одежде, что недопустимо, являются завсегдатаями увеселительных заведений, развлекаются охотой и вообще своим поведением мало напоминают служителей церкви, которыми формально являются.
Под стать такому поведению была и «подкованность» братьев в области религиозных канонов, как и вообще уровень образованности. Порой они связно даже «Отче наш» прочитать не могли, не говоря уже о знании сложных церковных догматов. Тупость и солдафонство — отличительные черты тевтонцев, ставшие впоследствии характерным признаком «прусского национального духа». Примерно так же высказывался о них и Э. Лависс в своей «Истории Тевтонского ордена»: «Рыцари были невежественны и считали невежество условием спасения души. Они никогда не были очень образованны, и, по-видимому, многие из них вступали в орден, не зная даже «Отче наш» и «Верую»; по крайней мере, устав ордена давал новым братьям шесть месяцев срока на то, чтобы выучить важнейшую из молитв и Символ веры»[71].
Подобное невежество уставом ордена даже поощрялось, о чем пишет далее Э. Лависс: «Устав не обязывал рыцарей учиться, и если он дозволял брату, вступившему в орден с некоторым образованием, поддерживать свои знания, то, с другой стороны, неученым людям он предписывал такими и оставаться, конечно, во избежание того, чтобы рыцарь, сделавшись ученым, не бросил меча и не сделался священником»[72].
Утилитарная направленность деятельности ордена — я имею в виду нацеленность в первую очередь на захват и освоение земель — парадоксальным образом сказалась и на положении в нем братьев-священников. Они, по-видимому, не играли в нем сколько-нибудь заметной роли. А ведь это было духовное объединение, специально созданное для просвещения язычников! Соответственно, не получили в нем развития искусства и науки, которые в то время являлись одним из направлений церковной деятельности. К примеру, проект создания в Пруссии университета в XIV веке не вызвал у руководства ордена никакого энтузиазма.
Об отсутствии интереса у рыцарей к духовным ценностям можно судить и по содержанию библиотек в конвентах. Из литературы религиозной направленности здесь имелись лишь псалтырь, сборники житий, хроники, т. е. минимум, обязательный для изучения и предназначенный для группового чтения вслух. Гораздо больше места занимала в библиотеках литература, связанная с возможностями землепользования и администрирования территорий, т. е. с тем, что было предметом особого интереса братьев, — задачами государственного строительства.
В такой атмосфере секуляризация прусских владений ордена была лишь вопросом времени. В 1525 году Альбрехт Бранденбургский из рода Гогенцоллернов, последний верховный магистр ордена, тайно принял лютеранство и получил прусские земли, ставшие к тому времени собственностью польской короны, в лен от своего дяди — польского короля. При этом он и его свита, состоящая из тевтонских рыцарей, сорвали с себя орденские регалии и кресты в знак отказа от католичества и орденского прошлого.
Так появилось первое в Европе протестантское государство. Совершенно закономерный итог для сообщества нетвердых в своей вере католиков, что, собственно, и требовалось доказать. Парадоксально, но факт: организация, призванная поддерживать и распространять духовные традиции, первой порвала с ними всякую связь. Парадоксально, если не знать, во что братья верили на самом деле.
Здесь, конечно, имеется в виду не весь орден. Речь идет лишь о его прусских владениях. Но пример показателен. Многонациональность, узконаправленная кадровая политика и пренебрежение вопросами духовности сделали свое дело: орден не стал форпостом католичества на Востоке. Его восточная часть не выдержала натиска Реформации и первой пала под ее ударами. И вот еще факт, характеризующий слабость охвата братьев идеями католичества: даже новоиспеченные христиане поляки, которых орден должен был защищать от язычников, устояли, в отличие от ново-пруссов, под натиском протестантизма, став в итоге большими католиками, чем даже сам папа Римский.
Впрочем, я забежал несколько вперед. Вернусь все-таки к составу ордена, таившему в себе предпосылки схизмы. Соотношение один рыцарь к восьми сервиентам (возможно, даже некрещеным язычникам) — не единственное, что указывает на слабую в целом идеологическую подкованность братьев. Характерное для обычного состава ордена, оно далеко не всегда совпадало с соотношением тех и других в общем составе его армии. Во времена походов орден пополнялся новыми членами, отчего полноправных братьев по отношению к общему составу становилось еще меньше. Контингент сражающихся под знаменами ордена и при этом не являющихся его постоянными членами был весьма широк. «В крестовом походе Немецкого ордена зимой 1344 г. против языческой Литвы, к примеру, участвовали король Богемии (Чехии) Иоанн Люксембургский, король Венгерский, граф Голландский, герцог де Бурбон, бургграф Нюрнбергский, граф Голштинский (Голштейн-ский), чешские, силезские, моравские, австрийские и шотландские рыцари и многие другие»[73].
Способность на базе сравнительно небольшого контингента опытных воинов сформировать весьма многочисленную и притом боеспособную армию являлась отличительной особенностью этой корпорации. Ни тамплиеры, ни иоанниты таких способностей не проявили. Может, именно поэтому Немецкий орден оказался самым живучим среди других орденов.
Огромным подспорьем в достижении тевтонцами военных успехов являлась земская служба. Это было по сути феодальное ополчение, обязанное по призыву великого магистра являться на военную службу. Основанием для этого являлась вассальная присяга феодалов Тевтонскому ордену, выступавшему в данном случае в качестве сюзерена.
Призыву подлежали все имевшие владения в орденских землях — от крупных феодалов до старост деревень — со-лтысов. Численность такого ополчения была достаточно высокой для того, чтобы оказывать серьезное воздействие на ход военных кампаний. Например, в Грюнвальдской битве, по оценкам К. Л. Козюренка, она составляла около трети всего состава армии ордена[74].
Понятно, что этнический состав этого воинства был весьма пестрым. В Пруссии кроме немцев в него входили поляки и пруссы, обращенные в католичество, в землях трансильванского филиала — венгры и крещеные куманы (половцы), в Прибалтике — вожди литовских племен, перешедшие на сторону «цивилизаторов» вместе со своими дружинами.
Но и земским ополчением не исчерпывался состав армии тевтонов. Большое значение имели воинские контингенты, поставляемые прусскими городами и епископства-ми. На территории Пруссии находилось четыре епископства, обязанных в силу той же вассальной присяги ордену нести воинскую повинность. Обитатели территорий, находившихся под непосредственной юрисдикцией епископств, не являлись вассалами ордена согласно известному нам еще со школы правилу (вассал моего вассала — не мой вассал). Поэтому они составляли отдельные контингенты войск, не входившие в земское ополчение. Если у епископств доставало средств, то в случае нехватки боеспособных подданных они могли нанять наемников.
То же и с городами. Они, как и епископства, обязаны были поставлять ордену бойцов. По оценкам того же К. Л. Козюренка, в Грюнвальдской битве участвовало примерно по полторы тысячи воинов со стороны городов и епископств.
Еще одной боевой единицей армии ордена, не входившей в ее постоянный состав, были подразделения так называемых «гостей», т. е. крестоносцев, прибывавших из различных уголков Европы для свершения «подвигов во славу Господа». Разорение прусских и литовских деревень считалось в Европе «крестовыми походами», и всякий уважающий себя католик просто обязан был принять участие в этом «богоугодном» деле. Особую популярность этот вид «подвигов» приобрел после того, как крестоносцы были вытеснены из Палестины, а боевой пыл их еще не угас. Здесь они нашли себе новое применение.
Контингент «гостей» состоял в основном из знатных особ. Годичное пребывание в Пруссии — а именно такой срок предусматривался обетом, который давали паломники перед походом, — было занятием дорогостоящим и осуществлявшимся за свой счет, поэтому предаваться ему могли лишь весьма состоятельные лица. В числе таких «паломников» можно упомянуть даже королевских особ. Так, в 1263 году поход на пруссов был организован чешским королем Пржемыслом II Оттокаром.
О наемниках в тевтонской армии следует сказать особо. Это, пожалуй, наиболее боеспособная и наименее щепетильная часть тевтонской армии, как, впрочем, и любой другой. Под отсутствием щепетильности я имею в виду полную индифферентность к конфессиональной и этнической принадлежности противника. Это качество ценилось в наемниках более всего, так как на поздних этапах существования ордена ему пришлось все чаще сталкиваться на полях сражений с братьями по вере — поляками и литовцами, что отталкивало от участия в таких битвах «гостей» и других более-менее примерных христиан, в особенности из числа воинов, выставляемых епископствами. В лихую для ордена годину — я имею в виду времена, наступившие после грюнвальдского разгрома, — из наемников практически полностью состояла армия ордена. В рядах тевтонцев в это время сражались даже так называемые «виталийские братья» — морские корсары, до этого контролировавшие торговые пути в Балтийском море и бывшие злейшими врагами ордена. После разгрома этого братства теми же тевтонцами в союзе со шведами и Ганзейским союзом разбойники не могли найти себе применение, и предложение недавних врагов о сотрудничестве прозвучало как нельзя кстати.
Таким был состав «Христова воинства», слабо напоминающий знакомые нам из школьных учебников картинки. Понятно, что прилежными католиками они не были. Однако и о тайной приверженности братьев иудаизму говорить пока еще рано. Чтобы убедиться в том, что мировоззрение тевтонов определялось тем же идеологическим фоном, который сформировал и мировоззрение тамплиеров, необходимо ближе познакомиться с верованиями обитателей региона, в котором разворачивалась деятельность ордена. Учитывая