Не скажу, что здесь они нашли лучшее применение своим талантам, но ведь это было не единственное из того, что они умели. Далеко не единственное. А поэтому не будем судить их слишком строго. Тем более что в настоящее время с исчезновением религиозного прессинга и по мере выхода из подполья данная черта все реже в них проявляется.
Впрочем, кое-что из криминального набора черт можно обнаружить и в наклонностях староверов. Правда, сформировались они не в криминальной среде и отнюдь не из-за безудержной склонности к обогащению. Староверы приложили немало усилий к искоренению ненавистной им и немало сделавшей для их уничтожения российской монархии. Власть они не любили. Триста лет гонений сделали свое дело. Отсюда помощь революции и скатывание к терроризму и даже уголовщине в рамках этой помощи.
В старообрядческой общине, к примеру, начинал свою борьбу один из лидеров террористической организации «Народная воля» А. Д. Михайлов. Протопоп Аввакум и боярыня Морозова были кумирами другой участницы той же организации — известной революционерки Веры Фигнер. Их образы придавали ей силы во время многолетнего заключения в Шлиссельбургской крепости. «Морозова, — писала она в своих воспоминаниях, — непоколебимо твердая и вместе такая трогательная в своей смерти от голода, говорит о борьбе за убеждения, о гонении и гибели стойких, верных себе».
Кажется невероятным, но деятельность по подготовке и осуществлению революции, граничащая с терроризмом, базировалась на религиозных принципах. Еще протопоп Аввакум, этот «буревестник» раскола, называл царя и Никона двумя рогами апокалипсического Зверя, руководимого Антихристом. Борьба с этим Антихристом — одна из ипостасей старообрядческого участия в революции. Коль скоро ниспровержение царства Антихриста было мотивом выступлений старообрядцев Булавина, Разина и Пугачева против царизма, то почему бы этому же мотиву не присутствовать в деятельности по подготовке и осуществлению революции 1917 года[88]?
Даже учение К. Маркса, подчас прямо враждебное религии в любой ее форме, было задействовано в борьбе с Антихристом. Не помешало и то, что в нем сквозит ненависть к капиталу, который представляли староверы. Впрочем, интерес к марксизму подогревался вовсе не тем, что увидели в нем большевики, а буржуазно-демократическими устремлениями этих «новых русских». В теории Маркса, как и в будущем обществе, построенном на принципах народовластия, им грезились радужные перспективы их легализации и свободного применения капиталов. Не предполагали мечтатели, насколько далеко может зайти процесс «демократизации» в России.
В 1897 году община организовала «Пречистинские курсы» в Замоскворечье, где преподавались основы марксизма. Около 1,5 тысячи человек в 1905 году являлись слушателями этих курсов. Желающих ознакомиться со столь свежими идеями было так много, что здания не вмещали всех. Выход был найден с помощью одной из представительниц старообрядческого клана Морозовых. Данная особа внесла 85 тысяч рублей на строительство трехэтажной школы соответствующей направленности, а городская дума, возглавляемая опять-таки старообрядцем Гучковым, выделила землю под школу.
Кстати, староверы в этой думе составляли большинство вплоть до 1917 года, благодаря чему школа получала ежегодно субсидию из городского бюджета в размере 3 тысячи рублей.
Примечательно, что столь же деятельное участие в революции приняли и евреи. Это если и не указывает прямо на общность происхождения, то хотя бы наталкивает на мысль о сходстве жизненных установок.
Собственно говоря, на это же сходство указывает и странное увлечение староверов идеями марксизма. В чем здесь точки соприкосновения помимо упомянутых буржуазно-демократических позиций? Ответить на этот вопрос можно лишь допустив, что в своем мировоззрении древле-православные опирались на тот же старый добрый древнееврейский деизм, который лежит и в основе учения еврея К. Маркса. Ведь не секрет, что атеистический рационализм Маркса и указанный деизм — «близнецы-братья».
В свою очередь, допустив деистскую основу мировоззрения староверов, мы должны увидеть в этом еще один, глубинный (помимо одинаковых внешних условий), фактор появления у них характеристик, подобных еврейским.
То есть без апелляции к древнееврейским пращурам и их преданию в этом вопросе все равно не обойтись. Ибо именно оно послужило наиболее действенной основой формирования предпринимательского духа у представителей старообрядчества, обогнав по степени воздействия на их ментальность даже такие мощные стимулы, как гонения и изоляция.
14«СКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ»ПРОТЕСТАНТИЗМА
Убедительные доводы в пользу этого можно обнаружить в работе М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Правда, староверы там не упоминаются — речь идет о влиянии протестантской этики на формирование идеологии западноевропейского предпринимательства, — тем не менее к нашим фигурантам работа имеет самое непосредственное отношение. Ведь старообрядчество — это и есть протестантизм в чистом виде. Протестантизм на российской почве. Налицо все признаки данного явления: оппозиция официальной церкви, отрицание за церковью роли посредника между людьми и Богом, секуляризация религиозной жизни, приоритет в ней моральных ценностей, акцентирование внимания на понятии «внутреннего Бога», или «Бога в душе», и т. п.
Так вот, западному протестантизму, согласно наблюдениям Вебера, была свойственна та же черта, которая характеризовала и соответствующий феномен российской действительности. Имеется в виду специфическая склонность к предпринимательству. «При ознакомлении с профессиональной статистикой любой страны со смешанным вероисповедным составом населения неизменно обращает на себя внимание одно явление, неоднократно обсуждавшееся в католической печати и литературе и на католических съездах Германии. Мы имеем в виду несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего технического и коммерческого персонала современных предприятий. Это находит свое отражение в статистических данных не только там, где различие вероисповеданий совпадает с национальными различиями и тем самым с различием в уровне культурного развития, как, например, в Восточной Германии с ее немецким и польским составом населения, но почти повсеместно, где капитализм в пору своего расцвета мог беспрепятственно совершать необходимые ему социальные и профессиональные преобразования; и чем интенсивнее шел этот процесс, тем отчетливее конфессиональная статистика отражает упомянутое явление»[89].
Само по себе все это, конечно, не свидетельствует в пользу доминирования религиозных принципов в формировании духа предпринимательства, равно как и не опровергает устоявшегося мнения об обусловленности такого духа гонениями и изоляцией, согласно которому любой коллектив, независимо от исповедуемой в нем религии, став «гонимым», непременно обнаружит у себя склонность к коммерческой деятельности, т. е. тот самый веберовский «капиталистический дух».
Однако следующее наблюдение позволит уже с некоторым скепсисом отнестись к теории «гонений».
«Между тем католики Германии не подтверждают эту закономерность, — отмечает Вебер, имея в виду возможность появления тяги к предпринимательству в маргинальных сообществах, не относящихся к протестантству, — во всяком случае так, чтобы это бросалось в глаза; надо сказать, что и в прошлом, в те времена, когда в Англии и Голландии католиков либо преследовали, либо только терпели, они, в отличие от протестантов, ничем особенным не проявляли себя в области экономики. Скорее можно считать установленным, что протестанты (особенно сторонники тех течений, которые будут подробно рассмотрены в дальнейшем) как в качестве господствующего, так и в качестве подчиненного слоя населения, как в качестве большинства, так и в качестве меньшинства проявляли специфическую склонность к экономическому рационализму, которую католики не обнаруживали и не обнаруживают ни в том, ни в другом положении. Причину различного поведения представителей названных вероисповеданий следует поэтому искать прежде всего в устойчивом внутреннем своеобразии каждого вероисповедания, а не только в его внешнем историко-политическом положении».
То есть именно «скромное обаяние» протестантизма, не исключая, конечно, и дополнительной роли фактора гонений, следует считать основной причиной возникновения предпринимательского духа у его последователей, тогда как доктрина католицизма, напротив, способствовала выработке большей частью созерцательно-потребительского отношения к жизни.
В чем секрет именно такого воздействия протестантской этики на поведение? Ведь в ней не было того вольнолюбивого духа, который отличал идеологию более позднего движения просветителей и который, казалось, мог выступить единственной причиной превращения забитого обывателя в предприимчивого буржуа, что и произошло, вылившись в цепочку буржуазно-демократических революций XVII–XIX веков.
Напротив, жизнь протестанта была, пожалуй, даже в большей степени подчинена религиозным предписаниям и запретам, чем жизнь ортодоксального католика. Строгая регламентация поведения, простота нравов, граничащая с аскетизмом, трепетное отношение к труду были теми чертами, которые характеризовали не только истого пуританина, но и протестанта вообще.
А еще фатализм и полное отсутствие возможности спасения… Вот как в интерпретации Вебера выглядит доктрина одного из наиболее популярных протестантских движений — кальвинизма: «Не Бог существует для людей, а люди для Бога; все деяния человека (для Кальвина также является непреложной истиной, что для вечного блаженства предназначены лишь немногие) имеют смысл только как средство самоутверждения божественного величия. Прилагать масштабы земной «справедливости» к суверенным решениям Всевышнего бессмысленно и к тому же оскорбляет Его величие. Ибо Он,