ушем электрических слез.
Мы тихо открыли дверь и проскользнули в палату. Было почти двенадцать часов ночи - все уже устали и попадали спать. Любому веселью есть предел.
По палате ходило высокое двуногое животное с лошадиной мордой и садилась на все кровати по очереди. Нас оно, кажется, не замечало.
- Это кто такой? - спросила Синяя.
- Не знаю. Я его видел уже раза два. Он ходит по всем палатам и садится на людей. Как только заснешь, так сразу и садится. Но он не кусается.
- Или она не кусается.
- Или она.
Стряхнув пыль с нащупаной энциклопедии, мы присели на краешке кровати и включили фонарик. Соседняя кровать заскрипела недовольно.
- Так мы их разбудим, - сказала Синяя.
- Тогда надо закрыться одеялом.
Мы накрылись одеялом с головой, положили книжку посредине и начали читать.
Свет фонаря бил сбоку, он проскальзывал по страницам, почти не оставляя следов.
Зато мохнатое одеяло светилось коричневым пятном с белой полоской. И было очень душно. Синяя взяла фонарь в руку.
- Так будет лучше. Ищи про облака.
Я нашел нужную статью, быстро просмотрел её, надеясь найти намеки на рай, но ничего такого не нашел. В конце статьи давались примеры облаков. Возле рисунка чья-то красная авторучка добросовестно изобразила орнамент из роз.
Рисовала девчонка, конечно.
- Жарко, - сказала Синяя и стянула с себя платье. Она осталась только в трусиках. - Чего смотришь, не видел никогда?
- Какая ты худючая, - заметил я, посветив фонариком. - у тебя все ребрышки видны. И руки такие тонкие.
- Какая есть. Ты лучше в книгу смотри.
Я стал смотреть в книгу. Фонарь потускнел и погас.
- Батарейка кончилась.
- В тумбочке есть свечки. Подожди, я найду.
Она исчезла в темноте и, повозившись, принесла две короткие свечки, ткнула мне в руку.
- Держи, а я чиркать буду.
Она зажгла обе свечи. Огоньки были необычно длинными.
- Знаешь, можно пронести палец через огонь, если быстро, - сказал я, смотри.
Я провел палец над огнем и почувствовал, что огонь не горячий, а только теплый.
- Интересные свечи.
- Какие есть. Давай скорее читать, а то они быстро сгорят.
- Облака бывают, - Синяя пыталась прочесть слово, которое не хотело проступать сквозь чернильные линии, - облака бывают кучеобразные и своеобразные... Так, кажется.
- Нет, неправильно.
Я прочитал два абзаца наизусть, не глядя в книгу.
- Ты все заранее выучил?
- Что выучил? Я же только что прочитал.
- Не ври, - Синяя пошуршала страницами и открыла что-то неожиданное.
- На, читай... А теперь попробуй рассказать.
- Про обморок? Пожалуйста.
Я снова начал говорить, не глядя в книгу. Я говорил, пока Синяя не остановила меня.
- Хватит. Мне это не нравится.
- Почему?
- Потому что это страшно.
Я вспомнил, что мне нужно все время бояться и начал пугаться изо всех сил.
Получалось плохо. Так себе.
- Тогда сама почитай, - сказал я.
- Не буду. Я и так знаю, что облака бывают кучеобразные и своеобразные.
- Не правильно.
- Нет, правильно. Раз я хочу, значит, так и будет. Хватит, мне уже надоело читать.
- Ну ладно, пока.
- Пока.
Я отвернул одеяло и любопытная лошадиная голова быстро отодвинулась.
Подслушавала, значит. Даже эти бывают любопытными.
- Давай отсюда, лапочка, - сказал я ей. - Нечего меня нюхать, я не цветочек.
- Не могу задуть, - сказала Синяя.
- Что?
- Свечку.
Я взял огарок и дунул изо всех сил. Пламя сбилось, пропало и появилось снова. Я дунул ещё раз и придавил фитиль пальцами. Фитиль не обжигал. Как только я освободил его, огонек воскрес.
- Я же говорил, что это необычная свеча. Я возьму одну, пригодится вместо фонарика.
- Вот, возьми, заверни в платок. Чтобы не обожгла.
108
Я выглянул. Коридор, как тяжелый пес прыгнул мне в лицо и, облизанный полусветом, я щурился несколько секунд. Стол дежурной уже не был пуст. На нем лежала, придавив ладони лбом, голова Ложки; Ложка, видно, спала. (Ложкой мы называли другую нянечку, которая сменяла Лариску. Прозвищем Ложка была обязана своей фигуре.)
Котенок уже исчез. Он пропутешествовал в другое, более подходящее место.
В бак для отходов, например. Но, потеряв котенка, стол сделал новое приобретение: на нем выросла банка с водой, красиво и полосато отражающая свет.
Стена на месте Синей Комнаты все надувалась и равномерно билась, как будто она собиралась родить что-то особенное.
Если идти тихонько, то Ложка не проснется.
Я стал идти тихонько, но Ложка не спала. Она вздрогнула и порывисто обернулась, неуклюже толкнув коленями стол. Стол звякнул, выпустив маленький звук, хранившийся в телефонной трубке.
Она снова отвернулась и положила голову на руки. Оказывается, она плакала.
От вида плачущей толстой тети мне захотелось всплакнуть самому, как это всегда хочется сделать за компанию, если у тебя нет более важных на сей момент чувств.
Я прошлепал поближе и, чтобы спросить что-нибудь, спросил:
- Можно воды выпить?
Она не ответила.
- А она тут чистая?
Я встал на носки, чтобы дотянуться лицом к горлышку банки, и стал пить. С каждым всасыванием воды становилось меньше и на третьем глотке губы уже ничего не достали, несмотря на то, что пришлось сильно придавить нос.
- Спасибо, я уже напился.
Я сделал медленные три глотка для того, чтобы Ложка успела вытереть слезы.
Ложка вытерла и притворилась строгой. Она так сжала губы, что огромный рот стал почти обыкновенным.
"Что ты делал в палате у девочек? И почему рубашка расстегнута?", написала она карандашом на обороте календарика.
- Потому что под одеялом было жарко.
"Ты там спал?"
- Нет, мы были вместе с Синей под одеялом.
Кажется, ситуация начинала трогать её женское сердце.
- Ну мы с ней вначале сидели рядом на кровати, - начал рассказывать я, - а потом решили залезть под одеяло. У нас был фонарик, чтобы все было хорошо видно.
Ложка была так тронута, что совсем забыла свои недавние слезы.
Она написала на календарике восклицательный знак.
- А потом Синяя сняла платье, а я расстегнул рубашку. Она голенькая совсем худючая.
Глаза у Ложки стали совсем круглыми.
- Ну да.
"И что же вы делали потом?"
Она сомневалась, что мы могли что-то делать.
- Потом читали книжку.
"Вот это книжка была интересная! Про что?"
- Про облака. Облака бывают кучеобразные и своеобразные. Только это неправильно, это Синяя так говорит, а правильно...
Я процитировал большой кусок из статьи.
"Вижу, что вы там серьезно занимались. А разве так интересно про облака читать?"
- Нет, про облака не очень. Мы про рай хотели узнать. Но про рай там не написано. Может быть, его и не бывает.
Сейчас стена вздувалась и пульсировала сильнее. Но страшно не было.
Наверное, мы все были под наркозом.
Ложка взяла меня за подмышки и посадила на стол впереди себя, рядом с банкой и звякавшим телефоном. Она внимательно на меня посмотрела. Ложка была рыжей, коротко обстриженной, полной, ни капельки не умеющей заниматься собою молодой женщиной; её глаза не были красивы: это был не тот серый цвет, который красив своей насыщенностью, своей близостью к голубому или золотистому, это был тусклый, пепельно-обмарочный оттенок.
- Так рай есть или нет?
По стене пошли трещины. Они поползли к потолку и на потолке отклеились обои. Бумажный лист затрепетал, как будто из трещины шел сильный ветер. Одна из трещин расширялась равномерными рывками. Раздался стон, похожий на человеческий.
- Что-то хочет вылезти из стены, - сказал я.
Она кивнула, довольно равнодушно.
- Так рай есть или нет? - повторил я свой вопрос.
Стена оглушительно лопнула. Несколько неровных кирпичных блоков, ужасно здоровенных, перегородили коридор. Среди них что-то шевелилось, клубы цементной и меловой пыли мешали видеть.
И тут стало страшно.
Сначала я замер, как деревянный. Двигаться мог только взгляд. Взгляд попытался узнать нечто шевелящееся в пыли, но не смог, вернулся к столу. На столе лежали мои ладони, побелевшие от напряжения. Ногти были синего цвета, с белыми ободками. Ложка опомнилась первой. Она вскочила и с криком бросилась в сторону лестницы. Разве бывает такой голос у человека? - краем сознания отметил я. Я скатился на пол и залез под стол. В просвет между короткими ножками я мог видеть весь коридор.
Нечто очень большое встало и начало отряхиваться. Оно было похоже на человека: руки, ноги...
Оно несколько раз провело руками по своему телу, сбрасывая всякий мусор, и я узнал его.
Мне вдруг стало холодно, но застегнуть рубашку я не решался. Две холодные струйки пота потекли за воротник, ещё одна стекала по переносице. Я чуть кивнул и капля упала на пол. Страх поднимался не из сердца, а из желудка, поэтому немного тошнило. Казалось, что в желудке кто-то шевелится. Сердце било громко, как молотком по груди, но медленно. Вдруг оно поняло, что пора, и с места сорвалось в галоп. Сразу стало жарко и душно.
Статуя сделала несколько шагов и вышла из обломков. По виду это была та самая статуя, о которой рассказывал Белый в свою последнюю ночь в Синей Комнате.
Она была красивой женщиной, но выше меня примерно в три раза. Может быть, ещё выше - её голова была у потолка коридора. На ней было что-то вроде короткого платья или халатика и явно ничего под ним. Ее волосам не хватало естественной пушистости, они все время держались вместе, будто намыленные. Она была сделана из гладкого камня, похожего на мрамор. И все же она была живой - она двигалась, как живая.
Я как-то видел фильм по телевизору, где оживала статуя, правда, статуя из фильма была деревянной. Деревянная статуя двигалась по-деревянному; было заметно, что она ненастоящая. Эта же двигалась совсем иначе: тоже медленно, но легко и красиво, как хороший танцор, который исполняет пантомиму. Или как тигр в замедленной киносьемке. Но её шаги были тяжелыми, значит, весила она не мало.