«…Бертран, скажи, как мне их найти?! За все то, что я сделал, я наказан так, как не накажет ни один суд. Смерть давно не пугает меня, но мне страшно, когда приходит время спать, мне страшно открывать глаза поутру. Потому что ночью приходишь ты, а утром я помню все. Подскажи, Бертран! Как мне искать их? Или хотя бы одного? Может, дело вовсе не в фамилии или имени? Тогда как я их узнаю? Скажи, Бертран! Дней моих осталось совсем мало, а сил уже нет совсем…».
«…Спасибо, Бертран! Я понял: ангел укажет дорогу, а когда я найду Пчелу, будет знак. Я найду этого ангела, чего бы мне это ни стоило. Я найду…»
Здесь обрываются записи Ломтева. Из них понятно только то, что он кого-то и зачем-то очень искал. Причем, у разыскиваемых фамилия в той или иной степени должна была быть по происхождению связана с голубем или пчелой. «Голубей» в нашей стране, действительно, много, о чем свидетельствует и подпись под этой статьей. А вот с пчелами хуже… Мы, наверное, так и не узнаем никогда, удалось ли Ломтеву найти кого-нибудь из этой парочки, и кто такой таинственный Бертран, не дававший ему спать по ночам. Тайну эту Ломтев-Слайс унес с собой навсегда. Впрочем, как подтвердил нам специалист-психиатр, скорее всего, эти записи свидетельствуют о наличии у преступника стойкого бреда – верного признака душевного заболевания…
«Оппозиционная газета» постарается держать своих читателей в курсе расследования по этому делу.
Маргарита Голуб»
Отложив газету, Кузьма достал из ящика стола записную книжку, раскрыл ее на нужной странице и набрал номер. Ответили сразу: после первого же гудка голос в наушнике официально доложил:
– Григорович слушает!
– Здравствуй, Николай!
– Здравствуйте, – удивленно отозвался голос, и Кузьма пояснил: – Это Телюк.
– А-а, – уже веселее сказал Григорович, – давно не виделись. С тех пор, как ты еще в газете работал… Я слышал, ты уже главный? Как дела?
– Нормально, – доложил Кузьма, хотя как раз нормального в его делах сейчас ничего не было, – а как ты?
– Что я? – голос Григоровича погрустнел. – К пенсии вот готовимся. У нас это быстро: выслужил срок – и гуляй!
– В каком ты звании?
– Подполковник.
Судя по всему, званием Григорович тоже не был доволен.
– А полковником быть хочешь?
На другом конце провода ненадолго замолчали. Потом Григорович деловито спросил:
– Это предложение?
– Именно! – подтвердил Кузьма. – Ты в курсе дела по убийству Ломтева?
– Еще как!
– Вечером, перед тем, как его убили, он был у меня. Рассказывал…
– Понял! – прервал его Григорович. – Остальное при встрече. Говори, как доехать…
Слушал Григорович замечательно. Не перебивал, не задавал вопросов, только, склонив лысую голову, делал пометки в толстой записной книжке. Рассказывая, Кузьма время от времени бросал взгляд на лицо приятеля, каждый раз убеждаясь, как сильно тот сдал за то время, как они не виделись. Бледная кожа, длинный острый нос, глубоко сидящие в глазницах блеклые глаза, вокруг которых заметно просматривалась паутинка морщин.
Они познакомились много лет назад, когда Коля, как его звали тогда между собой журналисты, стал пресс-секретарем Службы – организации, даже мимо здания которой раньше проходили со страхом. Коля демонстрировал образец демократических преобразований в своей системе: организовывал пресс-конференции с руководством, сам много и охотно встречался с журналистами, с готовностью откликался на их просьбы. Тогда между ним и Кузьмой, молодым сотрудником расцветающей новой газеты «День страны», установились добрые приятельские отношения, подкрепленные совместными походами по злачным местам. Единственное, чего избегал Кузьма во время таких загулов, были поездки к девочкам. Григорович, наоборот, считал девочек главным пунктом в меню, поэтому их неформальные встречи сами собой сошли на нет, но на деловых связях это не отразилось.
Кузьма никогда не подводил приятеля: всегда давал его информацию только в заранее оговоренных рамках, а если нужно было организовать утечку в прессу без ссылки на источник, делал как нужно, хотя порой это доставляло ему серьезные неприятности. Несколько лет назад руководство организации, в которой служил Коля, поменялось, и новый начальник убрал чересчур дружески настроенного к журналистам пресс-секретаря.
Выслушав рассказ Кузьмы, Григорович задумчиво почесал ручкой лысину.
– Откровенно говоря, даже не знаю, как быть, – сказал, закрывая блокнот. – По крайней мере, вот так сразу сказать не могу.
– Почему? – удивился Кузьма.
– Потому что это, как сказал этот твой следователь Пыткин, профессионалы. Быстро мы их не найдем: наверняка, живут где-то на съемной квартире, а квартир таких в городе – тысячи. Приставим к тебе охрану – заметят и не подойдут. Еще и шлепнут издалека. Со зла.
Кузьме такая перспектива не понравилась.
– Они меня и так сегодня едва не шлепнули.
– Если бы хотели – сделали! – спокойно заметил Григорович. – Но пока у них есть хотя бы один шанс получить от тебя этот баул с деньгами, не тронут. Потом – да!
Это предположение понравилось Кузьме еще меньше.
– Надо посадить засаду здесь и у меня дома. И ждать, когда придут.
– Они не придут. Они тут уже были и все проверили. Кроме того, понимают, что наследили, поэтому будут сторожиться. Их можно только выманить. На то, что ищут.
– Давай поищем баул! – предложил Кузьма.
– А ты уверен, что он там?
– Нет.
– Вот и я «нет». Ломтев мог наплести что угодно – терять ему было нечего. А у тебя даже схемы нет.
– Я ее восстановлю по памяти. Есть вырезки из газет, на некоторых – схема, где обнаружили тот инкассаторский фургон. Найти, при желании, будет не трудно.
– Если мы сейчас выйдем отсюда вдвоем, то искать будет бессмысленно. Наверняка кто-то из них следит за тобой издалека, поэтому они даже на баул не клюнут. Тем более, если организовать широкомасштабную операцию по поиску денег. У них, скорее всего, есть сообщник из наших: сумели же они войти именно в твою квартиру, хотя не знали, где ты живешь. Если тебя заберет машина – можно вычислить владельца по номеру. Не будет номера в общем списке – значит, машина спецслужб. Значит, не подойдут, значит, могут выстрелить издали.
Кузьма замолчал и тихо забарабанил пальцами по столу. Было ясно: Григорович почему-то не хотел вовлекать в эту историю своих коллег. Он явно подводил его к какому-то решению, и Кузьму вдруг осенило.
– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих?
– Вот именно! – быстро подтвердил Григорович. – Тебе желательно самому попытаться найти этот баул. А для этого выбраться отсюда так, чтобы они не заметили. Домой лучше не ходи. Они могут выйти и на знакомых. Есть у тебя место, где тебя не будут искать?
Кузьма задумчиво покачал головой. Но тут его взгляд скользнул по растерзанной стопке газет, и он оживился:
– Думаю, найду.
– Если не найдешь, – звони! – Григорович, довольный, сунул блокнот в карман. – В крайнем случае, спрячем тебя так, что и инопланетяне не найдут. Все-таки лучше спасти человека… – с фальшивой заботой в голосе сказал он.
Кузьма едва сдержался, чтоб не выругаться. Но тут же, с острым чувством стыда вспомнил прошедшую ночь и себя, ошалевшего от страха рядом с бутылкой коньяка. «Они еще пожалеют! – зло подумал он. – Они еще не знают, с кем связались! Шваль немецкая! Это вам не в сорок первом…»
– Я найду эти деньги! – сказал он, набычившись. – А ты их закроешь в тюрьме лет на двадцать. Еще лучше – на пожизненный!
– Сначала все, что ты мне рассказал, напиши на бумаге, – улыбнулся Григорович. – И не забудь указать, сколько денег Ломтев взял тогда из баула. Если вдруг найдешь клад, а там, не дай Бог, не хватит хотя бы одного доллара – до пенсии будешь объяснительные писать…
6
День задался с утра. На планерке материал о таинственном убийстве Ломтева единодушно был признан «гвоздем», причем с вердиктом согласились даже тайные и явные недруги Риты. Паша Громов, подводя итоги, сказал назидательно:
– Вот образец того, как надо работать! Сегодня все уже побежали по нашим следам: и газеты, и телевидение, но наш читатель, когда увидит и услышит их потуги, вспомнит, что обо всем этом он уже читал в «Оппозиционной». И приятелю давал почитать, потому что интересно и хочется обсудить. Вот так мы сохраняем постоянного читателя и увеличиваем число новых.
В коридоре Паша обнял Риту за плечи и завел к себе в кабинет. Там, усадив на кожаный диван и присев рядом, спросил, улыбнувшись:
– Ну что, можем, если захотим?
Маргарита не успела ответить, как Паша добавил:
– Сколько заплатила за информацию?
– Полтинник.
Паша покрутил головой, прикидывая, и согласился:
– Нормально.
Он достал из кармана бумажник, извлек из него стодолларовую бумажку и вручил ей.
– Компенсация и аванс за следующий материал. Смотри, мы обещали читателю продолжение! Эту тему упускать нельзя. И чтоб сначала у нас! А то я эту публику в погонах знаю. Начнут сейчас, когда все к ним ринутся, торговать направо и налево…
Только у себя в кабинете Рита вспомнила, что теперь ей вряд ли стоит рассчитывать на помощь Григоровича, и задание Паши может быть не выполнено, но даже это обстоятельство не испортило ей настроения. Беспрестанно звонил телефон. Знакомые, довольные возможностью засвидетельствовать свое почтение влиятельной журналистке, отметиться, поздравляли с удачной публикацией. Звонили и коллеги: приятели и однокурсники. Эти тоже поздравляли, но кисло. Рита злорадно улыбалась, понимая, что сегодня с утра их главные накрутили им хвосты («Почему «Оппозиционная» все узнает раньше?»). На жалкие попытки коллег выведать источник информации Рита отвечала смехом, но благодарила всех, в том числе и завистников. Ощущение успеха, подзабытое за последние месяцы, безраздельно овладело ею, и она купалась в нем с наслаждением.
Настроение ей не испортил даже порученец пресс-секретаря МВД, который пригрозил ей по телефону лишением аккредитации за разглашение тайны следствия. Порученец говорил нервно: было видно, что начальство устроило ему головомойку. Рита вежливо отфутболила его. Лишения аккредитации «Оппозиционная» не боялась: МВД время от времени само использовало газету для слива нужных сведений; кроме того, у редакции хватало источников, поставлявших информацию намного интереснее скучных министерских пресс-релизов. Из Службы, которая вела следствие по этому делу, не позвонили. Рита не удивилась. Эти никогда не звонили, делая выводы и принимая меры без лишнего шума. Она не опасалась, что источник информации будет раскрыт. Когда дело начинает милиция, а продолжает Служба, посвященных в его тайны бывает много – концов не найдешь. Григорович знал, что делал.