Доктор Фелл, тяжело дыша, чуть выпрямился в кресле, потом дотянулся до кружки с пивом и отхлебнул хороший глоток. Его глаза за стеклами пенсне сверкали азартом и даже каким-то радостным удивлением.
– Бог ты мой! – сказал он гулким, как из бочки, голосом. – И это, по-вашему, куцые, бессодержательные показания? Вы так в этом уверены? А между тем в показаниях Уилкина есть нечто, отчего… как там говорится в ваших страшных шотландских сказках… «душу оковывает могильный холод». Гм… Н-да! Погодите-ка, погодите!.. Уилкин, Уилкин… Мне кажется, я уже где-то слышал это имя. Совершенно точно слышал. Такая своеобразная фамилия, так и напрашивается какой-нибудь дешевый каламбур со словом «вилки». Недаром у него такой хороший аппетит… Умял целую тарелку сэндвичей и даже не чувствует себя не в своей тарелке… Пардон за словоблудие, я отвлекся. Что-нибудь еще удалось выяснить?
– Ну, было еще два гостя – присутствующий здесь мистер Пейдж и мистер Барроуз. Рассказ мистера Пейджа вы уже слышали. Основные пункты показаний мистера Барроуза я вам тоже зачитывал.
– Все равно. Прочтите, пожалуйста, еще раз.
Инспектор наморщил лоб и обратился к своим записям:
– Показания Натаниэля Барроуза. «Я думал перекусить, но в столовой был Уилкин, а общаться с ним в тот момент мне казалось не вполне уместным. Тогда я пошел в гостиную на другой половине дома и какое-то время провел там. Потом я решил, что мне стоит быть рядом с сэром Джоном Фарнли, который находился в южной половине сада. Проходя через коридор, я взял в ящике стола фонарь, потому что у меня неважное зрение. Едва я приоткрыл дверь в сад, как увидел сэра Джона. Он стоял на краю пруда и совершал какие-то суетливые движения. Мне показалось, что он там словно бы с чем-то возится. От двери до ближнего края пруда около тридцати пяти футов. Затем я услышал шум борьбы, всплеск, шлепки по воде. Я бросился туда и увидел сэра Джона. Не могу точно сказать, был возле него кто-нибудь еще или нет. Точно описать, как он двигался, я тоже не могу. Выглядело так, будто что-то держит его за ноги и он пытается выпутаться».
– Ну вот, сэр, – заключил Эллиот. – Можно сделать некоторые выводы. Никто, за исключением мистера Барроуза, не видел жертву до того, как был нанесен смертельный удар. Леди Фарнли увидела мужа, когда он уже лежал в пруду; мистер Гор, мистер Маррей, мистер Уилкин и мистер Пейдж тоже, – по крайней мере, так они утверждают. Может быть, вы обратили внимание на какие-то другие важные детали? – настойчиво спросил он.
– Что вы сказали? – рассеянно отозвался доктор Фелл.
– Я спросил: что вы думаете по поводу показаний?
– Ах да. Сейчас я вам доложу, какие мысли меня посетили. «Исполнен красоты чудесный сад, так повелел Господь…»[3] – процитировал доктор Фелл. – А вот что было потом? Как я понимаю, дактилограф был украден после убийства. Его стащили, когда Маррей вышел из библиотеки посмотреть, что случилось. Вы же, вероятно, интересовались, кто где находился в это время – и кто мог прихватить бесценную книжицу?
– Интересовался, – сказал Эллиот. – Но зачитывать показания не стану. Потому что зачитывать нечего. Большой жирный пробел. Если осмыслить и обобщить наши сведения, все сводится к тому, что дактилограф мог украсть кто угодно, а остаться незамеченным в общей сумятице было проще простого.
– Боже, нет! – после короткой паузы простонал доктор Фелл. – Вот наконец и подарочек…
– О чем вы говорите?
– О том, чего уже давно ждал и, признаться, побаивался. О том, что нам выпало дело, которое похоже скорее на чисто психологическую головоломку. Никаких расхождений в показаниях: совпадает и время, и описание событий, сходятся даже предположения разных лиц. Ни малейшей нестыковки. Кроме одной вопиющей психологической несообразности – почему убили не того человека, и явно убили намеренно? Вдобавок ко всему у нас почти нет вещественных улик: никаких вам запонок, окурков, театральных билетов, ручек, чернильных пятен или записок. Н-да… Если мы не зацепимся за что-то более реальное и осязаемое, то так и будем блуждать впотьмах и возиться с этой скользкой субстанцией под названием «человеческое поведение». Давайте все-таки подумаем: кто с наибольшей вероятностью мог совершить это убийство? И зачем? И кто с психологической точки зрения лучше всего вписывается в нарисованную вами жутковатую картину убийства Виктории Дейли?
Эллиот задумчиво посвистел сквозь зубы и спросил:
– А у вас, сэр, есть соображения?
– Что ж, друг мой, – хмыкнул доктор Фелл, – давайте поглядим, как я усвоил основные факты по делу Виктории Дейли. Возраст тридцать пять лет, незамужняя, приятной наружности, небольшого ума, жила одна. Так… Убита тридцать первого июля прошлого года минут за пятнадцать до полуночи. Верно?
– Да.
– Мимо ее дома проезжает фермер. Он слышит крики, поднимает тревогу. На помощь прибегает местный полицейский, проезжавший там же на велосипеде. Вдвоем они видят, как из окна цокольного этажа в задней части дома вылезает человек – известный в округе бродяга. Они гонятся за ним с четверть мили. Тот пытается от них оторваться, несется через переезд и выбегает на пути, прямо под колеса товарного поезда Южной железной дороги. Погибает быстро, хоть и не сказать, что благообразно… Так?
– Все правильно.
– Тело мисс Дейли нашли в спальне на цокольном этаже. Задушена шнурком от обуви. Когда на нее напали, она готовилась ко сну, но еще не легла. На ней ночная сорочка, стеганый халат и тапочки. Все как будто указывает на банальный разбой – у бродяги найдены украденные деньги и ценности, – если бы не один примечательный факт. Врач при осмотре тела обнаружил, что оно измазано черным как сажа составом; это же вещество нашли под ногтями. Так? Экспертиза, проведенная Министерством внутренних дел, установила, что вещество представляет собой смесь сажи с соком поручейника, аконита, лапчатки и белладонны.
Пейдж так и вздрогнул. Эта история пересказывалась в деревне тысячу раз, но последнюю часть он слышал впервые.
– Вот это новости! – вырвалось у него. – О таком раньше никто не говорил. Выходит, на теле было вещество, содержащее два смертельных яда?!
– Именно так, – с сардонической усмешкой ответил Эллиот. – Врач, разумеется, не проводил химический анализ. А коронер не счел эту деталь существенной и даже не упомянул в ходе дознания. Вероятно, он решил, что это какое-то косметическое снадобье, и умолчал из соображений деликатности. Однако врач впоследствии кое-кому шепнул, и…
– Аконит и белладонна! – не мог успокоиться Пейдж. – Хорошо, но ведь она же их не проглотила, так? Простое нанесение на кожу не вызвало бы смерть?
– Конечно нет. Дело в целом достаточно ясное. Как вы думаете, сэр?
– Трагически ясное, – согласился доктор Фелл.
Сквозь шум дождя Пейдж различил негромкий стук в дверь. Все еще взволнованный, он силился поймать ускользающее воспоминание. Он прошел по коридору и открыл дверь. На пороге стоял сержант местной полиции Бёртон, в резиновом плаще с капюшоном; в руках у него было что-то завернутое в газету. Слова сержанта в мгновение ока отвлекли Пейджа от мыслей о Виктории Дейли и вернули к более насущным проблемам.
– Сэр, могу я видеть инспектора Эллиота и доктора Фелла? – спросил Бёртон. – Я нашел орудие убийства, это точно оно. И еще…
Он мотнул головой в глубину раскисшего от дождя палисадника. У ворот стояла знакомая машина. Это был старенький «моррис», за шторками которого угадывались два силуэта.
К двери торопливо подошел инспектор Эллиот:
– В чем дело?..
– Я нашел то, чем убили сэра Джона, инспектор. И тут еще… – Сержант снова показал головой в сторону машины. – Там Мэдлин Дейн и старый мистер Ноулз, который служит у Фарнли. Ноулз не знал, что делать, и пошел к мисс Дейн – раньше он работал у лучшего друга ее отца, – а она послала его ко мне. Он хочет вам кое-что сообщить. Возможно, это прояснит все дело.
Глава восьмая
Газетный сверток разложили на столе в кабинете Пейджа. Внутри оказался складной нож, какими раньше баловались подростки, старомодная игрушка, но при нынешних обстоятельствах смертельно опасное оружие.
В деревянной рукояти, помимо основного лезвия (сейчас открытого), умещалось еще два лезвия поменьше, а вдобавок штопор и приспособление, с помощью которого раньше выковыривали камни из лошадиных копыт. Пейджу живо вспомнились времена его детства, когда иметь такой нож было мечтой любого мальчишки: ты сразу становился почти мужчиной, превращался в отважного героя, краснокожего воина, следопыта… Нож был старинный, увесистый. Клинок довольно длинный, явно больше четырех дюймов; в двух местах выщерблен, кое-где поцарапан, но ничуть не заржавел; сталь наточена как бритва. По всему видно, что за ножом ухаживают. Но играть им в индейцев теперь никому не пришло бы в голову. Все лезвие – от острия до основания – было в едва подсохших пятнах крови.
Зрелище произвело на всех тягостное впечатление.
– Где вы его нашли? – оторвавшись от созерцания, спросил инспектор Эллиот.
– В самой гуще кустарника, где-то… – сержант Бёртон сощурился, прикидывая расстояние, – футах в десяти от пруда.
– С какой стороны?
– Слева, если спиной к дому стоять. Недалеко от высокой тисовой изгороди у южной кромки сада. Чуток ближе к дому, чем сам пруд. Видите ли, сэр, – начал старательно объяснять сержант, – мне просто повезло. Мы могли бы обшаривать сад еще хоть битый месяц, и все без толку. Потому найти что-нибудь в таких кустах никак невозможно, ну разве сбрить все подчистую. Чертовски густые они, эти заросли. Помог дождь. Я и не думал на что-то наткнуться в том самом месте; дай, думаю, проведу рукой поверху, чтоб сообразить, где искать дальше. А кустарник-то мокрый, и тут я смотрю: на ладони у меня что-то красноватое. Стало быть, нож, когда падал, мазнул по верхушке куста кровью. А в каком месте он этак насквозь прошел, понять уже нельзя. Ну, я, значит, нашарил его там и достал. Надежно он был спрятан. Даже дождь, сами видите, ничего не смыл.