- Ой, а я тоже так хочу, - сказал Серый, - вот она мне скажет: "Прыгни из окна", а я прыгну. А она прибежит вниз, а я уже разбился, но я ещё живой. И она будет плакать, плакать... Потом всю жизнь плакать.
- Он точно будет черным? - спросил Белый.
- Да, - ответил я.
- Негром?
- Нет. Обыкновенным. Таким как все.
Я смотрел в окно, вверх. Там проплывало небо, переменившее свой цвет на зимний. Лучей стало меньше - к утру люди устают воевать. Снег прекратился, но дорожка стала белой. Наверное, похолодало. Наверное, завтра будет настоящая зима. От этого тепло на сердце.
27
Кощеев как раз устраивался на новом рабочем месте, когда его позвали к начальству. Рабочее место представляло маленькую комнату воспитателя, наспех переоборудованную из комнаты специальной магнитотерапии. Магнитотерапевта уволили, как ненужного и пьющего на рабочем месте. Кощеев не имел с собой вещей.
Сам он вырос в детдоме (отца и мать случайно срезали зеленым лучом), его детдом был бедным, но добрым. Кощеев привык обходиться одной добротой, без вещей.
Получалось.
Он расставил стулья и перевесил несколько портретов на стенах. Подумал о том, что надо бы побелить потолок. Побелю обязательно, я ведь не безрукий. И цветы посажу на окне. Хорошая работа - как хорошая жена - на всю жизнь. На всю жизнь надо и устраиваться. Так размышлял он. И в этот момент его позвали. Начальство было не свое, заезжее.
- Вызывали? - спросил Кощеев.
Пожилой человек в костюме поднял голову и посмотрел на Кощеева сильными глазами.
- Кощеев?
- Он самый. Назначен воспитателем.
- А я Арнольд Августович, - представилось начальство, - ваш областной психиатр. Вы знаете, что должность воспитателя уже год как отменена?
- Ага, - согласился Кощеев, - знаю. Но что же было делать? Меня ведь готовили пять лет, а теперь вдруг отменили должность. Прямое разбазаривание денежных фондов. Не выгоняйте меня, я ещё пригожусь. Я люблю работать. Я в детдоме рос.
- Никто вас выгонять не собирается. Я просто хотел предложить вам работу.
Ведь если вашей должности нет, то надо же вам делать хоть что-нибудь.
- Я согласен, - радостно согласился Кощеев, - я люблю быть полезным.
- Вы необычный человек, - сказал Арнольд Августович. - Поверьте, я психиатр, я знаю, что говорю. Вы излучаете особую ауру. Вам хочется доверять.
Сначала вы мне показались глупым, но я помню, что ваш интеллектуальный коэффициент сто двадцать четыре. Это даже слишком много для должности воспитателя. Но вид у вас действительно глупый.
- Это меня так воспитали, - сказал Кощеев. - Я стесняюсь выделяться.
- Вы все равно выделяетесь. Либо вы играете, либо...
- Нет, - сказал Кощеев.
- Ну ладно. Но задание такое, о котором не стоит рассказывать.
Контактировать будем только мы с вами. Никто не должен быть посвящен. Дело очень важное. Речь идет о Машине.
Кощеев широко улыбнулся.
- Я сказал что речь идет о Машине, но это не значит, что вам придется рассказывать сказки, - резко сказало начальство.
Кощеев озадачился.
- Вы ведь помните историю, - сказал Арнольд Августович, - последний раз
Машина обнаружила себя в триста двадцать втором. Каких-то сто с лишним лет назад. Это не такой уж большой срок. Конечно, полным-полно всяких историй, фильмов и комиксов о возвращении Машины, и верят в них лишь малые дети. Но ведь
Машина могла остаться в зернах и из них прорасти - сразу, через несколько веков, или сегодня. Некоторые факты говорят, что это случилось. Во всяком случае, есть реальная вероятность. Я изучал документы и свидетельства. Работали два научных института и даже уголовный розыск. Вывод один - проникновение Машины вероятно. Осознайте, пожалуйста это слово: "вероятно". Вполне возможно, что она проникнет именно здесь.
Кощеев ощутил, как приказывающий ему голос забиратеся в его мозг сквозь швы между лобными костями, забирается и строит под костями свое гнездо, похожее на паучье. Осознайте... Это... Слово...
- Пожалуйста, не надо меня так сильно гипнотизировать, - тихо сказал он, - я очень внушаемый, мне хватит.
- Вы осознали?
- Буду рад приложить все силы, - сказал Кощеев.
- Всех ваших сил не хватит, но помощь потребуется. Дело ведь очень серьезное, - если будет обнаружено заражение, то придется уничтожить весь кусок города. А если заражение пошло вширь - вы представляете?
- А вы меня не обманываете? - спросил Кощеев. - Меня легко обмануть.
- Я только недоговариваю.
- Тогда что мне надо делать?
- Я вас назначаю воспитателем, это будет вашей формальной должностью. Вы будете наблюдать за теми, кого я вам укажу. Наблюдать, но не вмешиваться.
- Я не буду доносчиком.
- Возможно, дело идет к убийству. Во всяком случае, будут попытки. Но здесь ведь не так просто кого-то убить. Оружия нет, стекла пластмассовые или армированные, уйти за пределы здания почти невозможно. И мы приняли меры. И вам не нужно доносить. Вы просто будете сообщать о необычных, невероятных, необьяснимых фактах, свидетелем которых вы окажетесь. Если таковые будут. О любых мелочах, о совпадениях, даже о своих предчувствиях и тревогах по поводу чего-то. Обо всем, что не укладывается в документ. Вам понятно?
- Вполне. Мне это очень интересно. Об одной мелочи я уже сейчас готов сообщить.
- Правда?
- Мне кажется, это полезно. Я слышал голос по телефону. Он сказал мне следующее: "Я Манус, я бог здешней местности". И он приказал мне подчиняться.
Арнольд Августович сделал вид, что слышит это имя впервые. Его лицо было невозмутимо, но в душе он ликовал. Вот он, первый след. Вот оно, первое подтверждение. Значит, снова Манус. Кто бы ты ни был, Манус, мы до тебя дотянемся.
- Это любопытно. Значит, Манус. Имя как из исторического романа. Вас не разыграли?
- Нет. Из телефонной трубки вырасли присоски и впились в мою ладонь.
Держали до тех пор, пока я не согласился.
- Что требовалось сделать?
- Открыть окно.
- Просто открыть окно? Где?
- В коридоре первого этажа. Вчера вечером.
- Еще что-нибудь странное?
- Звуки из ниоткуда.
Итак, значит Манус сделал свой ход первым, - думал он, - ещё до того, как
Черного перевели в госпиталь, Манус здесь объявился и принялся наводить порядки.
Он заранее знал, что Черного переведут сюда. Но как он мог это знать, если я принял решение только поздно ночью? Значит ли это, что решение было мне подсказано? Продиктовано? И если решение подсказано, то как? Может ли он влиять на сознание? Если может, то каким каналом идет гипнотическое внушение?
И то откровение, которое сошло на меня прошлой ночью - не было ли оно внушено?
Обдумать на досуге, - приказал он себе.
- Вы все изложите письменно. Особенно характеристики голоса: мужской, женский, громкий, тихий, волевой, хамский и прочее.
- Зачем это?
- Если мы будем знать его характер, мы сможем на его повлиять. Я всю жизнь занимаюсь тем, что влияю на психику человека. Поверьте мне, я умею это делать хорошо.Вы сможем вытащить из вашей памяти гораздо больше, чем вы думаете.
Мы проанализируем приказ и поймем, чего он хочет. Мы сможем с ним бороться.
- Но вы сказали - Машина.
- Машина. И человек, который за ней стоит. Имя мы уже знаем, если он не соврал. Теперь будем знать пол, возраст и характер. А также цели, задачи, способы и стиль нападения. Пока немного, но кто знает? Птичка по зернышку клюет.
28
Следуюшее утро было ярким. Высокие, закругленные у потолка, светящиеся окна впускали искристые столбы солнца, которые плавали в пыльном воздухе.
Интереснее всего было влезать на кровать с ногами и, облокотившись о исцарапанную доску подоконника, смотреть на улицу. Там, на улице, бегали рыжие собаки, довольные солнцем, они нюхали проталины на асфальте проталины были совсем летнего цвета - и в их глазах бессовестно светилась радость.
Такое же святящееся чувство было у каждого в душе. Совсем маленькая Синяя из женской палаты, где не было такого солнца, заходила, бродила бестолку между кроватями, восхищалась погодой и уходила. Черный появился после завтрака.
Как всегда по утрам, я читал свою любимую книжку, в зеленой обложке, о приключениях цветов. Я читал её с тем чувством, с которым гладят любимого мурлыкающего котенка. Текст, который я знал наизусть, был несущественным. Было просто приятно открыть нужную страницу и увидеть нужное слово в нужном месте - хорошо, когда все сходится. А ещё в книжке были картинки.
Новенький осмотрелся. Он был одет во все черное: черные джинсы и черная рубашка; большие больничные черные тапочки, рассчитанные на взрослых.
Итак, он осмотрелся. Позже я узнал, что это был его характерный жест оглядеться и посмотреть в глаза каждому, кто есть поблизости. Он сделал шаг и на мгновение превратился в картинку из моего вчерашнего воспоминания. Сделал ещё шаг и вышел из картинки.
- Меня зовут Черный, - он сказал и снова огляделся, ожидая реакции.
Реакции не было.
Меня удивил его голос. Голос был двойственным, как будто склеенным из двух непохожих друг на друга голосов, - один из них был скрипучим, ярким, голосом охрипшего щенка; другой - тихим и плавным, с легким шипением, от которого становилось жутко - голосом змеи.
Ему было лет двенадцать. Длинные прямые волосы неопределенного цвета, не черные, как можно было бы предположить. Черные большие глаза, шеки как живот лягушки. Тонкое, вытянутое в длину лицо почти без губ. И снова двойственность: верхняя губа далеко выдавалась вперед и свисала треугольничком посредине. И было что-то невообразимо противное в том треугольничке. Длинный шрам, идущий через щеку назад - возле шрама ещё видны метки от уколов иглы: сшивали недавно и сшивали неаккуратно. Тонкая, но очень костистая фигура.
- Я сказал, меня зовут Черный!
Никто не возражал. Черный прошелся между кроватями.