— Просто я не знал, как отнесется к этому Карзанов.
— Как отнесется Карзанов... А разве ты давал ему какие-нибудь обязательства?
— Ему я никаких обязательств не давал, но понимаешь... Тебе, я заметил, неприятно, когда говорят о Карзанове.
— В данном случае ты обязан был сказать, — вмешался Скатерщиков. — Он же выдвигает против нас конкурентоспособный вариант.
Алтунин рассвирепел:
— А я не нахожусь на службе у твоей конкурирующей фирмы!.. Вы чудаки, дорогие мои изобретатели. Карзанов замышляет всех нас троих включить в свою исследовательскую группу. Он хотел сам обо всем договориться с вами, просил меня не опережать события.
Щеки Киры вспыхнули.
— И ты, конечно, согласился войти в его группу? — спросила она тихо.
— Пока нет. Просто обещал помощь.
— Но ты и нам обещал помощь!
— Разумеется. А разве одно другое исключает? Ведь речь идет об автоматизации свободной ковки, и мы обязаны исследовать все варианты. А вариант Карзанова, как я считаю, самый что ни на есть обнадеживающий. Однако и ваш вариант не исследован до конца. Спор должны разрешить испытания на прессе.
Кира поднялась. Весь вид ее выражал возмущение и решимость.
— Поступай, как знаешь! — резко бросила она. — А мы с Петром Федоровичем будем драться за свой проект! И без твоей помощи как-нибудь обойдемся... Можешь не провожать меня. До свидания, Петр Федорович. Я буду навещать вас.
— Кира, это глупо. — Сергей хотел взять ее за руку, но она резко отстранилась и вышла из палаты.
Нет, он не побежал за ней. Простившись со Скатерщиковым, который лежал с закрытыми глазами и ничего не сказал больше, Сергей не спеша вышел в коридор. Киры там уже не было.
«Что за нелепая выходка? — недоумевал он. — Неужели у нее все еще сохранилось какое-то чувство к Карзанову?.. Конкурентоспособные варианты. Это сказал Петенька. Хотя и существует такое выражение в деловом обиходе, но о какой конкуренции идет сейчас речь? Два же разных принципа. Почему, скажем, нельзя отстаивать одновременно модель автомобиля и модель велосипеда?»
На душе было скверно. Показалось, что в чем-то он все-таки неправ. В чем?
Сергей вернулся на завод и здесь узнал от Самарина: второй опытный вал забраковали! Все то же: брак по состоянию осевого канала.
Алтунин чувствовал себя разбитым. Дотащился до заводского сквера, присел на скамеечку. Из низких туч накрапывал мелкий дождь. Сергей не обращал на него внимания.
Он очнулся, когда его окликнули. Это был Пчеляков. На тельняшку наброшен пиджачок. Длинные волосы слегка намокли. А рядом с ним вся бригада. Все до одного, хотя работа давно кончилась.
— Сергей Павлович, — сказал Пчеляков. — Вы зря так... Вашей вины нет — в этом мы уверены. Проковали по всей глубине слитка. Вы молодчина! Кузнец, каких больше нет.
Алтунин поднялся. Слегка перехватило горло.
— Ну что ж, спасибо, — сказал он растроганно. — Придется нам все претерпеть, а? Вы во мне уверены, а я в вас тоже не сомневаюсь да и не сомневался!
— Вытерпим, Сергей Павлович. Вы только не уходите из бригады. Ладно? Мы ведь решили, что вы заявили Самарину об уходе. Ну и всполошились.
— Да что вы, ребята! Я дезертиром никогда не был. Не отступлю. А вам Скатерщиков привет велел передать. Дела у него идут на поправку. За свой сигнализатор сражаться собирается. Вот он какой, наш Петр!
— Ваша школа, — сказал Чунихин.
Бригаде уникального гидропресса казалось, что она, занятая своим делом, живет как бы в стальной скорлупе, в ампуле, и никому из рабочих других цехов огромного завода нет дела до того, что происходит в прессовом отделении. Но вскоре все они — и Алтунин, и Букреев, и Носиков, и Пчеляков, и остальные двенадцать человек — убедились, что это не так. Вместе с ними их неудачи переживали тысячи людей. Не было обидных замечаний, саркастических ухмылочек. Им сочувствовали. На них надеялись: «Не может того быть, чтобы такие мастера не справились с заказом! Тут что-то не так». Инженеры тоже понимали: что-то не так.
То, что вторая поковка вала турбогенератора оказалась с крупными внутренними дефектами, поразило всех. Сперва поговаривали: «Лучший кузнец, а не справился». Забывалось, по-видимому, что каждую кузнечную операцию Алтунин осуществлял под неослабным контролем нескольких инженеров. Сюда, в прессовое отделение, были брошены лучшие силы. Сам главный инженер завода Лядов дневал и ночевал в цеху.
А поди ж ты, даже мастер Алексей Степанович Клёников пенял Алтунину:
— Как же это так?.. В голове не укладывается. Ты ведь всем кузнецам кузнец!..
Теперь не пеняли. И Алтунин повел свою бригаду на контрольную площадку. Они должны были видеть все сами.
Вал турбогенератора лежал разрезанный на части, как труп на прозекторском столе. Самарин и Мокроусов стояли над ним, скорбно скрестив руки на груди. Они чем-то походили друг на друга, оба — словно королевские пингвины. Мокроусов отличался от Самарина только своей рыжей бородой, которой часто клялись сталевары: «Клянусь бородой Мокроусова, качество металла высокое!».
К удивлению Алтунина, сюда пришли рабочие из других цехов. Их тоже допустили. А что им здесь нужно?
— Не хватает только оркестра, — сказал Пчеляков и церемонно снял каску. Но никто не улыбнулся.
С Алтуниным, не повышая голоса, заговорил Мокроусов:
— Полюбуйтесь!.. Я молчу о всякого рода шлаковых включениях — за это мы, мартеновцы, отвечаем. Но ты, кузнец, объясни: почему резко снижаются пластические свойства и вязкость металла от поверхностных зон к центральным? Это ж зависит от ковки и только от ковки...
Он воинственно выставил вперед бороду, хотя в глазах не было гнева. А что мог ответить ему Алтунин?
— Не знаю, — сказал он, неопределенно пожав плечами.
— Вот и я кумекаю: в чем загвоздка? Ты ж кузнец, подскажи! — продолжал наседать Мокроусов и смотрел на Алтунина немигающими глазами, пристально, выжидающе. Будто кузнец знает больше технологов!
Это начинало раздражать Алтунина. Наступил Мокроусову на больную мозоль.
— Наш Клёников грешит на вас, сталеваров. Считает, что изотопами надо бы проверить качество стали при выплавке и разливке.
— Слыхал!.. А при чем тут выплавка и разливка, если при ковке получаются пониженные показатели ударной вязкости? Подумай, кузнец! Ты ведь почти инженер.
— Ну, до инженера мне еще далеко. Еле переполз на четвертый курс.
Мокроусов будто и не слышал последних слов:
— Мы тут с технологами заспорили. Они считают причиной всех неудач переохлаждение металла в процессе ковки. На выносе последних операций или после окончания ковки до посадки на отжиг...
— Технологию мы соблюдали тютелька в тютельку. Алексей Степанович может подтвердить: он все время присутствовал, советы давал.
Начальник мартеновского цеха болезненно сощурился, и лицо его стало как бы суше, старее.
— Ну, и что будем делать дальше, кузнец? Зашли в тупик? Так полагаешь?
Сергею стало жаль его. Не очень уверенно предложил:
— Может быть, повысить степень осадки?
Тут уж вмешался Самарин:
— В провальну яму не напасешься хламу. А если дело все же не в технологии ковки?
Сергей никак не мог понять, чего хотят от него эти двое.
Наконец Мокроусов объяснил:
— Хорошо, что пришли всей бригадой. Договоримся мы вот как... Пусть Карзанов со своими изотопами шурует у нас в цеху. Авось что-нибудь подскажет, хотя я, признаться, мало верю в это. Выплавка стали существовала и до его изотопов... А вам пока по-прежнему придется ковать опытные валы. Разного веса. Проявите терпение!
Все молчали. После двух неудач работа казалась зряшной. А это может довести до нервного истощения. Не в зарплате дело. Никому неохота загонять себя просто так, без смысла.
— Не ковка, а разложение коллектива, — проворчал Носиков.
— Я тоже дураком был: не ценил спокойную работу на молоте, — согласился Алтунин. — Куешь себе какую-нибудь вилку, и дела до тебя никому нет. А тут идешь, словно сквозь строй, и все допытываются: «Опять запороли?», «Почему запороли?» Редактор многотиражки сует заметку: «Прочтите про вашу бригаду: «Девятый вал». Как у Айвазовского. Говорят, будете ковать девять опытных валов из слитков разного веса. Так ли это? С вашими орлами, Алтунин, можно было бы не тратить столько драгоценной стали на опыты».
Сейчас Сергей уже не отделял себя от бригады, и она не отделяла себя от него. Появилось-таки единство, понимание с полуслова.
Переглянувшись со всеми, Алтунин уверенно сказал Самарину и Мокроусову:
— Ну что ж, будем ковать с полной отдачей. Как будто валы и не опытные вовсе. Только если уж ничего не получится, не обессудьте.
— Пусть редактор многотиражки заготовит новую заметку — «Сизифов труд», — сострил Пчеляков.
На этот раз ему улыбнулись все.
Каждый новый слиток бригада рассматривала с пытливым ожесточением: получится или не получится?.. Но ощущением бесполезности своего труда люди уже не тяготились. Понимали, что в силу необходимости они являются сейчас поставщиками опытного материала для заводских лабораторий. Это было своеобразным их соучастием в научно-исследовательской работе.
Почти во всяком новом деле встречается нечто не предусмотренное никакими планами и инструкциями. Однако пройти через это надо. И как можно быстрее! Потому что задержка в кузнечном цехе тормозит прохождение государственного заказа через другие цеха завода. А невыполнение заказа в срок может свести насмарку трудовые усилия огромного коллектива строителей новой электростанции, для которой требуется этот невиданный по своим габаритам турбогенератор.
Трудовая взаимосвязанность нерасторжима. Так старайтесь же, кузнецы!
На гидропресс подается слиток в семьдесят тонн.
— Осадить до тысячи пятисот пятидесяти миллиметров!
-— Проковать на две тысячи четыреста пятьдесят миллиметров!
— Прожать до тысячи четырехсот миллиметров за один ход пресса!