согласно общепризнанным взглядам, унаследованным от Галена, мужчины и женщины обладают одинаковыми половыми органами, только по-разному расположенными – яичники (так мы их называем теперь), например, – это просто женские яички. Таким образом, открытие клитора стало еще одной важной победой практики над теорией, поскольку у этого органа нет мужского аналога и он характерен только для анатомии женщины{194}.
Таким образом, анатомы стали пионерами в тщательной регистрации заявлений об открытиях: учебник Бартолина 1611 г. начинается с рассказа об открытии клитора, и в нем приводятся конкурирующие претензии Фаллопио (ему отдается пальма первенства) и Реальдо Коломбо, коллеги и соперника Фаллопио из Университета Падуи (хотя он предполагал, что клитор был известен в древности){195}. Как бывший студент-медик и профессор университета в Падуе, где были сделаны многие анатомические открытия, Галилей, вне всякого сомнения, был знаком с этой новой культурой притязаний на приоритет: лучший студент Фаллопио, Иероним Фабриций, открывший клапаны в венах, был его врачом и личным другом.
Когда в ночь на 7 января 1610 г. Галилей направил свой телескоп на Юпитер, он заметил в окрестностях планеты объекты, которые принял за неподвижные звезды. Следующей ночью положение этих звезд относительно Юпитера неожиданно изменилось. Поначалу Галилей решил, что планета отклоняется от своей орбиты, а звезды остаются неподвижными. А в ночь на 15 января вдруг понял, что видит луны, вращающиеся вокруг Юпитера. Он знал, что совершил открытие, – и знал, что нужно делать. В своих записках Галилей перешел с итальянского на латынь – он собрался их опубликовать{196}. Луны Юпитера были открыты одним человеком в определенный момент времени, и с самого начала – а не по прошествии времени – Галилей точно знал не только о своем авторстве, но и о том, что он совершил открытие.
Поскольку Галилей поспешил опубликовать свои наблюдения, его претензия на приоритет не оспаривалась. Впоследствии он заявлял, что в 1610 г. впервые наблюдал пятна на Солнце, но не спешил с публикацией, и в 1612 г. он и его соперник, иезуит Кристоф Шейнер, одновременно заявили о своем приоритете{197}. Они по-разному объясняли увиденное, но, по крайней мере, согласились, что опубликованные обоими рисунки отражают одно и то же явление. Но не всегда все было так просто. Классический пример – открытие кислорода. В 1772 г. Карл Вильгельм Шееле открыл вещество, которое назвал «огненным воздухом», а в 1774 г. независимо от него Джозеф Пристли открыл газ, названный им «бесфлогистонным воздухом» (флогистоном называли предполагаемое вещество, высвобождающееся при горении, – противоположность кислороду). В 1777 г. Антуан Лавуазье опубликовал новую теорию горения, прояснявшую роль нового газа, которые он назвал «кислородом», что означает (в переводе с греческого)«порождающий кислоту», поскольку ошибочно считал его важным компонентом всех кислот. (Природа кислот была объяснена только в 1812 г. в работе сэра Гемфри Дэви.) Даже Лавуазье не понимал истинную сущность кислорода: зачастую открытие – это долгий процесс, осознаваемый только постфактум{198}. В случае с кислородом можно сказать, что этот процесс начался в 1772 г. и закончился только в 1812 г.
Ян Гевелий с одним из своих телескопов. Из «Селенографии» (Selenographia, 1647, подробная карта Луны). Гевелий, который жил в польском Данциге, построил огромный телескоп длиной 150 футов. Он также опубликовал подробный звездный атлас. (Не сохранилось рисунков и гравюр телескопов Галилея, а два сохранившихся прибора менее мощные, чем тот, который он использовал в 1610–1611 гг., поэтому мы не знаем, как выглядели его телескопы для астрономических наблюдений.)
Существует мнение, что дело не в том, что некоторые открытия трудно выявить, – все претензии на открытие являются беспочвенными. Утверждается, что заявления об открытии всегда делаются после события и что в реальности (если реальность вообще существует) первооткрывателей всегда несколько и невозможно определить, когда именно открытие было сделано{199}. Когда Колумб открыл земли, которые мы теперь называем Америкой? Никогда, поскольку так и не понял, что приплыл не в Индию{200}. Кто открыл Америку? Вероятно, Вальдземюллер за своим письменным столом, поскольку он был первым, кто осознал, что сделали Колумб и Веспуччи.
Простой пример открытия лун Юпитера показывает, что эти заявления, кажущиеся правдоподобными, на самом деле ошибочны. Одна из ошибок состоит в утверждении, что претензии на открытие обязательно ретроспективны, поскольку «открытие» – это «термин успеха», подобно мату в шахматах{201}. Нечто подобное происходит при сдаче экзамена на водительские права – вы можете быть уверены в успехе, только пройдя все испытание. Но любой опытный шахматист способен планировать мат за несколько ходов; он знает, как выиграть партию, не после того, как передвинул фигуру, а когда понял, какой ход нужно сделать. Открытие Галилеем спутников Юпитера не похоже на мат в шахматах или на выигрыш забега: он не планировал открытие и не предвидел его. Не похоже это и на эйс в теннисе: вы понимаете, что подали его, только после того, как соперник не справился с подачей. Скорее напрашивается аналогия с пением: Галилей понял, что делает, во время самого процесса. Некоторые достижения по определению носят ретроспективный характер (Нобелевская премия или открытие Америки), некоторые происходят одновременно с действием (сочинение музыки), а другие могут быть предсказаны (мат в шахматах). Научные открытия бывают трех видов. Как мы видели, открытие кислорода было ретроспективным. Классический пример одновременного открытия – возглас Архимеда: «Эврика». Он понял, что знает ответ на вопрос, как только увидел подъем уровня воды в ванне, – вот почему он был голым и мокрым, когда бежал по улице, объявляя о своем открытии. То же самое произошло при открытии лун Юпитера: Галилей испытал «эвристический момент»[109].
Но самые интересные случаи – это предсказанные открытия, поскольку они прямо опровергают утверждение об обязательности ретроспективных конструкций. Так, в 1705 г. Галлей заметил, что на небе каждые семьдесят пять лет появляется очень яркая комета, и предсказал, что она – теперь мы называем ее кометой Галлея – вернется в 1758 г. Комета появилась в предсказанное время, в Рождество 1758 г.; в 1717 г. Галлей уточнил свой прогноз, сказав, что это будет «конец 1758 г. или начало следующего»{202}. Когда же Галлей совершил свое открытие? Конечно, в 1705 г., когда определил закономерность регулярного появления кометы, хотя заслуживает упоминания и уточненное предсказание 1717 г. Совершенно очевидно, что он не делал открытия в 1758 г., поскольку к этому времени его уже давно не было в живых. Открытие подтвердилось в 1758 г. (и в 1759 г. комету назвали его именем), но сделано оно было в 1705 г.; мы не находим ничего нового в утверждениях Галлея, когда говорим, что он предсказал возвращение кометы. Точно так же Вильгельм Фридрих Бессель предсказал существование Нептуна, основываясь на отклонениях орбиты Урана. Поиск новой планеты начался задолго до 1846 г., когда ее наконец удалось увидеть{203}.
Витгенштейн считал, что существуют термины, которые мы постоянно используем, но не можем адекватно объяснить. Возьмем, например, термин «игра». Что общего у футбола, дартса, шахмат, игры в кости и игры в слова? В некоторых играх ведется счет, а в шахматах нет (за исключением счета в матче). В некоторых играх участвуют две стороны, но не во всех; пасьянс и чеканка мяча в футболе – это занятия для одного. Игры обладают, как выразился Витгенштейн, «фамильным сходством», но это не означает возможность адекватного определения термина – или разницы между игрой и спортом{204}.
Аналогичным образом, поскольку понятие открытия формировалось в течение продолжительного времени, оно включило многие существенно разные виды этого события. Некоторые открытия являются наблюдениями – например, пятна на Солнце. Другие, такие как всемирное тяготение и естественный отбор, называются теориями. Некоторые представляют собой технические новшества, вроде паровой машины. Понятие открытия не более логически последовательно и обоснованно, чем понятие игры; потому философы и историки неизбежно сталкиваются с разного рода трудностями, но это не значит, что мы должны перестать им пользоваться. Этим отличаются все основные понятия современной науки. Но в случае открытия мы имеем прямой случай, который привел к смене парадигмы и стал основой всего языка. Это открытие Америки Колумбом. Кто открыл Америку? Колумб и впередсмотрящий на «Пинте». Что они открыли? Землю. Когда они это сделали? В ночь с 11 на 12 октября 1492 г.