Элапсация сегодня после обеда в 1851 год прошла на удивление мирно, возможно, в связи с тем, что моя заботливая супруга завернула нам с собой свой неповторимый пирог к чаю, а мы избегали таких тем как выборное право для женщин, памятуя о горячих дебатах в других случаях.
Леди Тилни сожалела, что мы не сумели посетить Всемирную выставку в Гайд-Парке, но поскольку мы разделяли ее сожаление по этому поводу, наш разговор не перерос в скандал. Предложив с завтрашнего дня проводить время элапсации за игрой в покер, леди Тилни снова продемонстрировала свою эксцентричность.
Погода сегодня: легкий моросящий дождь при весенней температуре 16° Цельсия.
Глава первая
Острие меча было направлено точно мне в сердце, и глаза моего убийцы были двумя черными дырами, грозящими поглотить все находящееся вблизи. Я знала, что мне не убежать. Неуклюже я сделала пару шагов назад. Мужчина преследовал меня.
— Я смету с лица Земли то, что неугодно Богу! Земля пропитается твоей кровью!
У меня на языке было минимум два метких возражения (земля пропитается? — алё! у нас тут кафель на полу!), но паника не позволила мне произнести ни слова. Да и мужчина не выглядел так, будто мог оценить мой юмор в этой ситуации. Или он просто не ценил юмор.
Я нетвердо ступила еще на шаг назад и уперлась спиной в стену. Мой противник громко засмеялся. Ну ладно, он ценил юмор, но немного другой.
— Сейчас ты умрешь, демон! — закричал он и без промедления вонзил меч в мою грудь.
С громким криком я вскочила. Я была мокрой от пота, и у меня болело сердце, как будто кто-то его действительно проткнул мечом. Какой отвратительный сон. Но если честно — неужели я действительно должна быть удивлена?
Переживания вчерашнего дня (и дней до него) не располагали к тому, чтобы уютно пригреться под одеялом и спать сном праведника. Скорее было так, что в мою голову заползали нежелательные мысли и вились там, как разрастающиеся плотоядные растения.
Гидеон только делал вид. Он не любит меня.
«Наверное, ему вообще ничего не надо делать — девичьи сердца и так слетятся к нему!» — я так и слышала мягкий, глубокий голос графа Сен-Жермена, повторяющий эти слова снова и снова. — «Ничего нет, что было бы более предсказуемо, чем реакция влюбленной женщины».
М-да, а как реагирует влюбленная женщина, если ей становится известно, что ей лгали и ею манипулировали? Правильно: она часами висит на телефоне с лучшей подругой, а потом сидит — сна ни в одном глазу — в темноте и спрашивает себя, какого черта она поддалась чарам этого типа, рыдая при этом от тоски… Действительно, легко предсказуемо.
Светящиеся цифры будильника показывали 3:10; это означало, что я задремала и проспала больше двух часов. Кто-то — мама? — зашел и укрыл меня, потому что мне помнилось, что я сидела на кровати с поджатыми коленками и слушала слишком быстро бухающее в груди сердце. Странно вообще-то, что разбитое сердце может еще биться.
— У меня такое чувство, что мое сердце собрано из красных острых осколков, которые изнутри режут меня, и я истекаю кровью, — так я попыталась описать состояние своего сердца Лесли (окей, звучит как минимум так же пафосно, как речь хрипящего мужика из моего сна, но иногда правда может быть… китчем).
А Лесли сочувствующе ответила:
— Я знаю, как ты себя чувствуешь. Когда Макс сказал, что между нами все кончено, я сначала думала, что умру от горя. А точнее — от множественных отказов внутренних органов. Потому что во всех этих присказках есть частичка правды: любовь достает до печенки, сжимает желудок, разбивает сердце, раздирает грудь и… и… действует на нервы… Но, во-первых, это проходит, во-вторых, положение не так безнадежно, как тебе кажется, и в-третьих, твое сердце — не из стекла.
— Из камня, а не из стекла, — поправила я ее сквозь всхлипывания. — Мое сердце — драгоценный камень, который Гидеон разбил на тысячи кусочков, точно как в видении бабушки Мэдди.
— Звучит красиво, но — нет! В действительности сердца сделаны из другого материала. Можешь мне поверить. — Лесли откашлялась и торжественным тоном, будто открывая мне самую большую тайну в истории человечества, сказала: — Они сделаны из намного более прочного, небьющегося и способного постоянно принимать новую форму материала. Изготовлены по секретному рецепту. — Еще откашливание, чтобы усилить напряженность. Я непроизвольно затаила дыхание. — Как марципан! — провозгласила Лесли.
— Марципан? — на какой-то короткий момент я перестала всхлипывать и ухмыльнулась.
— Да, марципан! — повторила Лесли абсолютно серьезно. — Хорошего качества, где много миндаля.
Еще немного, и я бы захихикала. Но потом вспомнила, что я самая несчастная девочка во всем мире, и сказала, тяжело вздохнув:
— Ну если из марципана, то Гидеон откусил кусок моего сердца! И обгрыз весь шоколад вокруг! Если бы ты видела, как он смотрел, когда…
Прежде чем я начала рассказывать опять все сначала, Лесли подчеркнуто вздохнула.
— Гвенни, мне не хочется тебя расстраивать, но я скажу: твои жалобы никому не помогают. Ты должна перестать ныть!
— Но я же не специально, — заверила ее я. — Оно само ноется. Только что я была самая счастливая девочка во всем мире, и тут он мне говорит, что…
— Окей, Гидеон вел себя как мерзавец, — быстро перебила меня Лесли. — Даже если невозможно понять, зачем ему это. Я имею в виду: ку-ку? с чего бы это влюбленными девушками легче управлять? Я бы сказала — как раз наоборот. Влюбленные девушки, как заведенный часовой механизм у бомбы. Никто не может угадать, что они сделают в следующий момент. Боюсь, что Гидеон и его друг-шовинист граф, совершили колоссальную ошибку.
— Я ведь думала, он правда меня любит. То, что он только притворялся, это так…
Подло? Жестоко? Не было слова, которое могло бы в полной мере описать мои чувства.
— Ах, дорогая. В других обстоятельствах я бы утешала тебя в твоем горе неделями. Но сейчас ты не можешь себе этого позволить. Твоя энергия нужна для других вещей. Например, для выживания. — Лесли звучала непривычно строго. — Так что, будь добра, возьми себя в руки!
— Ксемериус говорил то же самое. Перед тем как удрал и оставил меня одну.
— Маленький невидимый монстр прав! Мы должны сохранить сейчас ясную голову и собрать в кучу все известные факты. Фу, что это такое? Подожди, я должна открыть окно. Берти устроил очередную «газовую атаку»… Плохой пес! Так, где я остановилась? Да, точно, мы должны выяснить, что спрятал твой дедушка в вашем доме. — Голос Лесли несколько повысился. — Рафаэль оказался довольно полезным, можно сказать. Может, он и не так уж глуп, как можно было подумать.
— Как ты думаешь, ты имеешь в виду.
Рафаэль был младший брат Гидеона, он с недавнего времени ходил в нашу школу. Он сообразил, что в коде, который мне оставил дедушка, указаны географические координаты. Эти координаты указывали точно на наш дом.
— Мне было бы очень интересно узнать, насколько Рафаэль осведомлен о тайнах Хранителей и путешествиях во времени Гидеона.
— Возможно больше, чем можно предположить, — сказала Лесли. — Во всяком случае он не поверил моей версии, что, якобы, мистические игры в Лондоне сейчас очень популярны. Но он был достаточно умен, чтобы не задавать вопросов. — Тут она сделала небольшую паузу. — У него очень красивые глаза.
— Согласна.
У него действительно были красивые глаза, что напомнило мне, что у Гидеона были точно такие же. Зеленые, обрамленные густыми ресницами.
— Не то чтобы меня это сильно впечатлило, просто констатация факта…
«Я влюбился в тебя». Гидеон сказал это очень серьезно и смотрел при этом мне прямо в глаза. А я смотрела в его глаза и верила каждому его слову! У меня снова полились слезы, и я едва слышала, что говорила Лесли.
— …но я надеюсь, что это длинное письмо или что-то типа дневника, в котором твой дедушка объясняет всё, о чем молчат остальные, и много другое. Тогда нам не придется больше идти наощупь, и мы сумеем разработать настоящий план…
Такие глаза следует запретить. Или нужно издать закон о том, что юноши с такими красивыми глазами могут ходить по улицам только в солнцезащитных очках. Кроме случаев, если у них в виде возмещения оттопыренные уши или что-нибудь в этом роде…
— Гвенни? Ты что, опять рыдаешь? — Сейчас Лесли звучала точно, как миссис Каунтер, наша учительница географии, когда кто-нибудь ей говорит, что забыл домашнее задание дома. — Дорогая, это неправильно! Ты должна перестать снова и снова проворачивать кинжал в своей груди. Нам нужна…
— …ясная голова! Ты права.
Хотя мне это стоило огромных усилий, я постаралась выбросить из головы воспоминания о глазах Гидеона и вложить немного убежденности в голос. Лесли это заслужила. В конечном счете, это именно она поддерживала меня много дней, причем абсолютно безоговорочно.
Перед тем как она повесила трубку, я обязательно должна была сказать, как я рада, что она есть у меня. (Даже если я при этом снова начала плакать, на этот раз растрогавшись.)
— А я как рада! — заверила меня Лесли. — Как скучна была бы моя жизнь без тебя!
Наш разговор закончился незадолго до полуночи, и я действительно несколько минут чувствовала себя лучше, но сейчас, в десять минут четвертого, мне снова хотелось ей позвонить, чтобы поговорить обо всем с самого начала.
По своей природе я вовсе не была склонна к нытью, просто это был первый раз в моей жизни, когда у меня были любовные переживания. Я имею в виду, настоящие любовные переживания. Тот вариант, когда по-настоящему больно. Всё остальное стало далеким фоном. Даже выживание стало второстепенным делом. Положа руку на сердце: мысль о смерти в настоящий момент не была так уж неприятна. В конце концов, я не была бы первой, умершей от разбитого сердца, у меня было бы отличное общество: Русалочка, Джульетта, Покахонтас, Дама с камелиями, мадам Баттерфляй — и я, Гвендолин Шеферд. Положительным моментом было то, что кинжал мне не понадобится, потому что так скверно, как я себя чувствовала, означало, что я давно заболела чахоткой, — и умереть можно будет намного живописней. Бледная и красивая, как Белоснежка, я буду лежать на своей кровати, разбросав волосы по подушке. А Гидеон будет стоять рядом на коленях и горько сожалеть о том, что сделал, когда я тихо прошепчу свои последние слова…