– Тебя не тошнит? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает Кэллам, строго глядя на Аиду. – Но у нее отекают ноги, потому что она слишком много работает.
– Ничего, – подмигивая, отвечает девушка. – Вечером сделаешь мне массаж.
– Вы уже выбрали имя? – спрашиваю я.
– Я думала, мы назовем его в честь прадедушки Кэла, – ухмыляясь, говорит Аида. – Тебе не кажется, что имя Руайдри так и просится на язык?
– Исключено, – говорит Кэл.
– Это означает «великий король».
– Ты не можешь быть королем, если никто не может выговорить твое имя, – отвечает ее супруг. – Твоего дедушку, кажется, звали Клемент?
– Звучит как имя для папы римского, – скривившись, отвечает Аида.
– Кажется, теперь детей принято необычно называть, – замечаю я. – Эппл[37], Блю[38], Фокс[39] и все такое.
– Идеально! – радостно соглашается Аида. – Я назову его в честь места, где он был зачат. Милый крошка Элеватор[40] Галло…
– Кажется, ты хотела сказать Элеватор Гриффин, – поправляет ее Кэл.
– Элеватор Гриффин-Галло, – произносит Аида. – Очень представительно.
– Вы, кстати, сидите вон там, – говорю я, показывая на место слева от сцены.
– О-о-о, мягкие складные стулья!
– Только лучшее для моей сестренки.
– Можете подождать вон там, если хотите, – говорю я им, кивая головой в сторону трейлера, уставленного закусками и напитками. – Людей начнут запускать через пару минут.
Аида сжимает мою руку.
– Спасибо, что нянчишься с нами весь день.
Пока она отправляется к трейлеру, Кэл задерживается, чтобы немного со мной переговорить.
– Не думаю, что будут трудности, – говорит он. – Проблема торговли людьми, пожалуй, единственная точка соприкосновения обеих партий. Риона просто накручивает.
– Ты выступаешь сразу после мэра? – спрашиваю я.
– Ага. Мы весьма сблизились за последние месяцы. Он поддержит мою кандидатуру, когда я буду баллотироваться на его должность.
– Значит, передает эстафетную палочку.
– Можно и так сказать.
– Во сколько нам это обойдется? – спрашиваю я, понизив голос.
Кэл хмыкает.
– Около пятисот тысяч. Оплачивается в виде «гонорара за выступления» на будущих мероприятиях.
Нам важно, чтобы Кэл стал мэром, чтобы нам одобрили остальную застройку Саут-Шора.
– А Яфью Соломон выступает после тебя? – спрашиваю я.
– Верно, – Кэл смотрит на меня внимательно. – Аида сказала, что между вашими семьями была какая-то история.
– Я встречался с ним однажды, – сухо отвечаю я. – Мы никак не связаны.
– Ладно, – говорит Кэл.
Я не могу сказать по его лицу, насколько подробно посвятила его Аида в эту историю. Но на моем явно читается нежелание говорить об этом. Так что Кэл не настаивает. Он просто хлопает меня по плечу и говорит: «Увидимся».
Оставшаяся часть часа проходит в бурной деятельности – рассадить зрителей на открытом поле, еще раз пройтись вдоль периметра, связаться с дальней охраной через наушники и так далее. Питерсон берет на себя спикеров, распределяя их места на сцене, так что мне не приходится общаться с Яфью. Я еще даже не видел его, так как дипломат прибыл последним, пока я был на южном конце лужайки, общаясь с офицерами, прикомандированными из полиции Чикаго.
Наконец из колонок начинает доноситься музыка, чтобы зарядить толпу. Играет «Start Me Up» группы The Rolling Stones. Не знаю, кто подбирает эти плей-листы, но сочетание рок-музыки и закоснелых политиканов всегда казалось мне странным.
Впрочем, Кэл вовсе не закоснелый. Он высокий, стройный и симпатичный. Мужчина излучает энергию, когда проходит по сцене, приветствуя толпу. Когда мы впервые встретились, он показался мне умным, но вместе с тем высокомерным и напряженным, что отталкивало. С этими своими пронзительными голубыми глазами-лазерами он напоминал Терминатора Т-1000.
Аида раскрыла в нем лучшее. Наполнила юмором и харизмой. Я не сомневаюсь, что мой зять станет мэром и кем угодно после этого.
Я бы взвыл от такого. Чем старше я становлюсь, тем меньше мне нравится разговаривать с людьми вообще.
И все же интересно наблюдать, как толпа отвечает ему приветственными криками, стоит мужчине только появиться на сцене. Похоже, большинство из них знает и Аиду тоже – толпа ревет, когда она посылает им воздушный поцелуй. Себ говорил мне, что они ведут блоги в Инстаграме, благодаря которым стали популярны. Я слишком стар – у меня даже нет странички на Фэйсбуке, не то что аккаунта в Инстаграме[41].
Мэр выходит на сцену вслед за ними минутой позже. Он невысокий, но умеет себя подать. У мужчины залысина на макушке, при этом длинные и седые волосы по бокам. На крючковатом носу красуются очки без оправы, а губы расплываются в широкой кривозубой улыбке. Несмотря на рост в 5 футов 7 дюймов[42], внушительный живот придает ему чувство собственного достоинства. Мэр машет толпе обеими руками, его пухлые пальцы напоминают мне перчатки мультяшек.
Мэр Уильямс такой же коррумпированный, как и все, но по-своему добродушный. С помощью взяток, одолжений и договоренностей он всегда готов вести дела с ирландскими и итальянскими мафиозными семьями или с кем-либо еще, кто хочет поддерживать жизнь в городе.
Иметь с ним дела довольно приятно, но иметь в качестве мэра Кэла будет еще приятнее. Кого бы не хотелось видеть на этом посту, так это какого-нибудь святошу или главу конкурирующего семейства.
Пока я думаю, кто может составить Кэлламу конкуренцию в предстоящих выборах, на сцену поднимается Яфью Соломон. Я смотрю на него снизу вверх со своего места перед ограждениями.
Он выглядит почти так же, как в тот вечер, когда мы виделись в последний раз – высокий и худой. Дорогой костюм сидит на нем как влитой. Я не вижу новых морщин на его царственном, как всегда, лице. Только короткие седые пряди в его темных волосах говорят о том, что прошло время.
Он не смотрит вниз и не видит меня. Взор Яфью обращен на толпу, и на его лице застыло выражение удовлетворения. Такая высокая явка – это его заслуга.
На секунду мне кажется, что за ним следует его жена. Затем Яфью встает рядом с ней, и я вижу лицо. И понимаю, что это Симона.
Я замираю, глядя на нее.
Я был готов увидеть ее отца. Но я и на секунду не мог представить, что Симона будет с ним.
Меня постоянно преследуют ее фото с Ибицы, из Парижа, Лондона и Майами… кадры, сделанные папарацци и фотографами с красных дорожек. Насколько я знаю, Симона никогда не возвращалась в Чикаго. И я не думал, что вернется.
И вот она стоит в тридцати футах[43] от меня. Сто́ит девушке посмотреть вниз, и она меня увидит. Но она вообще не обращает внимание на толпу. Симона занимает свое место в самом углу сцены и опускает взгляд на руки. Очевидно, внимание ей неприятно.
Не могу в это поверить, мать твою. Я не могу отвести от нее взгляд.
Мэр встает, чтобы произнести первую речь. Я должен просматривать толпу, переговариваться с охранниками, делать все возможное, чтобы убедиться, что он в безопасности.
Завороженный видом Симоны, я не делаю ничего из этого.
Черт возьми, она еще прекраснее, чем раньше. Это единственная супермодель на свете, которая получается на фото хуже, чем в жизни.
Мы были еще детьми, когда встретились. Она и тогда была прекрасна, но едва справила совершеннолетие.
Теперь она женщина во всех смыслах этого слова. Она именно такая, какой и должна быть настоящая женщина, – нежная, но сильная. Стройная, но аппетитная. Женственная и излучающая энергию. Настолько мощную, что я не могу оторвать взгляд от лица Симоны. Его как магнитом притягивают ее глаза, губы, кожа, тонкая шея и полная грудь, длинные ноги со скрещенными лодыжками, тонкие ладони, лежащие на коленях.
В выражении ее лица появилась какая-то новая глубина. Эти глаза словно рассказывают историю, жаль только, что я не могу ее прочесть.
Мэр уже произнес речь, а я так и не смог отвести от девушки глаз. Она так и не подняла свои, чтобы посмотреть на меня.
Поверить не могу, что мы так близко и она этого даже не чувствует.
Мое влечение к Симоне вернулось и разгорелось, словно лесной пожар, подхваченный ветром.
Я обещал себе, что, если когда-нибудь снова ее увижу, я не сделаю этого. Я не дам себе почувствовать все то, что чувствовал раньше.
Но вот это случилось, и я понимаю, что не способен себя контролировать. Я не могу перестать хотеть запрыгнуть на сцену, схватить Симону, перекинуть через плечо и унести прочь. Я хочу сорвать с нее этот сарафан и зарыться лицом в эти восхитительные груди… Я хочу вернуть ее только одним известным мне способом… вновь овладеть ее телом.
Я хочу этого и ничего не могу с собой поделать.
Я едва держу себя в руках, чтобы не исполнить задуманное.
Мне приходится стиснуть зубы и сжать кулаки.
Именно тогда Кэл встает, чтобы подойти к трибуне. Симона поднимает на него глаза. Наконец ее взгляд перемещается на меня.
Я понимаю, что она заметила меня, в тот же миг, как это случается. Девушка замирает на месте, и вежливый интерес на ее лице уступает место шоку.
Она смотрит прямо на меня, мы не отводим взгляды.
Я чувствую, что смотрю на нее, стиснув зубы и напрягшись всем телом от борьбы с желанием вскочить на сцену. Должно быть, я кажусь холодным и злым. Но я не знаю, как еще смотреть на нее. Не могу же я улыбнуться, это будет нелепо.
Я не знаю, что делать, и это злит меня еще больше. Меня раздражает, что я оказался здесь и сейчас в такой ситуации, без предупреждения и подготовки, вынужденный смотреть на женщину, которую любил все эти годы. Меня это бесит. Меня бесит, что я не могу понять выражение ее лица. Я могу сказать наверняка, что она расстроена. Но из-за страха? Из-за того что не хочет меня видеть? Откуда мне знать.