И из-за черных бровей — еще немного как разбойник Хотценплотц,[26] переодевшийся в женское платье.
— Глупости, — возразила мадам Россини, закрепляя парик громадными шпильками. Они выглядели, как маленькие кинжалы с рукояткой из стеклянных камушков, которые сверкали на парике, как голубые звезды. — Важны контрасты, лебьёдушка. Контрасты — это самое главное. — Она указала на раскрытый ящик с косметикой, стоявший на туалетном столике. — Небольшой макияж — smokey eyes[27] при свете свечей и в восемнадцатом веке en vogue.[28] Чуточку пудры — parfaitement![29] Ты опять будешь красивее всех!
Что она, конечно, не могла знать, так как сама не была на вечеринке в прошлый раз. Я улыбнулась ей.
— Вы так добры ко мне! Вы — самая лучшая! А за свои платья вы должны получить Оскара!
— Я знаю, — сказала мадам Россини скромно. — Помни, что садиться и выходить ты должна головой вперед, дорогуша.
Мадам Россини проводила меня до лимузина и помогла забраться в него. Я себе казалась Мардж Симпсон, только башня у меня на голове была белая, а не синяя, и крыша лимузина, к счастью, была достаточно высока.
— Трудно представить, как такая тоненькая фигурка может занимать так много места, — сказал мистер Джордж, улыбаясь, когда я наконец расправила все юбки на заднем сиденье.
— Точно! В этом платье можно затребовать собственный почтовый индекс.
Мадам Россини на прощанье послала мне воздушный поцелуй. Ах, она была необыкновенная! В ее присутствии я всегда забывала, как ужасна на самом деле моя жизнь в настоящее время.
Автомобиль двинулся с места, и в этот момент распахнулась дверь в штаб-квартиру Хранителей и из нее выбежал Джордано. Его подбритые брови занимали вертикальное положение, а под искусственным загаром он наверняка был мертвенно-бледным. Его рот с надутыми губами открывался и закрывался, что придавало ему вид вымирающей глубинной рыбы. К счастью, я не могла расслышать, что он сказал мадам Россини, но можно было легко догадаться. Глупая девчонка! Ни малейшего понятия об истории и менуэте. Опозорится из-за своего безрассудства. Позор для человечества.
Мадам Россини сладко улыбнулась и что-то ему сказала, отчего его рыбий рот тут же захлопнулся. К сожалению, они оба скрылись из вида, когда водитель свернул в переулок, ведущий к Стрэнду. Ухмыляясь, я откинулась назад, но во время поездки хорошее настроение быстро улетучилось и сменилось волнением и страхом. Я боялась всего: неопределенности, большого количества гостей, взглядов, вопросов, танцев, а больше всего, конечно, новой встречи с графом. Страхи преследовали меня и во сне, хотя надо было радоваться тому, что я вообще могла говорить о ночи, в которую мне удалось поспать. Незадолго до пробуждения мне приснилось что-то особо странное: я споткнулась о собственный подол, свалилась вниз по огромной лестнице, причем прямо под ноги графу Сен-Жермену, который, не прикасаясь, помог мне встать, взяв меня за горло. При этом он шипел почему-то голосом Шарлотты: «Ты — позор для всей семьи!» А возле него стоял мистер Марли, держа в поднятой руке рюкзак Лесли, и говорил укоризненно: «На твоей Ойстер-кард[30] всего один фунт двадцать пенсов».
«Как несправедливо. Я только сегодня перевела на нее деньги», — хохотала Лесли, когда я во время урока географии рассказала о своем сне. Кстати, сон был не так уж далек от истины: вчера у Лесли украли рюкзак, как раз когда она заходила в автобус. Его грубо сорвал с ее спины какой-то молодой мужчина, который, по словам Лесли, бегал быстрее, чем Дуэйн Чемберс.[31] За прошедшее время мы уже знали, на что способны Хранители. Да и от Шарлотты, которая без сомнений была замешана в этой истории (пусть даже не непосредственно), нельзя было ожидать другого. И все-таки этот метод показался нам… ну… топорным. И если бы нам нужны были еще какие-нибудь доказательства, то им стал бы тот факт, что у женщины, стоявшей рядом с Лесли, была сумка от «Hermès». Нет, ну честно: какой бы уважающий себя вор вместо такой сумки схватил бы потрепанный рюкзак?
Ксемериус рассказал, что Шарлотта сразу после моего ухода обыскала мою комнату в поисках хронографа, ничего не пропустив. Даже под подушкой — какой оригинальный тайник! — посмотрела. После тщательного обыска шкафа она нашла незакрепленную гипсокартоновую панель и с торжествующей улыбкой на лице (по слова Ксемериуса) поползла в пристройку, причем ее не испугала бы даже сестра моей паучьей подружки (сказал Ксемериус). Она даже не побрезговала засунуть руку в крокодильи внутренности. Ну, она опоздала ровно на один день, а того, кто опаздывает, наказывает жизнь, говорит всегда леди Ариста. После того как Шарлотта разочарованно выползла из шкафа, она сосредоточила свое внимание на Лесли, что в итоге стоило Лесли потери рюкзака. Теперь у Хранителей были Ойстер-кард с только что внесенной на нее суммой, пенал, блеск для губ вишневого оттенка, а также парочка библиотечных книг о расширении восточной дельты Ганга — и больше ничего.
Это поражение Шарлотте не удалось спрятать за обычным высокомерным выражением лица, с которым она сегодня явилась к завтраку. Зато у леди Аристы хватило достоинства, чтобы признать ошибку.
— Сундук везут обратно, — сообщила она холодно. — Очевидно, у Шарлотты слишком напряжены нервы, и я должна признаться, что ошибочно поверила ее рассуждениям. А сейчас будем считать вопрос закрытым и обратимся к другим темам.
Это было (во всяком случае по меркам леди Аристы) настоящим извинением. В то время как Шарлотта при этих словах напряженно пялилась в тарелку, все остальные обменялись озадаченными взглядами и послушно обратились к единственной другой теме, которая нам пришла в голову, — погоде. Только тетя Гленда, на шее которой горели красные пятна, не захотела оставить этот упрек в адрес Шарлотты без ответа.
— Вообще-то, вместо того чтобы упрекать, ей должны быть благодарны за то, что она до сих пор чувствует себя ответственной и бдительно следит, — не смогла промолчать она. — Как там говорится в пословице? «От добра добра не ищут». Я уверена, что…
Но мы никогда не узнали, в чем была уверена тетя Гленда, так как леди Ариста произнесла ледяным тоном:
— Если ты не хочешь сменить тему, ты, разумеется, вправе уйти из-за стола, Гленда.
Что тетя Гленда и сделала, вместе с Шарлоттой, которая заявила, что не голодна.
— Всё в порядке? — Мистер Джордж, сидевший напротив (если точнее, наискосок, потому что мои юбки занимали половину внутреннего пространства лимузина) и до сих пор не мешавший моему погружению в мысли, улыбнулся. — Доктор Уайт дал тебе что-нибудь от сценической лихорадки?
Я покачала головой.
— Нет, — сказала я. — Я побоялась, что у меня начнет двоиться в глазах в восемнадцатом веке.
Или что-нибудь ещё хуже, но об этом мне лучше помолчать. На суаре в прошлое воскресенье только пунш леди Бромптон помог мне сохранить спокойствие, и этот же пунш спровоцировал меня выступить перед всеми гостями с Memory из Cats — каких-то несчастных двести лет до того, как этот номер напишет Эндрю Ллойд Вебер. Кроме того, я громко общалась с призраком в присутствии остальных гостей, что я в трезвом виде никогда бы не сделала. Я надеялась, что выдастся пару минут наедине с доктором Уайтом, мне хотелось его спросить, почему он мне помог, но обследование проходило в присутствии Фалька де Вилльера, и к всеобщей радости доктор объявил меня здоровой. Когда я на прощание заговорщицки подмигнула, доктор Уайт в ответ лишь наморщил лоб и спросил, не попало ли мне что-либо в глаз. При этом воспоминании я вздохнула.
— Не волнуйся, — сказал мистер Джордж сочувственно. — Это продлится недолго и ты быстро вернешься назад. Еще до ужина всё закончится.
— Но до этого момента я могу наделать кучу ошибок, а может, даже вызвать мировой кризис. Спросите у Джордано. Неправильная улыбка, неверный реверанс, не тот разговор и — бах! Восемнадцатый век стоит в огне.
Мистер Джордж улыбнулся.
— Ах, Джордано просто завидует. За одно путешествие во времени он готов был бы совершить убийство.
Я погладила мягкий шелк юбок и провела пальцем по вышивке.
— А если серьезно, я до сих пор не понимаю, почему бал так важен. И что я там должна делать.
— Ты имеешь в виду — кроме как танцевать и получать удовольствие, и воспользоваться привилегией увидеть знаменитую герцогиню Девоншира собственными глазами? — Когда я не улыбнулась в ответ, мистер Джордж тут же посерьезнел, вынул носовой платок и промокнул лоб. — Ах, девочка моя! Этот день важен потому, что именно во время этого бала должно выясниться, кто является предателем в рядах Хранителей, который передавал информацию Флорентийскому Альянсу. Граф рассчитывает, что ваше пребывание на балу спровоцирует и лорда Аластера, и предателя.
Ага. Это было чуточку точнее, чем в «Анне Карениной».
— То есть, в принципе мы играем роль приманки. — Я нахмурила лоб. — Но… э-э-э… разве вы не должны уже давным-давно знать, сработал ли план? И кто оказался предателем? Это же случилось двести лет назад.
— Да и нет, — ответил мистер Джордж. — По неизвестной причине отчеты в Хрониках за эти дни и недели особенно туманны. К тому же, какой-то части не хватает. Хотя много раз написано о предателе, которого отстранили от высокого поста, но имя его не названо. Четыре недели спустя коротко упомянуто, что никто не захотел отдать предателю последний долг, этой чести, мол, он не заслужил.
Я снова покрылась гусиной кожей.
— Через четыре недели после исключения предателя из ложи он был мертв? Как… э-э-э… практично.
Но мистер Джордж меня уже не слушал. Он постучал в перегородку между нами и водителем.