Мой отец уже направляется к двери, чтобы открыть ее, и к своему шоку вместо крохотной Карли я вижу в дверном проеме широкие плечи Данте.
– Доброе утро, – вежливо говорит он.
– Доброе утро. Проходите, – отвечает отец.
Данте заходит внутрь. Наши глаза встречаются, и я крепче сжимаю в руках кофейную чашку. Зря я не умылась и не причесала волосы. И очень зря я одета в пижаму с маленькими ананасами.
– Присоединяйтесь к завтраку, – предлагает mama.
– Я уже поел, – угрюмо отвечает Данте. Затем, чтобы сгладить впечатление, он добавляет: – Но спасибо за предложение.
– Тогда хотя бы выпейте кофе, – говорит tata.
– Ладно.
Mama наполняет чашку. Прежде чем она успевает добавить сахар, я говорю:
– Только сливки.
Данте снова смотрит на меня, удивленный, должно быть, тем, что я помню, каким он предпочитает кофе.
Собравшись с духом, я беру кружку и протягиваю ему. Толстые пальцы мужчины скользят по тыльной стороне моей ладони, когда он берет ее. Я чувствую, как это короткое прикосновение задерживается на моей коже.
– Спасибо, – говорит Данте.
Он обращается ко мне, глядя мне в глаза. Впервые мужчина смотрит на меня без гнева. Все еще не слишком дружелюбно, но это уже что-то.
– Так чем обязаны, Данте? – спрашивает мой отец.
Данте все еще стоит. Он неловко оглядывается в поисках места, куда бы поставить свою кружку, и его выбор падает на подоконник.
– Я хочу знать, кто стрелял в вас вчера, – резко говорит он.
– Мне бы тоже хотелось это знать, – отвечает tata.
– У вас есть какие-нибудь предположения?
– Боюсь, что с этой новой коалицией я нажил себе немало врагов. Может показаться, что люди будут единодушны в этом вопросе, однако наша кампания вызвала недовольство многих влиятельных людей. Мы призываем к введению жестких санкций против таких стран, как Саудовская Аравия, которые фактически допускают рабство на своей территории.
– Это оттуда вы получали угрозы? – спрашивает Данте. – Из Саудовской Аравии?
– Некоторые из них, – отвечает tata. – Другие – из России, Китая, Ирана, Беларуси и Венесуэлы. Мы настаиваем на том, чтобы Государственный департамент понизил статус этих стран до третьего уровня, что означает, что они считаются странами, которые не соблюдают минимальные стандарты в области прав человека в отношении торговли людьми.
Нахмурившись, Данте размышляет.
– А были какие-нибудь внутренние угрозы? – спрашивает он.
– В Америке у меня тоже немало врагов, – соглашается tata. – Мы настаиваем на активном судебном преследовании и вынесении более суровых приговоров людям, которые способствуют торговле людьми в целях сексуальной эксплуатации на американской территории и за ее пределами. Например, американским гражданам, которые арендуют частные самолеты и морские суда для таких целей. Я уверен, вы знакомы с потоком обвинений в адрес политиков и знаменитостей, которые посещали такого рода… вечеринки.
– Я слышал об этом, – рокочет Данте. – Вам приходит в голову кто-нибудь конкретный, кто мог бы винить вас в своих преследованиях?
– Возможно, один человек, – говорит tata. – Но он вышел сухим из воды, так что я не думаю, что у него есть мотив для мести.
– Кто? – спрашивает Данте.
– Его зовут Роланд Кенвуд, издатель. Также вовлечен в политику. Богат как Крёз[48], разумеется. Именно поэтому дело против него так и не увидело свет.
– Где он живет? – спрашиваю я.
– Здесь, в Чикаго, – вставляет Данте. – Я его знаю.
– Да, уверен, что его пути пересекались с Кэлламом Гриффином, – говорит tata.
– Думаешь, он рискнул бы нанять кого-нибудь, чтобы убить тебя прямо у себя на заднем дворе? – спрашиваю я.
Отец пожимает плечами:
– Я не в силах постичь умственные способности человека, который нанимал пятнадцатилетних девочек для своих вечеринок. Может быть, он хотел понаблюдать за происходящим, а может, это был вообще не он. Я не детектив, а всего лишь дипломат.
Данте медленно кивает. Похоже, он думает, что это зацепка.
Смежная дверь открывается, и в номер, спотыкаясь, входит заспанный Генри. Его кудрявые волосы растрепались, а полосатая пижамная кофта застегнута на пуговицу ниже, отчего одна сторона кофты свисает ниже другой.
Я замираю при виде него. У меня перехватывает дыхание – Данте смотрит прямо на собственного сына.
Интересно, осознает ли он, как тихо вдруг стало в номере. Генри, похоже, этого не заметил. Он бросает быстрый любопытный взгляд на Данте, а затем направляется к столу с едой.
– Есть блинчики?
– Да, – торопливо отвечает mama. – Вернее, вафли…
Она снимает крышку с подноса.
Я не свожу глаз с Данте, сердце бешено бьется.
Появилась ли тень сомнения в его темных глазах? Или он видит перед собой обычного мальчишку?
– Не буду отрывать вас от завтрака, – говорит Данте, обращаясь ко всем.
И направляется к двери.
Я вскакиваю и спешу следом. Дождавшись, когда он выйдет в коридор, окрикиваю:
– Погоди!
Данте останавливается и медленно поворачивается.
– Я хочу пойти с тобой, – говорю я.
– Куда?
– Поговорить с этим Кенвудом. Я знаю, что ты планируешь с ним встретиться.
– Сомневаюсь, что это хорошая идея.
– Он пытался убить моего отца. Я хочу помочь остановить его. Тебя не будет рядом, чтобы остановить каждую пулю, летящую в нас.
– Он тебя знает, – говорит Данте.
– И что? Может, это даже к лучшему. Как еще ты заставишь его разговориться? Но возможно, в моей компании он станет чуть болтливее.
Данте хмурится. Он не в восторге от этой идеи. То ли из-за того, что думает, будто это добавит проблем, то ли из-за того, что не хочет проводить со мной время, – как знать.
– Я подумаю, – наконец говорит он.
Мужчина снова разворачивается, чтобы уйти. Я хочу сказать что-то, хоть что-нибудь, но ничего не приходит в голову.
Наконец, я выпаливаю:
– Спасибо, Данте. За то, что спас моего отца. И за то, что разбираешься с этим.
– Я ничего не обещаю, – говорит он. – Но я хочу знать, кто этот стрелок.
Я чувствую, как в моей груди разливается теплая надежда.
Я знаю, что Данте делает это не ради меня.
Но если кто-то и способен разобраться в этом, то только он.
Данте
Я не знаю наверняка, был ли снайпером кто-то из местных, но думаю, что да.
Такое оборудование трудно перевозить через границу. Проще обратиться к местному стрелку – если найдется кто-то, кому такая задача по плечу.
И я вполне допускаю, что такой кичливый говнюк, как Кенвуд, мог сделать заказ, чтобы смотреть, как он приводится в исполнение. В чем удовольствие избавляться от врага, если результат нельзя увидеть собственными глазами?
Я почти уверен, что порох был нитроцеллюлозным пропеллентом. Компания «Дюпон» производит его на заводе в Делавэре. Этот тип пороха встречается реже, чем раньше, когда компания «Дюпон» была основным поставщиком для военных.
Это наводит меня на мысль, что снайпер либо старый, либо у него есть пристрастие к этой конкретной смеси.
Интересно, поставлялся ли этот пропеллент кому-либо еще, кроме армии?
Других зацепок у меня нет.
Не считая записки.
«Я знаю, кто ты такой».
Что это значит? Очевидно, ее мне оставил стрелок. Уверен, он в ярости, что я обломал его план. Снайпер не завалил Соломона, а значит, не получит оплату.
Но зачем оставлять записку? Если он нашел мой дом и жаждал мести, мог просто затаиться в кустах и пустить в меня пулю.
«Я знаю, кто ты такой».
Стрелок просто хотел дать понять, что выследил меня? Это не так уж трудно сделать – неудавшаяся попытка убийства была во всех новостях. Вопреки моему желанию, Яфью Соломон во всеуслышание объявил меня своим спасителем. Найти дом было не так уж трудно.
Нет, сообщение значит нечто большее.
«Я знаю, кто ты такой».
Он говорит о времени, когда я служил. Я оказался за границей в составе второй волны солдат, отправленных после того, как «Исламское государство»[49] захватило часть Ирака и Сирии. Мы сотрудничали с иракскими войсками, чтобы вернуть Мосул, Анбар и Фаллуджу.
Снайперы имели решающее значение, поскольку большая часть боевых действий происходила в городских условиях. Мы прикрывали наземные войска, пока они продвигались по городам, зачищая здание за зданием.
Иногда у вражеских снайперов были свои засады, и нам приходилось проводить триангуляцию, ставить дымовые завесы и пытаться выбить их оттуда. Если мы были в авангарде, снайперские бои продолжались несколько дней.
На моем счету было сто шестьдесят два подтвержденных убийства. Меня наградили Серебряной звездой[50] и тремя Бронзовыми звездами[51].
Ничего из этого ни хрена для меня не значит. Но может иметь значение для других. Возможно, оно имеет значение для этого снайпера.
Он считает нас антагонистами. Противниками.
Я достаю пулю из кармана и снова кручу ее в пальцах. Он оставил мне ее в качестве предупреждения.
Я пытаюсь понять его следующий шаг. Снова нацелиться на Соломона? На меня?
Внутри меня клокочет бессильный гнев – я не знаю этого человека и не могу предугадать ход его мыслей.
Единственный способ выяснить, кто он, – это понять, кто за ним стоит. Именно поэтому мне нужно навестить Роланда Кенвуда.
Мы вращаемся в несколько разных кругах. Если с Кэлламом Гриффином и другими политиками у Кенвуда и есть некоторые общие интересы, то все остальные его знакомства ограничиваются чикагской богемой. Кенвуд падок на звезд, если можно так выразиться. Он известен своими шикарными вечеринками, на которые приглашаются музыканты, спортсмены, модели и, конечно же, писатели.