Впрочем, номинально космическая гонка началась чуть позже – 4 октября 1957 года, когда был запущен первый искусственный спутник Земли. Тем не менее первый в мире космодром, открытый в 1955-м, стал в какой-то мере отправной точкой, началом отсчёта космического соперничества между двумя сверхдержавами. И – началом космической эры.
Строго говоря, первой ракетой, достигшей границы космоса, была V-2 («Фау-2»). Запущенный 20 июня 1944 года тестовый образец MW 18014 поднялся на высоту 176 километров, преодолев, таким образом, линию Кармана, находящуюся на 100 километрах и считающуюся нижней границей космоса. Так что полигон Пенемюнде, откуда она отправилась в полёт, условно можно считать первым космодромом. Другое дело, что Пенемюнде никогда не предназначался для космических запусков – это был научно-исследовательский центр и испытательный полигон, и тот запуск проводился не для достижения космоса, а для другой цели.
Так что отметём эту версию и обратимся к Байконуру.
Совершенно секретно
Конечно, изначально Байконур тоже строился не как врата в мирный космос. 4 декабря 1950 года Совет министров СССР выпустил постановление, которому суждено было изменить мир. Оно предписывало начать «исследование перспектив создания ракет дальнего действия различных типов с дальностью полёта 5000–10 000 км с массой боевой части 1…10 т», то есть разработать межконтинентальную баллистическую ракету. 20 мая 1954 года Совмин, выслушав предложения конструкторской группы и ознакомившись с результатами предварительных исследований, постановил начать непосредственную работу над проектом. Подробно эту историю вы можете прочесть в главе 41.
Уже тогда было понятно, что ракету с заданными тактико-техническими характеристиками попросту негде тестировать. Полигон Капустин Яр, ранее принимавший подобные испытания, находился фактически в европейской части России, и о нём с начала 1950-х отлично знали западные спецслужбы. Это было связано с тем, что немецкие учёные, увезенные после войны в СССР и работавшие на полигоне, после смерти Сталина начали возвращаться на родину – и, конечно, не держали рты на замке. По их наводкам в августе 1953 года британская разведка провела блестящую операцию. Для неё был в единственном экземпляре модифицирован самолёт-разведчик English Electric Canberra PR7 – ему удлинили крыло, в консолях которого расположили более вместительные топливные баки, а также оснастили машину специализированной камерой для аэрофотосъёмки. Canberra PR7 поднялась с военного полигона Гибельштадт (ФРГ), успешно пересекла границу СССР, пролетела на высоте 20 километров по линии течения Волги и, достигнув Капустина Яра, отфотографировала практически все секретные объекты полигона, после чего успешно пересекла Каспий, уйдя от преследовавших её МиГов, и приземлилась в Иране. Капустин Яр оказался полностью «засвечен».
Новейшую межконтинентальную баллистическую ракету нужно было испытывать в другом месте. Желательно – подальше от стратегических противников. Поэтому в 1954 году специально созданная комиссия проанализировала ряд географических локаций, удовлетворяющих заданным требованиями.
Во-первых, новый полигон должен был отстоять не меньше чем на 7000 километров от полигона Кура на Камчатке – предполагалось, что туда станут падать головные части запускаемых в ходе испытаний ракет. Трасса полёта не должна была проходить над большими городами. Неподалёку от места строительства должны были иметься источники пресной воды и железнодорожная ветка для доставки грузов. Кроме того, поскольку на первых порах МБР Р-7 имела систему радиоуправления, требовалось, чтобы в определённых точках – причём не в лесах и в непроходимых болотах – располагались пункты подачи радиокоманд (один по линии трассы на расстоянии от 300 до 500 километров от полигона и два симметричных справа и слева на расстояниях от 150 до 250 километров). В общем, несмотря на гигантские размеры Советского Союза, выбор был невелик.
По сути, пустыня в Кызылординской области Казахской ССР оказалась единственной точкой, удовлетворявшей всем техтребованиям. Источники воды там были, железная дорога – тоже (линия Москва – Ташкент), вокруг на сотни километров лежала малонаселённая пустынная местность. В декабре 1954 года туда прибыли первые исследовательские отряды, началось строительство экспедиционного городка, разбили временный аэродром, а 12 января 1955-го на станцию Тюра-Там, ближайшую к месту строительства, прибыл первый поезд с рабочими.
Будущий Байконур носил в документах название научно-исследовательского испытательного полигона № 5 Министерства обороны СССР (НИИП № 5 МО СССР), но у него было и сокращённое кодовое имя – полигон «Тайга». Почему «Тайга?» Чтобы никто не догадался.
Более того, название «Байконур» тоже появилось благодаря конспирации. Село Байконур расположено в 325 километров от космодрома, в совершенно другом районе. Там параллельно со строительством полигона начали возводить сооружения-имитации для дезориентации иностранной разведки, чтобы история с «Канберрой» уж точно не повторилась. До 1961 года космодром называли «Тайга» или «Тюра-Там», но в многочисленных статьях о полёте Гагарина нужно было как-то обозначить место запуска, и приняли решение называть его ложным именем, продолжая поддерживать легенду «камуфляжного космодрома». Так и повелось, а со временем, уже в 1970-х, когда Байконур окончательно рассекретили, название отдалённого села закрепилось за настоящим местом запуска. Впрочем, американская разведка успешно засняла настоящий космодром ещё 5 августа 1957 года в ходе одного из 24 разведывательных полётов высотного Lockheed U-2 над территорией СССР. Но советские спецслужбы узнали об этом гораздо позже.
С днём рождения!
Официальный день рождения Байконура – 2 июня 1955 года. В тот день была выпущена директива Генштаба, в которой утверждался штат НИИП № 5 и создавалась войсковая часть 11284 при полигоне. На самом деле это довольно странная дата. Строительство будущего космодрома уже шло вовсю: в мае заложили первые капитальные здания города Ленинск (ныне Байконур), над объектом трудились тысячи инженеров, техников, рабочих, военных, многие привезли на гигантскую стройплощадку семьи. При этом за день рождения космодрома могли принять практически любую из знаковых для места дат. Например, 20 июля 1955 года начали строить собственно стартовую площадку. 5 мая 1957 года стартовый комплекс был закончен и принят государственной комиссией. 15 мая 1957 года с полигона запустили первую Р-7, правда неудачно, а 21 августа прошёл первый успешный запуск: головная часть Р-7 достигла камчатского полигона.
Но гораздо более важная дата – 4 октября 1957 года. Именно в тот день из испытательного полигона межконтинентальных ракет Байконур превратился в настоящий космодром. В тот день уже знакомая нам модифицированная Р-7 отправилась на земную орбиту с самым важным грузом всей космической эры – первым искусственным спутником Земли ПС-1. О нём я расскажу в следующей главе.
Сегодня Байконур находится на территории Казахстана, хотя эксплуатируется в основном Россией. До 1997 года космодром, будучи территорией другого государства, оставался в ведении российских военных, но затем поэтапно передавался гражданской организации – Роскосмосу. Последнюю российскую военную часть на Байконуре расформировали в 2011 году. Сегодня на Байконуре шесть стартовых площадок, но в разное время их было 16. При космодроме есть два аэродрома – «Крайний» и «Юбилейный». Первый предназначен для обычной авиации, в частности для пассажирских и грузовых рейсов в другие города России и Казахстана, а второй способен принимать в том числе нетиповые самолёты: сюда доставляют элементы космических кораблей, сюда же в 1988 году приземлялся «Буран».
Вторым в мире космодромом, как нетрудно догадаться, стала военная база ВВС США на мысе Канаверал. Она была основана раньше, чем Байконур, ещё в 1948 году, но первый успешный орбитальный запуск с неё произошёл, естественно, позже – 1 февраля 1958 года. Это была ракета-носитель Juno I RS-29, которая несла на себе первый американский искусственный спутник Земли Explorer 1. Стоит заметить, что до того с мыса провели ряд неудачных запусков, а ещё было несколько испытательных, неорбитальных тестов.
Всего с 1957 года успешные орбитальные запуски происходили с 31 космодрома, из них 23 функционируют по сей день. Пилотируемые космические корабли запускались всего с четырёх космодромов – с Байконура, с мыса Канаверал, из Космического центра Кеннеди (США) и с китайского Цзюцюаня. Новые космодромы вводятся в эксплуатацию каждые несколько лет. На сегодняшний день последними открытыми стали Восточный (Россия) и Вэньчан (Китай). Помимо США, России, Китая и Казахстана, свои космодромы есть у Франции (в Гвиане), Японии, Индии, Израиля, Ирана, Северной и Южной Кореи, а кроме того, существуют космодромы, расположенные в нейтральных водах.
Возможно, когда-нибудь с одного из земных космодромов взлетит корабль, который понесёт колонистов к далёким мирам, как в наивной научной фантастике 1960-х. И мы будем говорить не «космодром», а «космопорт». Впрочем, в английском языке уже так и говорят – spaceport.
Глава 29. Первый искусственный
У запуска спутника были серьёзные политические и технические предпосылки. Днём рождения самого замысла можно считать 27 мая 1954 года, когда знаменитый конструктор Сергей Королёв написал министру оборонной промышленности Дмитрию Устинову докладную с сенсационной идеей. Прежде все ракетные разработки в СССР подразумевали военное применение (в основном речь шла о межконтинентальных ракетах для гипотетической войны с США). Но Королёв предположил, что сверхсовременная на тот момент баллистическая ракета Р-7 может не только ожидать в шахте начала Третьей мировой, но и послужить мирным целям – запуску на орбиту исследовательского аппарата. Идея была принята по ряду причин. Сыграли роль авторитет Королёва, необходимость развивать науку, возможность военного использования технологии, а главное – шанс утереть нос заокеанскому сопернику с помощью абсолютно мирного достижения. Политика сработала «в плюс».
Впрочем, назвать Королёва человеком номер один в истории появления спутника было бы несправедливо. Королёв в данном случае выступил скорее как политическая фигура, чем как инженер. А предпосылки к появлению ПС-1 появились значительно раньше, и их инициатором стал другой блестящий советский конструктор – Михаил Клавдиевич Тихонравов.
14 июля 1948 года Михаил Тихонравов, заместитель начальника НИИ-4 Минобороны СССР, занимавшийся проблемой составных (многоступенчатых) ракет, прочитал в Академии артиллерийских наук доклад «Пути осуществления больших дальностей стрельбы». В нём он утверждал, что ракеты могут иметь неограниченную дальность полёта, а в случае необходимости способны выводить на орбиту искусственные спутники. В конструкторских кругах доклад вызвал фурор и повлёк за собой ожидаемую политическую реакцию: из замдиректора НИИ Тихонравов в считаные дни стал «научным консультантом», а его отдел был расформирован. Вот тут-то Королёв сыграл свою роль в первый раз: имея вес и понимая перспективность тихонравовских идей, он добился для Тихонравова и его к тому моменту уже распущенной команды получения госзаказа на исследование «возможности и целесообразности создания составных ракет дальнего действия типа «пакет»». Иначе говоря – многоступенчатой ракетной техники.
Таким образом, с 1949 по 1953 год Тихонравов вёл свои исследования, имея финансирование, набирая нужных людей и вообще пользуясь «тихим карт-бланшем». Результаты его работы в виде докладной «Об искусственном спутнике Земли» Королёв и приложил к своей записке к Устинову 27 мая 1954 года.
На момент написания королёвского письма Р-7 «в металле» ещё не существовало. Были эскизы и теоретические выкладки, работа над которыми велась ещё с 1950 года, то есть с тех времён, когда Сталин был жив и политическая ситуация не подразумевала государственного финансирования «мирного космоса». Но к моменту готовности предварительного проекта Сталин уже умер, а внутриполитическая обстановка в стране менялась с огромной скоростью. Со всех постов практически мгновенно сместили Берию, а в сентябре 1953-го первым секретарём партии стал Хрущёв – человек совершенно другого, нежели Сталин, склада ума и характера. Оттепель как таковая ещё не началась, но уже брезжила на горизонте, и Королёв, будучи человеком, приближённым к госаппарату, это, скорее всего, понимал. Его предложение о мирном использовании ракеты поступило к Устинову ровно через неделю после того, как ЦК КПСС принял официальное постановление о разработке баллистической ракеты межконтинентальной дальности. База для создания ИСЗ была – не зря же трудилась команда Тихонравова, – а высшее начальство понимало (в основном по причине королёвской настойчивости), что спутник способен принести ощутимое военное преимущество. Потенциально такие устройства можно было использовать и для радиосвязи, и для наблюдения.
В общем, зимой 1955 года параллельно с усовершенствованием ракеты началась разработка «Объекта Д» – большого спутника, весившего, по техзаданию, от 1000 до 1400 килограммов и способного нести до 300 килограммов исследовательской и наблюдательной аппаратуры. Буква Д означала тип установленного на спутник оборудования (коды А, Б, В и Г присваивались военному «обвесу», в частности ядерным боеголовкам).
Детские болезни
Официальное постановление ЦК КПСС о создании и разработке «Объекта Д» вышло 30 января 1956 года. Но это было явно преждевременным: саму Р-7 подготовили к испытаниям лишь в начале 1957-го, и уже на стадии проектирования стало понятно, что навешивать на сырую ракету дополнительную тонну оборудования – это не дело.
Первый пуск Р-7 произошёл 15 мая 1957 года, и он был неудачным. Через 98 секунд отключился один из двигателей, ещё через 5 секунд – все остальные, и ракета упала в 300 километрах от Байконура. Примерно так же завершились испытательные запуски второй ракеты: сперва из-за проблем с двигателями не позволяла взлететь автоматика (исправляли это целый месяц), затем, когда запуск всё-таки удался, произошло замыкание системы управления на корпус, из-за которого ракета отклонилась от курса и самоуничтожилась.
К концу лета с «детскими болезнями» Р-7 удалось справиться, и 21 августа состоялся успешный пуск ракеты. Точнее говоря, успешный лишь отчасти: всё работало штатно, и ракета достигла финальной точки маршрута – камчатского полигона (подробнее см. в главе 28), но только вот её головная часть сгорела в плотных слоях атмосферы. Это означало ошибку в расчётах прочности: да, Р-7 летала, но груз – боеголовку – доставить не могла. Кстати, это поняли не сразу: когда ракета упала на полигоне, «куда-то отлетевшую» головную часть искали довольно долго. В общем, конструкция действительно была сырой.
Параллельно шла работа над «Объектом Д», хотя все понимали, что в 1957 году его – полноценную геофизическую лабораторию – запустить не удастся. Это было связано не столько с ракетой, сколько с несовершенством дорогостоящего исследовательского оборудования, которое нужно было упаковать в очень небольшой корпус, и с необходимостью добиться бесперебойной работы техники в космосе. «Объект Д» в результате стал «Спутником-3», полетевшим 15 мая 1958 года на значительно усовершенствованной и многократно протестированной версии Р-7. Он действительно весил 1327 килограммов и нёс множество измерительных приборов.
И в реальности советский спутник вряд ли полетел бы раньше середины 1958-го, если бы не политика.
От большего к меньшему
1 июля 1957 года начинался так называемый Международный геофизический год. В тот год 67 стран мира должны были проводить геофизические исследования по согласованным программам. И ещё в начале 1957-го некоторые источники сообщили, что одна из таких американских программ тоже предполагает запуск искусственного спутника Земли, причём не позже середины 1958 года.
А к тому времени уже вовсю бурлила хрущёвская оттепель. Внутренняя политика государства повернулась на 180°, один за другим ликвидировались многочисленные лагеря – за всё время существования системы их было открыто, страшно подумать, более 400! Массовое строительство жилья, расселение коммуналок, возвращение домой прежних заключённых, амнистии – всё это было прекрасно, но оставалось лишь исправлением ошибок прежней власти. Правительство очень нуждалось в новом знамени, в новом символе, о чём я уже писал во вступлении к этой части книги.
Лозунг «Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли» казался идеальным. Поэтому с идеологической точки зрения не было ничего важнее, чем стать первыми. Даже противостояние с США здесь отступало на второй план, поскольку с приходом Хрущёва отношения между государствами временно потеплели, а после своего визита в Америку в 1959 году Никита Сергеевич восхвалял Эйзенхауэра со всей страстью. Конечно, одно другому не мешало, но противостояние сохранилось в первую очередь в военной отрасли (и Р-7 продолжали совершенствовать как межконтинентальную баллистическую ракету). А спутник мы просто должны были запустить первыми. Не раньше США, а первыми в мире. И не важно, кто потом станет вторым, – да пусть хоть Новая Зеландия.
В общем, приходилось торопиться. 15 февраля 1957 года было принято официальное решение отправить самый простой из возможных спутников – лишь бы успеть раньше всех. И тут положительную роль сыграла та самая ошибка расчётов термоизоляции головной части ракеты, из-за которой боеголовка сгорала в плотных слоях атмосферы. Конструкторы торопливо работали над решением проблемы, но на это требовалось не менее полугода. А для запуска спутника на орбиту от ракеты не требовалось лететь в плотных слоях атмосферы в течение длительного времени, так что для этой задачи Р-7 годилась и в недоработанном виде.
В результате 22 сентября 1957 года на Байконур прибыла уже шестая по счёту Р-7, а точнее, её модификация 8К71ПС (изделие М1-ПС). Её сильно облегчили: сняли всю радиоаппаратуру точного управления (наводить ракету не требовалось, дотянет до орбиты – и ладно), убрали телеметрию, свели к минимуму все системы. Ракету умудрились облегчить в общей сложности на 7 тонн!
Одновременно с этим ещё с конца 1956 года по инициативе Королёва разрабатывался упрощённый спутник. Он получил индекс ПС-1 («Простейший спутник-1») и представлял собой сферу диаметром 58 сантиметров. Внутри располагалось радиопередающее устройство, аккумуляторы, система терморегулирования, различные датчики. Весил спутник 83,6 килограмма, из которых более 50 приходилось как раз на блок питания. Особое внимание было уделено радиопередатчикам: поскольку ПС-1 имел огромное имиджевое значение, его сигналы должны были ловить радиолюбители, причём не только в СССР, но и во всём мире. В журнале «Радио» за январь 1957 года появился пассаж: «Хорошо бы мобилизовать радиолюбителей на приём радиосигналов, которые будут посылаться спутниками…» Последующие номера содержали статьи о технике приёма сигнала спутника, его возможных траекториях, а в номере за июль наконец напечатали официальное обращение АН СССР к радиолюбителям. О спутнике должны были знать все. Передатчиков, к слову, в нём стояло два: один работал на частоте 20 мегагерц, второй – 40 мегагерц.
4 октября 1957 года ПС-1 был успешно отправлен в космос с полигона Тюра-Там (тогда он ещё не назывался Байконуром). Спустя 314,5 секунды спутник отделился от носителя, выйдя на эллиптическую орбиту высотой 947 километров в апогее и 288 километров в перигее. ТАСС практически сразу, ещё когда спутник делал свой первый виток, сообщил всей стране: «В результате большой напряжённой работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро создан первый в мире искусственный спутник Земли».
В течение последующих трёх недель радиосигналы из космоса ловили все радиолюбители мира (сигналы были простыми – ритмичное бибиканье). Через 92 дня первый искусственный спутник, совершив 1440 оборотов вокруг Земли, потерял скорость и сгорел в плотных слоях атмосферы.
Имел ли он научное значение? Конечно! То, что он излучал радиоволны на двух разных частотах, не только радовало радиолюбителей, но и позволяло исследовать верхние слои ионосферы. Хотя, конечно, куда значительней был его политический и психологический эффект. Для огромного количества людей запуск спутника стал радостью, надеждой, дорогой в будущее (а радиолюбителей он и вовсе привёл в восторг: они впервые принимали сигналы из космоса). Кроме того, СССР показал на мировой арене свой высокий технический уровень и потенциал.
До запуска ИСЗ Соединённые Штаты в принципе не воспринимали СССР как технологического соперника – практически все мировые публикации о грядущем запуске спутника говорили об американском первенстве. Но 4 октября 1957 года всё изменилось за один день: на правительство и космическую индустрию США обрушилась критика, а о достижении Советского Союза стали писать в передовицах ведущих иностранных изданий, причём – и такого не случалось почти никогда! – в абсолютно позитивном, мирном ключе.
В том же году, 3 ноября, был запущен и второй ИСЗ – «Спутник-2» – с собакой Лайкой на борту (об этом см. в главе 30). А американский Explorer-I вывели на орбиту лишь 1 февраля 1958 года; он нёс примерно такую же аппаратуру, как и ПС-1, хотя и весил намного меньше него благодаря более совершенным батареям. Кстати, единственная сохранившаяся деталь «Спутника-1» – металлический ключ, блокировавший цепь питания передатчика до запуска и извлечённый перед самым стартом, – хранится ныне в Национальном музее воздухоплавания и астронавтики Смитсоновского института в Вашингтоне. Так сложилось. Просто в космосе нет границ и национальностей.
P. S. Кстати, вот вам занятный факт: за рубежом и среди широкой советской общественности «отцом спутника» считали вовсе не Тихонравова и даже не Королёва – при жизни их имена были строго засекречены и ни о какой личной известности речи не шло. А медийной персоной стал не имевший отношения к разработкам ракет физик Леонид Седов, который сделал первое публичное официальное сообщение о запуске «Спутника».