ой изоляции, ибо опирается в своих отношениях с соседями исключительно на свое военное превосходство. До начала первой интифады в 1987 году израильтяне в целом воспринимали существование своего государства как естественное и даже вечное. Например, в конце XX века Кнессет официально объявил «объединенный Иерусалим – вечной столицей Израиля». Но с некоторых пор в израильском обществе возникло ощущение эфемерности и хрупкости государства, при том что ни одна армия (ни даже коалиция вооруженных сил нескольких стран) в регионе не может тягаться с Армией обороны Израиля. Однако иногда в Израиле высказываются сомнения в способности сионистского государства выжить в Западной Азии, которую израильские политики зачастую называют «опасным соседством».
Опасность ощущается со стороны не только палестинцев, но и практически всего населения региона. При этом причины враждебности чаще всего приписывают исламу и антисемитизму, а вовсе не возмущению, вызванному такими политическими и социально-экономическими факторами, как дискриминация, обезземеливание и депортация палестинцев. Основатель Израиля Давид Бен-Гурион понимал, что «мир без справедливости будет недолговечен» [541]. Тем не менее именно Бен-Гурион командовал военными силами, заставляющими палестинцев бежать с их исконных земель. Даже некоторые защитники Израиля признают, что он является последним колониальным государством, основанным в момент, когда во всем мире начался процесс деколонизации. Образ Израиля как плацдарма Запада на Ближнем Востоке лишь подчеркивает его чуждый для региона характер.
Перспективы демократических преобразований в арабских странах сильно беспокоят большинство израильтян: ведь они осознают, что «умеренные» лидеры, сотрудничавшие с израильской армией, такие, как президент Египта Хосни Мубарак, не выражают общественного мнения, потому что жители этих стран поддерживают палестинцев.
Неарабское израильское население, сплоченное благодаря «вражескому окружению», опасается палестинцев, прирост населения которых воспринимается как «демографическая бомба». Все больше израильтян, считающих, что сохранение неарабского большинства – это непременное условие выживания Израиля, ратует за депортацию палестинцев в арабские страны и аннексию оккупированных в 1967 году территорий. Это вызывает неприятие у многих евреев, ибо они понимают, что сохранение сионистского государства требует мер, которые не соответствуют ни традиционному иудейскому понятию о морали, ни просто человеческой порядочности. Однако в Израиле крепнут силы, готовые прибегнуть к таким мерам.
В то же время бывший председатель Кнессета, а также Международной сионистской организации Авраам Бург считает само понятие «еврейский характер государства» самоубийственным. Писатель Ицхак Лаор настаивает: «Нам не нужно ни покидать эту страну, ни жертвовать ради нее жизнями. Мы просто должны избавиться от сионизма» [542]. Эти евреи, ветераны многих израильских войн, ощущают себя заложниками ситуации, которую не в силах контролировать. Они ищут мирное решение в соответствии со своими понятиями о чести, и некоторые из них впервые начинают по-новому оценивать давние доводы об опасности, которую представляют для евреев сионизм и сионистское государство. Но сионисты отнюдь не склонны к компромиссу. Ни сионизм, ни сионистская структура государства обсуждению не подлежат. Израильское правительство и его западные союзники несколько лет назад стали требовать признания Израиля «еврейским государством» как условия для начала переговоров с палестинцами. Тем не менее, и в Израиле, и за его пределами все чаще утверждают, что именно сионистская идеология является причиной конфликта и что даже депортация («трансфер») палестинцев [543] в долгосрочной перспективе приведет лишь к увеличению масштаба насилия. Эту оценку разделяют как сионисты, призывающие к еще более жестким мерам, так и антисионисты, предлагающие преобразовать Израиль в государство всех своих граждан, пока не стало слишком поздно. Они считают, что в регионе никогда не согласятся с существованием в нем сионистского государства, и сходятся во мнении, что в будущем евреев Святой земли ожидает бойня. Но если сионисты убеждены, что только сионистское государство сможет ее предотвратить, их противники утверждают, что именно оно и провоцирует насилие против евреев.
Сторонники возвращения мусульманского контроля над Святой землей, как и поборники создания на ней двунационального государства признают, что ненависть к евреям в арабских странах возникла недавно, а значит, она обратима. Это ви́дение разделяют и многие историки в Израиле и за его пределами, опираясь при этом на разнообразные источники, нейтральные по отношению к сионизму. Еще во время Первой мировой войны немецкий генерал, прикрепленный к османским частям в Палестине, заметил, что сионисты разрушают те добрые отношения, которые издавна существовали между еврейским и мусульманским населением Палестины [544].
«Десионизация» Израиля, по мнению раввина Собера, вполне осуществима: «Решение возможно; его цена еще и не слишком высока. Но оно недостижимо, если мы хотя бы на секунду не отставим лелеемые нами верования [в сионизм], за которые было отдано столько жизней, и вместо этого не взглянем в лицо реальной ситуации. Мы должны перестать относиться к Израилю как к романтической мечте и научиться видеть в нем разноплеменную страну, где два этноса, примерно равные по численности, борются за контроль… Мы – народ, давший миру слова пророков, – должны найти в себе смирение признать, что были неправы, а также мужество поступить правильно» [545].
Он считает, что все разговоры об израильской оккупации лишь отвлекают от очевидного факта: по существу, Израиль уже давно стал двунациональным государством, просто одна из наций лишена в нем политических прав.
Идея единого государства от реки Иордан до Средиземного моря постепенно приобретает приверженцев как в Израиле, так и в других странах. Крупный специалист по палестинскому вопросу и бывший вице-мэр Иерусалима считает, что это единственное возможное решение проблемы [546]. В мире этот сценарий подчас расценивают как «последнюю надежду» [547]. Даже журналисты такого консервативного издания, как еженедельник «Экономист» (The Economist), всерьез рассуждают о двунациональном проекте [548].
Некоторые израильские лидеры также упоминают его, но в качестве угрозы существованию независимого государства Израиль, проводя параллели с Южной Африкой и со страхом ожидая момента, когда палестинцы потребуют равных политических прав [549]. Разговоры о создании такого государства обычно расцениваются как посягательства на правомерность сионизма. Однако такая перспектива становится все более реальной по мере того, как сама концепция еврейского народа, положенная в основу сионистской идеологии, вызывает сомнения среди образованных израильтян. C 1948 по 1967 год Государство Израиль поддерживали в основном левые движения по всему миру; для них оно являлось воплощением прогресса и человечности. При социалистах, находившихся у власти в Израиле вплоть до 1977 года, страну приняли в Социалистический интернационал. Однако сегодня основная поддержка сионистского государства исходит от правых сил и националистов разных стран, расценивающих Израиль как передний край обороны Запада на Ближнем Востоке.
Действительно, как говорили раньше, «все прогрессивное человечество» симпатизировало Израилю в первые годы его существования. Жан-Поль Сартр и Бертран Рассел поддерживали сионизм. Даже Лев Троцкий, ранее принципиальный противник всякого этнического национализма, в ответ на преследования евреев в нацистской Германии заявил о своей симпатии к сионизму. Тогда евреи воспринимались как жертвы, и поддерживали их практически все левые силы. Они не только сочувствовали жертвам нацизма, но восхищались новыми формами социальной организации – мошав, кибуц и т. п. Несмотря на то, что, как выяснилось, израильские социалисты использовали коллективные поселения лишь как средство освоения новых земель, тысячи людей – евреи и неевреи из разных стран мира – отправлялись добровольцами в кибуцы и тем самым вносили свой вклад в строительстве сионизма.
Однако арабские страны в то время рассматривались в прогрессивных кругах как отсталые и реакционные, поэтому судьба палестинцев в 1947–1949 годах, карательные операции против целых палестинских деревень в 1950-х годах и другие жесткие меры по отношению к местному населению остались, по большому счету, незамеченными. В некоторых случаях левые даже оправдывали изгнание палестинцев. Так, в 1944 году исполнительный комитет лейбористской партии Великобритании предложил «поощрять переселение арабов по мере того, как там [в Палестине] будут обосновываться евреи» [550].
Заселение территорий, занятых в ходе израильской превентивной войны 1967 года, стало причиной сдвига симпатий левых сил мира в пользу палестинцев, хотя последствия той войны для палестинцев были куда менее трагическими, чем последствия военных действий при образовании Государства Израиль. Если в 1947–1949 годах более 500 палестинских деревень были просто стерты с лица земли, а их население изгнано, то после 1967 года сионисты осваивают в основном малонаселенные, хоть и возделанные земли.
Поддержка левыми силами палестинского сопротивления наблюдается с тех пор во многих странах. Например, группа из Японии приняла участие в вооруженных нападениях на израильские объекты. СССР и его союзники, за исключением Румынии, порвали дипломатические отношения с Израилем, начали обучать бойцов палестинского сопротивления и снабжать их материальной помощью. Арабо-израильский конфликт стал одним из фронтов холодной войны. До настоящего времени правые, как правило, стоят за Израиль, а левые – за палестинцев.
Обычно Израиль пользуется поддержкой со стороны обеспеченных слоев общества, политических и экономических элит, вне зависимости от их верований или происхождения. Правые видят в Израиле пример для подражания, ведь израильское руководство смогло превратить относительно эгалитарную экономику страны в неолиберальную. Отсутствие серьезного гражданского сопротивления такому преобразованию, сделавшему бедняками тысячи людей, убедительно демонстрирует, как подогреваемое чувство национального единства в условиях непрерывной угрозы отодвигает в сторону вопросы социальной и экономической справедливости.