— У меня болит горло, голова и все суставы, — сказала я с максимальной настойчивостью. — Я думаю, что предстартовая лихорадка — это что-то другое. Моя кузина осталась сегодня дома из-за гриппа, и я заразилась от нее — всё очень просто!
— Ей нужно еще раз объяснить, что речь идет о событии исторического значения… — квакнул мистер Марли откуда-то сзади, но мистер Уитмен перебил его.
— Гвендолин, ты помнишь, о чем мы говорили сегодня утром? — спросил он еще более мягким тоном, чем раньше.
Какой разговор он имел в виду? Не будет же он серьезно называть свое брюзжание о моем недостаточном старании в школе разговором. О, похоже, что будет!
— Возможно, все дело в нашем обучении, но я совершенно уверен в том, что Шарлотта на твоем месте знала бы свои обязанности. Она бы никогда не поставила свое самочувствие на пути стоящих задач.
Пф-ф, я не виновата, что они обучали не ту девочку. Я еще крепче уцепилась за спинку стула.
— Поверьте мне, если бы Шарлотта была так больна, как я, она бы тоже не смогла пойти на этот бал.
Всем своим видом мистер Уитмен показывал, что вот-вот потеряет терпение.
— Мне кажется, ты не понимаешь, о чем я говорю.
— Это все бесполезно! — Эти слова произнес доктор Уайт, как всегда, очень резко. — Мы только теряем время. Если девочка действительно больна, вряд ли найдутся разумные аргументы. А если она лишь симулирует… — Он отодвинул стул, встал и обошел стол, приближаясь ко мне, да так быстро, что маленький Роберт едва поспевал за ним. — Открой рот!
Ну, это было уже слишком! Я возмущенно смотрела на него, но он уже схватил обеими руками мою голову и щупал пальцами горло от уха вниз. Затем он положил ладонь мне на лоб.
Мужество покинуло меня.
— Хм, — произнес он, и его лицо стало еще мрачнее. — Опухшие лимфоузлы, повышенная температура, — все это действительно выглядит не слишком хорошо. Открой, пожалуйста, рот, Гвендолин.
Ошарашенная, я выполнила его приказ. Опухшие лимфоузлы? Повышенная температура? Я что, от испуга действительно заболела?
— Как я и думал. — Доктор Уайт достал деревянную палочку из нагрудного кармана и прижал вниз мой язык. — Горло покраснело, миндалины воспалены… Неудивительно, что у тебя болит горло. Глотать должно быть ужасно больно.
— Бедненькая, — сказал сочувственно Роберт. — Теперь тебе придется пить этот отвратительный сироп от кашля, — он скривил лицо.
— Тебя морозит? — спросил доктор Уайт.
Я неуверенно кивнула. Какого черта он это делает? Почему он помогает мне? Именно доктор Уайт, который постоянно вел себя так, как будто я только и дожидаюсь момента, чтобы украсть хронограф!
— Я так и думал. Температура будет еще повышаться. — Доктор Уайт повернулся к остальным. — Ну-с. Выглядит как вирусная инфекция.
У присутствующих вытянулись лица. Я заставила себя не смотреть на Гидеона, даже если мне страшно хотелось увидеть его лицо.
— Ты можешь ей что-нибудь прописать, Джейк? — поинтересовался Фальк де Вилльер.
— Самое большее — жаропонижающее. Но ничего, что бы могло быстро поставить ее на ноги. Ей нужен постельный режим. — Доктор Уайт мрачно посмотрел на меня. — Если повезет, это окажется однодневная лихорадка, которая сейчас свирепствует. Но вполне может продлиться и несколько дней…
— Но мы все равно можем ее… — начал мистер Уитмен.
— Нет, не можем, — перебил его доктор Уайт недружелюбно. Я старалась изо всех сил не таращиться на него, как на восьмое чудо света. — Даже не говоря о том, что не станет же Гидеон везти ее на бал в инвалидной коляске, было бы совершенно безответственно и, кроме того, нарушением Золотых правил, отправлять ее в восемнадцатый век с острой вирусной инфекцией.
— Это, между прочим, правда, — сказал неизвестный, которого я считала министром здравоохранения. — Нельзя предсказать, как среагирует иммунная система людей того времени на современный вирус. Это может иметь разрушительные последствия.
— Как тогда у индейцев майя, — пробормотал мистер Джордж.
Фальк издал глубокий стон.
— Ну что ж, таким образом решение принято. Гидеон и Гвендолин сегодня не пойдут на бал. Вместо этого мы могли бы провести операцию «Опал». Марли, сообщите, пожалуйста, остальным об изменении плана.
— Слушаюсь, сэр. — Мистер Марли, явно подавленный, направился к двери. Брошенный на меня взгляд был воплощением укора.
Но мне было все равно. Самое главное — мне удалось добиться отсрочки. Я все еще не могла поверить в удачу.
Сейчас я рискнула искоса посмотреть на Гидеона. В отличие от других, он, похоже, не расстроился из-за переноса нашего мероприятия, он даже улыбался мне. Догадывался ли он, что я притворялась? Или он просто радовался, что сегодня не придется надевать неудобную одежду? Так или иначе я устояла перед искушением улыбнуться ему в ответ и перевела взгляд на доктора Уайта, стоявшего рядом с министром здравоохранения. Как бы я хотела поговорить с ним с глазу на глаз! Но врач выглядел так, будто уже забыл обо мне, полностью погрузившись в разговор.
— Идем, Гвендолин, — услышала я сочувствующий голос. Мистер Джордж. — Мы быстро отведем тебя на элапсацию, а потом ты сможешь пойти домой.
Я кивнула. Это и было заданием всего дня.
~~~
Путешествие с помощью хронографа может длиться от 120 секунд до 240 минут; для Опала, Аквамарина, Цитрина, Нефрита и Рубина минимальная длительность составляет 121 секунду, максимальная — 239 минут. Чтобы предупредить бесконтрольные прыжки во времени, носители гена должны ежедневно элапсировать в течение 180 минут. При меньшей длительности в течение 24 часов могут произойти неконтролируемые прыжки во времени (см. Протоколы прыжков во времени, 6 января 1902 года, 17 февраля 1902 года — Тимоти де Вилльер).
Согласно эмпирическим исследованиями графа Сен-Жермена в 1720–1738 гг. носитель гена может элапсировать при помощи хронографа ежедневно до пяти с половиной часов, т. е. 330 минут.
При превышении этого времени появляются головные боли, головокружение, слабость, а также сильные нарушения восприятия окружающего и способности координироваться. Это подтвердили браться де Вилльер, проведя на себе три аналогично выполненных испытания.
Глава шестая
Так комфортабельно, как сегодня, я еще никогда не элапсировала. Мне дали с собой корзинку с пледами, термосом с горячим чаем, печеньем (а как же!) и фруктами, порезанными на кусочки и сложенными в коробку для завтраков. У меня даже почти появились угрызения совести, когда я удобно устроилась на зеленом диване. Я коротко подумала о том, стоит ли достать из тайника ключ и отправиться наверх, но что это могло принести, кроме дополнительных сложностей и риска быть разоблаченной? Я была где-то в 1953 году, насчет точной даты я не спрашивала, поскольку мне нужно было играть апатию больной гриппом.
После решения Фалька изменить планы, Хранители засуетились. В итоге меня отослали к хронографу с не слишком довольным мистером Марли. Возне со мной он предпочел бы принять участие в обсуждении, весь его вид говорил об этом. Поэтому я не рискнула задавать вопросы по поводу операции «Опал», а точно, как он, недовольно смотрела прямо перед собой. Наши отношения в последние дни заметно ухудшились, но мистер Марли был последним, за кого я волновалась.
В 1953 году я сначала съела фрукты, потом печенье, а потом улеглась на диван, завернувшись в пледы. Несмотря на неприятный свет от голой лампы на потолке, не прошло и пяти минут, как я крепко и глубоко заснула. Даже мысль о безголовом призраке, который, якобы, здесь обитал, не могла мне помешать. Незадолго до моего обратного прыжка я проснулась, чувствуя себя отдохнувшей, и это было хорошо, иначе я бы лежа шлепнулась к ногам мистера Марли.
Во время того как мистер Марли, приветствовавший меня лишь коротким кивком, писал отчет в журнал (наверное, что-то в духе Безответственный Рубин, вместо исполнения своих обязанностей, бездельничал в 1953 году, набивая живот фруктами), я спросила его, не ушел ли еще доктор Уайт. Мне очень хотелось знать, почему он не разоблачил меня как симулянтку.
— У него сейчас нет времени заниматься вашими болячк… болезнями, — ответил мистер Марли. — В настоящий момент все отправились в Министерство обороны для проведения операции «Опал».
Слова «А я не могу принять участие — из-за вас» отчетливо повисли в воздухе, как будто он их произнес вслух.
Министерство обороны? А это еще зачем? Мистера Оскобленную Невинность нечего было и спрашивать, в его настроении он точно ничего не расскажет. Казалось, он решил, что лучше всего вообще со мной не разговаривать. Он брезгливо завязал мне глаза и без единого слова повел по лабиринту подвальных коридоров: одной рукой держа мой локоть, другой — придерживая за талию. С каждым шагом его прикосновения становились мне все неприятней, тем более что у него были горячие и потные ладони. Я едва дождалась момента, когда их уже можно было с себя стряхнуть, — как только мы добрались до винтовой лестницы, ведущей наверх, на первый этаж. Вздохнув, я сняла ленту с глаз и заявила, что отсюда сама могу дойти до лимузина.
— Я не разрешал вам этого, — запротестовал мистер Марли. — Кроме того, мне поручили проводить вас до входной двери.
— Прекратите! — Я раздраженно оттолкнула его, когда он попытался снова наложить мне повязку на глаза. — Остаток пути я все равно знаю. И если вы обязательно должны дойти со мной до двери, то совершенно определенно — не держа свою руку на моей талии.
Я двинулась вперед. Мистер Марли шел за мной, возмущенно фыркая.
— Вы так говорите, как будто я неприлично вас касался!
— Да, именно, — сказала я, чтобы разозлить его.
— Ну, знаете ли… это вообще… — воскликнул мистер Марли, но его слова перекрыл крик с явным французским акцентом.
— Вы не посмеете уйти без этого воротника, молодой человек!