«Если Ты увидишь скорбь рабы Твоей и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы Твоей, и дашь рабе Твоей сына, то я отдам его Б-гу на все дни его жизни…»
(От переводчика:
В книге «Танах сегодня» автор рассматривает библейские истории в совершенно неожиданных аспектах и дает возможность читателю лишний раз убедиться в многоплановости и неисчерпаемой глубине Книги книг, рассматривает судьбы ее героев с точки зрения современного человека и заставляет задуматься о причинах решений и поступков того или иного человека, об условиях формирования его характера.)С самого утра родители и их маленький сын ждали священника Эли. Сейчас, когда старик появился в Б-жьем доме в Шило, они поднялись со своих мест и склонили головы перед священником. Женщина, выглядевшая наиболее взволнованной, показалась старому священнику смутно знакомой. Она и ее муж были одеты в красивые одежды и привели с собой для жертвоприношения трех подросших телят, которые стояли во дворе и тревожно мычали, чувствуя запах крови жертв.
Мужчина представился как Элкана сын Иерохама, ефратянин. Сразу же после этого он маленькими шагами отступил назад и предоставил вести разговор своей жене. «Господин мой, — сказала она Эли, и глаза ее без отдыха перебегали с одного предмета на другой, — да живет твоя душа, господин мой, я та женщина, что стояла тут вместе с тобой и молилась Б-гу, об этом мальчике я молилась, и Б-г дал мне по моей просьбе то, что я просила у него, и я также отдаю его Б-гу на все дни его жизни, когда он будет служить Господу». Женщина подтолкнула сына вперед, к священнику.
Отрывочная и быстрая речь, нервозность помогли Эли вспомнить. Он узнал бездетную женщину из Рама-таим Цофим, Хану, которая все время молилась в его присутствии три года назад. Женщину, давшую обет привести своего сына, чтобы он рос в Б-жьем доме, и вот теперь, как выяснилось, она вернулась, чтобы выполнить свое обещание.
— Как тебя зовут, сын мой? — спросил священник мальчика.
— Шмуэль, — ответила женщина напряженным высоким голосом. — Его имя Шмуэль, так как у Б-га я испросила его.
Пухленький малыш, на вид лет двух, посмотрел на священника наивными, чистыми глазами. В тот миг Эли не знал, что всматривается в глаза своего наследника. Он не прочел в детском взгляде пророческого таланта Шмуэля-провидца. Не увидел глаз, которые в будущем будут вызывать боязнь и благоговение в сердце всего народа. Он видел лишь испуганный взгляд ребенка, родители которого собирались его покинуть.
Бездетная родила семерых
Танах изобилует бездетными женщинами, и все они беременели и рожали, как описано в однотипной литературной форме, благодаря драматическому и милосердному вмешательству Б-га. Читатель помнит, конечно, благую весть, которую ангелы сообщили Аврааму относительно ожидаемого зачатия Сары; волнующие рассказы о страдающей, плачущей Рахели, молящейся о том, чтобы Всевышний услышал ее молитвы и отворил ее чрево. Жене Ноаха посланец Б-га открылся в поле и сказал ей: «Вот ты забеременеешь и родишь сына». Ривка, наша праматерь, тоже была бездетной и удостоилась рождения ребенка только после молитв Ицхака. Пророк Элиша предсказал женщине из Сунама: «В то же время, как сейчас, ты обнимешь сына». Бесплодная, надеющаяся и страждущая — знакомый танахический образ, но среди бездетных женщин Хана, мать Шмуэля, выделяется особо.
Напомним читателю некоторые подробности из первых глав книги Шмуэля. Элкана, отец Шмуэля, был женат на Хане и Пнине. «И у Пнины были дети, а у Ханы детей не было». Так же, как в подобной ситуации в доме Яакова, нашего праотца, муж любил именно бесплодную жену, но Хана, стыдящаяся и униженная из-за своего бесплодия и из-за непрекращающейся травли ее Пниной, ее соперницей, превращается в постоянно удрученную женщину. Элкана пытается утешить любимую: «Хана, почему ты плачешь, почему не ешь, почему чувствуешь себя несчастной?» — спрашивает он ее и добавляет с теплотой, немного глуповато: «Разве я для тебя не лучше десяти сыновей?»
Хана обретает надежду и спасение в молитвах в Б-жьем доме в Шило. Между строк мы понимаем, что в ее поведении была некоторая фанатичность, которая привлекла к себе внимание священника Эли. Много времени проводила несчастная в Шило, «и была она удручена, и молилась Б-гу, и плакала». Годы летели, а чаяния ее не сбывались. В горе она решилась дать беспрецедентный обет: «Б-же воинств, — сказала Хана, — если Ты увидишь скорбь рабы Твоей и вспомнишь обо мне, и не забудешь рабы Твоей, и дашь рабе Твоей сына, то я отдам его Б-гу на все дни его жизни, и бритва не коснется его головы».
Этот обет и все поведение Ханы — свидетельство разрушительного влияния страданий на ее душу. Обет — апогей ее душевного надрыва, который отягчается все больше. Когда женщина, страстно желающая сына, обещает передать его на воспитание в другое место, она совершает абсурд, на который читателю нужно обратить внимание.
Фактически Хана дает здесь двойной обет. Обет от ее имени обуславливает, что она передаст сына, который родится, в распоряжение Всевышнего, и обет запрета от имени этого сына — известный обет непострижения волос. Так же и в случае с Шимшоном еще до того, как он родился, было установлено, что он не будет стричься. Но это было не обетом матери, а требованием, которое ей открыл ангел.
Тут мы имеем интересный с юридической точки зрения случай. Каким образом один человек дает обет от имени другого, да еще когда этот другой и не родился? Насколько мне известно, ни мудрецы, ни комментаторы не высказали своего мнения, за исключением раби Давида Кимхи, писавшего: «Я удивлен, как был дан ее обет за сына, что его жизнь будет посвящена Б-гу, в то время как его еще не было в этом мире […], и я удивлен еще больше, каким образом наши учителя совершенно обошли эту тему, так как я не нашел ничего об этом в их работах ни в Мидраше, ни в Талмуде».
Несмотря на эти юридические сложности, Б-г услышал молитвы Ханы, и она в добрый час забеременела и принесла в мир сына. Танах не рассказывает нам о радости, пребывающей в жилище Ханы и Элканы, и читателю нужно самому представить огорченное лицо Пнины и то внимание, которое отвлек от нее, по природе вещей, маленький Шмуэль.
Но над радостью от беременности и родов и за счастьем, которое подарил Хане первый малыш, реяла ужасная тень обета в Шило. Обета, который обязывал ее передать плод своего чрева в дом Б-га. Хана назвала своего сына Шмуэль, «потому что у Б-га я его испросила». Возможно, она выбрала это имя, чтобы напоминать себе самой утром, и вечером, и во всякое мгновение, когда она звала сына по имени, что скоро он, ее единственный, уйдет и расстанется с ней. Как растила Хана Шмуэля до того, как отняла от груди? Как укладывала его каждый вечер в колыбельку, зная, что прошел еще один день их совместной жизни? Какие песни она напевала ему, когда укачивала на руках? Танах, по своему обыкновению, опускает эти волнующие подробности, и читатель должен мысленно воссоздать их силой своего воображения.
Так или иначе, приближался день, когда она должна была передать своего ребенка в Б-жий дом. Чем больше приближался срок, тем больше обострялся самый удивительный во всей истории вопрос — вопрос вмешательства Элканы. Известно, что он мог отменить обет Ханы, и, если бы Элкана захотел этого или если бы он настоял на своем, можно было бы избежать передачи Шмуэля. Правила, касающиеся обета, описанные в Торе, открывали перед ним законную возможность разорвать необычный обет своей жены.
В книге «В пустыне», гл. 30, написано: «И женщина, которая дала обет Б-гу […], и услышал ее муж в тот день и промолчал, то будут иметь силу ее обеты, и запреты, которые она наложила на свою душу, будут иметь силу. Если же, услышав жену, он помешает ей и отменит ее обет, который она наложила на себя, и воспрепятствует произнесению ее устами запрета на душу — Б-г простит ее». Короткие и ясные слова открывают перед Элканой простой путь для того, чтобы оставить мальчика в доме. Но между строк выясняется, что Элкана был «промолчавшим мужем», упоминаемым в законе, тогда как Хана, по-видимому, стояла на своем — сдержать данное ею слово. Это не значит, что она делала это с легким сердцем. Душевные муки, через которые она прошла, были горькими и тяжелыми. Мы узнаем это из факта, что она не захотела присоединиться к своему мужу, когда он отправился с семьей на жертвоприношение в Шило. В тот короткий период времени, когда Шмуэль был с Ханой, она оставалась с ним дома, как будто хотела забыть о существовании Б-жьего дома. Она сказала, что не пойдет с мужем, пока мальчик «не будет отнят от груди, и отведут его, и он явится перед Б-гом и останется там навсегда». В этой фразе скрыто все ее горе и боль, Хана не могла сама нанести визит в то самое место, куда ее мальчик будет отправлен в будущем. В то время Шмуэль был грудным ребенком, находился возле матери, и она не желала никоим образом делиться им. Б-жий дом был местом, подарившим ей ребенка, но он был также вратами ада, который заберет у нее ее сына «навсегда». Что-то вроде сдавленного крика слышится, когда Хана говорит: «и останется там навсегда», но Элкана, к которому обращены слова, не сумел проникнуть в глубины души своей любимой. Он видит только ее лихорадочно блестящие глаза и ее желанные губы и из-за того, что не одарен в достаточной степени разумом и особым душевным мужеством, неуверенно заканчивает разговор: «Делай то, что хорошо в твоих глазах», — и таким образом лишает себя, свою жену и не согрешившего ребенка шанса отменить ужасный и ненужный обет, который в будущем разлучит их.
Воспитательное заведение в Шило
Не только ожидаемая разлука и отрывание сына от их рук должны были подвигнуть Хану и Элкану отменить обет, но также и характер места, куда в будущем нужно было отослать Шмуэля. Тот, кто полагает, что Б-жий дом был чем-то вроде превосходного интерната для детей с наилучшими условиями и преподавательскими силами, сильно ошибается. Это место, по сути своей, было, со всем к нему почтением, самым сомнительным детским садом. Более того, то самое, конкретное заведение в Шило, о котором мы сейчас говорим, приобрело себе репутацию разбойничьего логова, гнезда взяточников и известного аморального притона. Танах не скрывает от читателя печального нравственного состояния, в котором находился Б-жий дом. Священники этого уважаемого места широко пользовались всеми привилегиями, что давали законы их сану. Танах колоритно описывает, как священники крали лучшие куски мяса у огромного числа наивных верующих, которые приходили молиться. Эти священники «не знали Б-га и долга священников по отношению к народу, к каждому, кто приносил жертву, и приходил отрок от священников, который варил мясо, и трезубая вилка в его руке, и тыкал ею в котел, или кастрюлю или горшок и то, что вынет вилка, священник забирал, и так поступали со всеми израильтянами, приходившими в Шило. И так же во время воскурения приходил отрок от священников и говорил человеку, приносившему жертву: «Дай мясо потушить священнику, но не возьмет он от тебя вареного мяса, дай сырое». Человек говорил ему: «После воскурения возьми себе, сколько твоей душе угодно». А тот говорил: «Нет! Дай сейчас. А если не дашь, возьму силой!»