Собственно говоря, это просто чудо, что не вышла из строя вообще вся электроника. Когда мы попали в черноту, всё, что было более-менее сложное, разломалось в куски. Остались только примитивные устройства, как фонарик, компас-навигатор, наши коровьи колокольчики-переводчики, карманные игрушки типа тамагочи — абсолютно бесполезные, но недоросли в них души не чаяли. Почти всё это нео делали одним кристаллом, и чернота, очевидно, посчитала это просто куском камня.
В этом подъезде делать было нечего, и чем мы быстрее отсюда уберёмся, тем будет лучше. Мы убрались, но недалеко. Метров на двести.
Достоверно известны, абсолютно точно описаны и задокументированы множество случаев, когда пионеры переводили старушек через дорогу. Вот кто бы нас перевёл? Как долбаные старушки, лежали в грязи и не могли перейти через дорогу уже полтора часа. Только по дороге вместо грузовиков таскались заражённые. Это были довольно развитые твари, тут вообще все развитые. Скорее всего, просто всю мелочь подъели.
По дороге туда-сюда с разным временем, с разных сторон, с разными скоростями проходили по одному, по два и довольно большими группами разномастные группы тварей. Мы лежали на крыше или гаража, или бетонного сарая с узкими дверями и широкими заросшими травой ограничителями. В них нанесло достаточно много грязи, и они поросли пышными деревьями. Так бывает на заброшенных строительных площадках. Я часто видел панельный долгострой, а из окон торчат разухабистые, разлапистые, пышные деревья-кусты.
В Стиксе чудеса оплачиваются. Я это уже проверял. Другим объяснить нельзя мою прошлую одиссею, когда, не имея кроме палаша никакого оружия, я протопал по всему фронтиру и вернулся, принеся чемодан белого жемчуга. Только интересом хозяев Стикса могу объяснить свою удачу. Думаю, именно они не дали мне тысячу раз умереть, наблюдая за похождениями, и гадали — что-таки опять задумал этот придурочный. Таки-да, таки удивил, ну пусть ещё поживёт, крыса лабораторная. Теперь гадал я, какой ещё диковинный эксперимент мне устроили.
Мы почти сутки спали, не выставив караула, за деревянной дверью хрущёвки в сердце пекла. Что ни есть — чудо. Выспались. Пока это всё. В нашем доме ни воды, ни еды не было, и магазинов тоже не было. Этот микрорайон построили, но ещё не заселили, а рано или поздно нас найдут, и мы вынуждены были уйти в сторону более обжитой части города. Нам нужна вода, еда и самое главное, срочно нужен живчик. У нас есть спораны, но живчик ещё нужно сделать. Я русский казак всей душой, но сунуть в разгрузку бутылку водки как-то не подумал, а без спиртного живчик не приготовить. Сори.
В этой части города фантазия строителей гуляла на всю катушку. Все строения времён хрущёвской оттепели объединяли лилипутские кухни и низкие потолки. Все дома были одинаковые и загадочно разные одновременно. Знаете, рассвет бардовской песни, страна немного дохнула от послевоенного восстановления, и у людей появилась капелька времени на себя. Какие песни — такие и стройки!
Мы наблюдали. Ну а что делать? Какой-то последовательности выработать не удалось. В любую секунду могла появиться группа или одиночный заражённый. Хотя у нас и было бесшумное оружие, надеяться перебить всех тварей было глупо. Кроме того, любой шум здесь наказывается, и не обязательно выстрелы.
Мы ждали и грели зад под жарким солнышком. Когда будет возможность перебежать широкий проспект, совершенно непонятно. Я почти одними губами шепнул: «Что будем делать»? На меня глупо вылупились. Это хорошо, что я опять их волок за уши, шикал и пригибал головы. Они совершенно не умели ходить по кластерам, когда без скафов, танков и с горстью патронов в кармане.
Тогда у Штыря с его подельником была одна нахальная, тупая, кавалерийская корова, и пока они не вштыривали спека, очень неплохо справлялись со своими обязанностями. Я по достоинству оценил их умения и терпение и теперь понимаю, что они на меня не зря шикали и отвешивали оплеухи.
Сейчас на меня одного, очень даже ни разу не спецназовца, приходилось одна корова и одно крупное животное, вообще ни на что не похожее. У меня к возлюбленному Джульетты нет ассоциативной группы из тех животных, которых содержит «Большая советская энциклопедия». Судя по шуму, который они производили, книжек про индейцев они не читали. Да и я не понимаю, что нужно делать, когда под мягким ковром листьев лежит сухой скотский сучок, который хрустит громче выстрела, а пока не наступишь, не поймёшь, что он там.
Даже когда я ходил по своим кластерам с Настей Лёней, то был осторожен. Конечно, мои квазы покарают любую тварь, но хотелось бы не посмертно. У недорослей всё по-другому. Они привыкли полагаться на непробиваемую броню доспеха и пульки нео, а тут пекло, не рядом, тут просто пекло. Как ходить по таким местам, я, разумеется, не знал, поэтому все свои незнания, недостатки и неосторожности я компенсировал временем пути.
День на то, чтобы перейти дорогу, день на то, чтобы пройти пару лишних километров, и всё это время надо спать, жрать, в туалет. А вы знаете, сколько иммунных распрощались с жизнью в туалете? Это в первом десятке из основных статей смертности. Обычная ситуация, когда вышел из брони, сел за траком и по запаху тебе нашли, так и сожрали со спущенными штанами, а по кустам только экстремалы гадят.
Помощники из моих Ромео и Джульетты были никакущие. Они тебе могли рассказать о принципах суборбитальных полётов, науки управления ремонтным дроном, но как не наступать на сухие ветки, не знали. Я их обоих сейчас бы поменял на подвыпившего мужичка с глубокой внешки или фронтира, а лучше на индейца из местного стиксового племени.
Теперь я был самый главный вождь индейцев. Ещё согласен с работой политрука — куриц ненормальных утешать, но на это точно не подписывался. Да, уважаемый Штырь и еже с ним, отольются мышке кошкины слёзки. Или наоборот? Эх, мне бы сейчас сюда моих муров, они бы нас провели раз в десять быстрее.
— Добрая Милая Крёстная, туда смотреть, — это детина мне шептал на ухо и показывал в сторону нескольких хрущёвок, образовавших двор буквой Ш.
Вот о чём они говорили! Я, разумеется, не понимал, потому что мы коровьи колокольчики попросили молчать. Вообще у нео было много техники, которую приходилось просить, как собак. Носорог показывал на дом, где в двух соседних подъездах, на уровне четвёртого этажа, взрывом были обвалены лестничные марши.
В Советском Союзе в то время этого не могло быть никогда, потому что этого не могло быть вообще никогда. Кто-то уже после перезагрузки порезвился, а самое главное, дом выглядел обжитым, и не надо было переходить дорогу. Немного не по плану, но планы составляют, чтобы знать, что надо нарушать.
Весь оставшийся день ушёл на преодоление пятисот метров до нужного дома. Тот подъезд, где взрывом обвалило пролёты, был соседним. Уже вечером стадо шумных индейцев, оставшись каким-то чудом не замеченным, вползло в пустой лестничный марш и прикрыло дверь. Ещё час ушёл на подъем и поиск открытой двери. Ломать и шуметь мы не рисковали. Все двери были закрыты, поэтому мы тихо вскрыли дверь на самом верхнем этаже, используя вибронож Амазонки.
Глава 37Еда, вода, варенье
— Ну что, троглодиты, кажется, оторвались, — известил я моих подростков.
Я им имён, согласно правилам нашего сумасшедшего стаба, ещё не придумал. Некогда. Но пока это было и не надо, вот придём, тогда и придумаем, а пока они, как порядочные дворовые собаки, откликались на всё.
Последний этаж. Аккуратная квартира. Добропорядочная советская семья, где взрослые на работе, а дети в садике. Всё аккуратненько, всё чистенько, за исключением нескольких разбросанных тряпок, а остальное было в полном порядке. Я взял около шкафчика в прихожей большой советский квадратный фонарь. Там была 4,5-вольтовая, большая батарейка. Показал фонарь нео и сказал:
— Сейчас будем еду проверять, можно ли её есть?
По лицам моих влюблёнышей было видно, что ассоциативная группа «фонарь-еда» у них явно не прошла. Я открыл прибор, достал батарейку и лизнул контакты, затем довольно улыбнулся:
— Да, можно есть!
Вот это я их озадачил. Не понимают. Для этого слишком много надо знать. В Советском Союзе эти батарейки делались из трёх последовательно соединённых, и их было три. Они друг другу мешали, и именно эта батарейка всегда разряжалась быстрей других. Год, может быть, полтора, пока она совсем сядет, а в каждом, уважающем себя доме делали консервы. Советские люди крутили огурчики, помидорчики, салаты, варенье и компоты. К концу сезона их, как правило, съедали, очень можно было редко встретить банку, хранящуюся второй, а то и третий год. Всё очень просто. Батарейка была свежая, соответственно, всё, что мы здесь найдём, можно есть. На самом деле год-два — это не срок хранения для домашней укупорки советских людей. В Советском Союзе жители умели консервировать и набивали этим руку всю жизнь. Всё, что найдём, можно есть.
Самым сложным оказалась попытка объяснить, что батарейка может разрядиться через год хранения, а не использования. Мои высокотехнологичные недоросли не могли понять, как это можно сделать? Ещё они не понимали, зачем консервировать низкокалорийные огурцы и помидоры, если можно хранить что-то более сытное? Завалили меня вопросами, зачем это делать самим, если есть специальные заводы, и прочими глупостями.
Самое смешное, весь свой танк в палисадник превратили, а консервирование низкокалорийных продуктов рационалисты нео решительно не могли уложить в голову. Зачем? Можно было законсервировать продукты посерьёзней. Опять разница перевода. Надеюсь, это не помешает им набить брюхо, а то мы уже какой день без еды. На большинство вопросов я отвечал «Потому что» и «Так задумано».
Пока разговаривали, я занялся бытовой химией. В графине, в серванте с лакированной крышкой, служившей одновременно столом, стоял графин со спиртным, думаю, водка. Я уже успел туда бросить десяток споранов и разболтать. Плеснул грамм по тридцать в хрустальные стопочки из соседнего стеклянного шкафа. Я не стал заморачиваться, живчик — это сейчас самое главное. Просто в графине разболтал спораны поконцентрированнее и надел на горлышко графина свёрнутую в несколько раз наволочку, снятую с подушки. Так и наливал. Остатки слил в фарфоровый чайник, который взял там же. Попозже подумаю, что с этим делать.