Я еду прямиком в особняк Гриффинов на озере, желая поговорить с Кэлламом и моей сестрой и рассказать им, что Дюпон погиб и им не нужно больше волноваться за свою жизнь.
Но когда я приезжаю, то застаю на кухне лишь Риону. Она выглядит напряженно, словно ожидает чего-то. При нашем появлении девушка подскакивает.
– Вот и вы! – облегченно восклицает она.
– Где все? – спрашиваю я.
– В роддоме. Аида рожает.
– Ох. – На меня обрушивается волна облегчения, а следом я чувствую волнение. – Она в порядке? Не слишком рано?
Я беспокоюсь, не начались ли роды преждевременно из-за стресса.
– Все хорошо, – уверяет меня девушка. – У нее полный срок. Кэллам пишет мне новости. Ребенок может родиться с минуты на минуту.
Риона открывает портфель, стоящий на столе у кухонного уголка, и достает оттуда жесткий диск Кенвуда.
– Неро оставил его тебе. Он сказал, цитирую: «Ты не поверишь, какое здесь дерьмо».
Я беру диск и верчу его в руках. Он кажется тяжелым из-за всей той ужасной информации, которая содержится в его металлической оболочке.
– Что ты собираешься с ним делать? – спрашивает меня Симона.
Я знаю, о чем она беспокоится. Девушка думает, что я стану шантажировать Кенвуда или его богатеньких дружков.
Я смотрю ей прямо в глаза.
– Никаких сделок, – обещаю ей я. – Кенвуд попадет в тюрьму, если это будет в моих силах.
– Спасибо, – устало говорит девушка.
Риона подходит к Симоне и нежно кладет ей руку на плечо.
– А ты в порядке? – спрашивает она. – Выпьешь?
– Боже, да, – отвечает Симона. Затем, спохватившись, добавляет: – Просто воды, если можно.
Янтарный взгляд Симоны встречает мой, и нас накрывает волной тепла. Я понимаю, что она осторожничает на всякий случай. На случай, если прямо сейчас внутри нее зарождается хрупкая маленькая зигота.
– Я бы не отказался от чего-то покрепче, – произносит Рейлан со своим мягким южным акцентом, растягивая слова. Я вижу, что он не сводит взгляд с Рионы, пожирая глазами ее чистую кремовую кожу, яркие зеленые глаза и высокий хвост огненно-красного цвета.
Девушка смотрит на него, прищурив глаза.
– Кажется, что бокал виски тебя убьет, – говорит она.
– Я делаю много вещей, способных меня убить, – смеется Рейлан.
– Это должно меня впечатлить? – фыркает Риона, презрительно вздернув подбородок.
– Не-а, – ухмыляется мой друг. – Просто так и есть.
– Бар вон там, – указывает девушка. Она планировала сделать напиток Симоне, а не какому-то чумазому незнакомцу.
Я бы предупредил Риону, что если Рейлан ей не по душе, то такая холодность не лучшая стратегия. Чем выше она возведет стены, тем охотнее он возьмется их сносить. Такова уж суть Дальнозора – он любит принимать вызов, и чем сложнее, тем лучше.
С другой стороны, у меня сейчас прекрасное настроение, лучшее за последние девять лет. Так что мне даже нравится это представление.
Рейлан подходит к бару с напитками и достает бутылку виски «Джонни Уокер». Обычно друг предпочитает бурбон, поэтому я знаю, что он взял эту бутылку, просто чтобы позлить Риону.
– Ну а тебе что налить, консультант? – спрашивает он. – Позволь угостить.
– Нет, спасибо, – холодно отвечает Риона.
– Дай угадаю… – Рейлан делает вид, что оглядывает ее с ног до головы, хотя я видел, как он уже это делал. – Предположу, что ты любительница джин-тоника.
Щеки Рионы заливает краска. Рейлан оказался совершенно прав, хоть я понятия не имею, как он догадался.
– Полагаю, тебе подсказал Данте, – говорит она.
– Он ни разу тебя не упоминал, – говорит Рейлан. – Похоже, не такие уж мы и друзья после этого.
– Тогда откуда ты знаешь, что я юрист? – требовательно спрашивает Риона, замечая брешь в его версии.
– Ну… – отвечает Рейлан, беря два бокала и наполняя их льдом. – У тебя темно-синий костюм, туфли от «Мэлоун Сулье» и часы «Акривия». Дорогие, но не броские вещи, потому что ты хочешь поставить своих коллег на место, но не хочешь раздражать судью тем, что зарабатываешь больше него. Строгая прическа и парфюм унисекс шлют на хрен любого, кто попытается сексуализировать тебя на рабочем месте. И еще у тебя в портфеле лежит дырокол и печать нотариуса.
Риона бросает взгляд на открытый портфель у кухонного уголка, хоть он и повернут под таким углом, что я не понимаю, как Рейлан умудрился в него заглянуть.
Он самодовольно ухмыляется, глядя на девушку, которая совсем не выглядит радостной.
Рейлан протягивает ей джин с тоником, украшенный долькой лайма.
– Весьма прозорливо, – холодно говорит Риона. – Но кое-что ты упустил.
– Что же? – спрашивает Рейлан.
– Я ненавижу гребаные лаймы.
Риона опрокидывает свой бокал над раковиной, выплескивая его содержимое. Затем она с раздраженным стуком ставит стакан на стол и быстро выходит из комнаты.
Рейлан, ухмыляясь, смотрит на нас с Симоной.
– Кажется, я ей нравлюсь.
Час спустя мир наполняется криком самого младшего из Гриффинов. Он маленький, чертовски сердитый и отмеченный копной вьющихся темных волос, прямо как у его матери. Когда он открывает глаза, они голубые, как у Кэллама.
Пока Энзо, Фергус и Имоджен знакомятся с внуком, у меня случается собственное воссоединение семьи в зале ожидания.
Отец привез Генри с собой в роддом. Мальчик одет в поношенную футболку с Тупаком, которая когда-то принадлежала Неро, и, судя по всему, он недавно мыл голову. Он бежит к Симоне и обнимает ее, словно они не виделись несколько лет.
Симона заключает сына в объятия, а я обнимаю их обоих. Мы впервые встречаемся как семья. Невозможно передать словами, что я чувствую в этот момент. Могу лишь сказать, что все мои страдания этого стоили. Более того, я бы пережил это снова и снова, тысячу раз, только чтобы прижать Симону и Генри к своей груди.
Без боли нет радости, и чем сильнее боль, тем сильнее радость. Во всяком случае, для меня.
Мы плачем все втроем, и я не стыжусь, что сын увидит мои слезы. Это доказательство того, что я любил его все это время. Часть этой дыры в моем сердце была из-за Генри, пусть я и не знал о его существовании.
Спустя время Несса Гриффин высовывается из-за двери и приглашает нас войти.
– Познакомьтесь с малышом! – говорит она и улыбается своей нежной улыбкой.
Мы входим в больничную палату. Аида потная и уставшая, но очень довольная собой.
– Смотри, что я создала! – сообщает она мне.
Я смотрю на туго запеленатого младенца в люльке. Он все еще хмурится, хотя пока немного успокоился.
– Как его зовут? – спрашиваю я Аиду.
– Мы все еще не сошлись на имени, – говорит Кэллам. Он кажется раздраженным, но слишком счастливым, чтобы сердиться всерьез.
– Ничего не подходит, – безмятежно говорит Аида. Она ничуть не выглядит обеспокоенной. Как и Дальнозор, моя сестра всегда верит, что все само образуется.
– Как насчет Маттео? – говорит мой отец, предлагая семейное имя.
– Или Киан? – предлагает Фергус, по-видимому, делая то же.
– Мне нравится имя Майлз, – тихо говорит Генри.
Аида оживляется.
– Майлз Гриффин? – Она с минуту размышляет. – Мне нравится.
– И ты даже не против, что его фамилией будет Гриффин? – уточняет Кэллам, согласный на любое имя, пока в конце стоит его фамилия.
– Хорошо звучит вместе, – соглашается Аида.
Генри краснеет от удовольствия. Он нежно касается щечки младенца.
Я обнимаю Симону и опускаю подбородок ей на голову.
Аида улыбается нам. При виде нас троих она кажется такой же довольной, как и от осознания факта, что она благополучно родила сына.
– Рада, что ты вернулась, Симона, – говорит она.
Симона
Снова пришла весна. Пожалуй, для сидения в парке еще рановато, но мне теперь всегда жарко, так что это неважно.
Данте и Генри разогреваются игрой на баскетбольном поле. Данте показывает Генри, как закрывать мяч корпусом, когда он приближается к кольцу. Генри пытается подражать отцу, дважды терпит неудачу, но затем успешно обходит его и делает бросок. Мяч вращается вокруг кольца, а затем падает в него.
– Отлично! – кричит Данте и хлопает Генри по спине.
Словно в ответ на это малышка внутри меня ворочается, и ее крохотная ножка упирается мне в бок. Она пинается пяточками, и мой живот ходит волнами. Я прижимаю ладонь к телу и ощущаю, как ее ножка тычется мне в ладонь.
Я забеременела в тот день в мотеле. Я знала, что так будет.
Когда я рассказала Данте, он поднял меня на руки с особой нежностью. Хоть ничего еще и не было видно, он поднял мою футболку и зацеловал мой живот.
Он ходит со мной на каждый прием к доктору и с готовностью бежит посреди ночи за апельсиновым соком и определенным видом сыра пармезан, которого мне вдруг смертельно хочется.
Меня переполняет энергия и безумный творческий дух – сильнее, чем когда-либо. Не знаю, то ли дело в беременности, то ли в присутствии Данте в моей жизни, но идеи роятся в моей голове дни напролет. Я заполняю эскизами альбом за альбомом.
После рождения ребенка я запущу собственную линию одежды. Данте уже помогает мне искать склад, чтобы мы могли производить одежду прямо в Чикаго.
Он ходит со мной выбирать ткани и спрашивает, что мне нравится в каждой из них. Просит меня объяснить ему, почему определенные цвета и оттенки хорошо сочетаются друг с другом.
– Мне нравится видеть все твоими глазами, – объясняет он.
Моя дочь сопровождает меня на всем этом пути. Однажды я покажу ей это, как показываю Данте и Генри. Она присоединится к нам, дополнив нашу маленькую семью.
Мои ощущения во время этой беременности полностью отличаются от предыдущей. Я не боюсь и не волнуюсь, но жду с нетерпением.
Однако мои чувства к малышке такие же, как к Генри, – я уже люблю ее всем сердцем.
– Я надеюсь, она будет такой же, как ты, – говорит Данте.
Я надеюсь, что она будет лучше меня – красивее, умнее, добрее. Но больше всего я надеюсь, что однажды дочь найдет своего суженого. Я надеюсь, что он ворвется в ее жизнь так же, как Данте ворвался в мою.