— Что случилось? — прошептал он и присел передо мной на корточки.
Я не могла ничего ответить и лишь помотала головой.
— Ошибка, Грейс? — Фальк де Виллер говорил, чеканя каждое слово. — Женщина смогла узнать на фотографии и тебя, старшую сестру, передавшую ей конверт с невероятно крупной суммой. А также она узнала мужчину, который держал Люси за руку во время родов — это был мой брат!
И как будто я до сих пор не поняла, что к чему, он добавил:
— Гвендолин является ребёнком Люси и Пола!
У меня перед глазами всё поплыло. Гидеон сильно побледнел и взял меня за обе руки.
Там, в зале Дракона, моя мама начала плакать.
Только теперь я знала, что она не моя мама.
— Всего этого можно было бы избежать, если бы вы оставили её в покое, — всхлипывала она. — Если бы вы не преследовали её таким бесстыдным образом.
— Никто не знал, что Люси и Пол ждут ребёнка, — возбуждённо сказал Фальк.
— Они совершили кражу, — пробубнил доктор Уайт. — Они украли самую большую драгоценность ложи, и чуть было не свели на нет всю работу, проделанную хранителями на протяжении столетий…
— Ах, да замолчите же вы, — закричала мама. — Вы вынудили этих молодых людей оставить свою горячо любимую дочь через два дня после её рождения!
В этот момент я, сама не знаю как, снова встала на ноги. Ещё секунда и я просто не выдержала бы.
— Гвенни! — настойчиво сказал Гидеон, но я вырвалась и побежала прочь.
— Куда ты? — он догнал меня уже через несколько шагов.
— Куда угодно, только бы подальше отсюда! — я побежала ещё быстрее. Фарфор в витринах, мимо которых мы пробегали, тихо позвякивал в такт.
Гидеон снова взял меня за руку.
— Я иду с тобой! — сказал он. — Я тебя сейчас одну не оставлю.
Где-то за нами в коридорах послышался чей-то голос, кто-то звал нас.
— Не хочу, — всхлипывала я, — не хочу ни с кем говорить.
Гидеон сжал мою руку ещё сильнее.
— Кажется, я знаю одно место, где следующие несколько часов нас никто не обнаружит! Бежим сюда!
Глава двенадцатая
Из инквизиционных протоколов доминиканского священника Джан-Пъетро Бариби
Архив университетской библиотеки города Падуя
(расшифровано, переведено и обработано доктором исторических наук Джордано)
27 июня 1542 года
Без моего ведома отец Доминик из третьего ордена убедил одного господина с довольно дурной славой совершить обряд изгнания злого духа и тем самым излечить его дочь Элизабетту от одержимости.
Когда меня настигло известие об этом кощунственном решении, было уже слишком поздно.
Я смог обеспечить себе вход в капеллу, где происходило сие позорное действие, но я не мог предотвратить то, что юной особе пришлось принять подозрительные порошки, от которых у неё повалила пена изо рта, закатились глаза, и она начала бредить наяву. Отец Доминик тем временем окроплял её святой водой.
Вследствие таких действий, которые я называю не иначе как «экзекуция», в ту же ночь девушка потеряла ребёнка, которого носила под сердцем. Перед отъездом отец без зазрения совести кичился тем, как ему удалось изгнать демона. Элизабетта созналась, что находилась под влиянием порошков, подробно описала возникавшие у неё боли. Отец Доминик старательно запротоколировал её слова и в доказательство собственной глупости подписал этот отчёт. Когда он хотел вручить мне копию сего документа, я с благодарностью отверг это предложение, я заранее уверен, что мой доклад Главе Конгрегации натолкнётся на полнейшее непонимание. Хочу лишь приложить свой собственный отчёт о произошедшем, чтобы этот священник попал в немилость покровителей, но даже на это надежда моя ничтожна.
Когда мы ввалились в комнату, где стоял хронограф, лицо мистера Марли стало мрачнее тучи.
— Вы что, не завязывали ей гла…? — начал он, но Гидеон не дал ему договорить.
— Сегодня мы с Гвендолин будем элапсировать вместе в 1953 год, — пояснил он.
Мистер Марли вперил руки в боки.
— Этого я вам позволить не могу, — сказал он. — Ваш временной отрезок сегодня должен совпадать с операцией Чёрный Турмалин и Сапфир. И если вы вдруг забыли, смею напомнить вам, что начинается она сейчас же.
На столе перед мистером Марли стоял хронограф, драгоценные камни на нём сверкали искусственным светом.
— План изменился, — отрезал Гидеон и взял меня за руку.
— Мне об этом ничего не известно! Я вам не верю, — лицо мистера Марли искривилось от злости. — Последнее указание, полученное мною, недвусмысленно определяет..
— Просто позвоните наверх и уточните, — перебил его Гидеон, указывая на телефон, который висел на стене.
— Именно так я и сделаю!
Мистер Марли на негнущихся ногах прошагал к телефону, уши его при этом полыхали алым пламенем. Гидеон отпустил меня и склонился над хронографом, а я тем временем так и продолжала стоять у двери, словно манекен. Бежать было уже не нужно, и я почувствовала, что замираю, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, словно куранты, которые вдруг остановились навсегда.
Даже биение собственного сердца я больше не ощущала. Казалось, я медленно превращаюсь в каменную глыбу. Вообще-то, мысли в моей голове должны были бы сейчас мельтешить и рождаться одна за другой, но этого не происходило. Всё, что мне осталось — это тупая боль.
— Гвенни, я всё установил, иди ко мне, — Гидеон решил не ждать, пока я последую его приказу, и, не обращая внимания на протесты мистера Марли («Отпустите немедленно! Это моя обязанность!»), он притянул меня к себе, взял мою безжизненную руку и осторожно положил палец в ящичек под рубином.
— Я прыгну следом за тобой.
— Вам никто не разрешал самовольно использовать хронограф, — ругался мистер Марли, снимая трубку. — Я немедленно сообщу вашему дяде Фальку, что вы нарушаете правила.
Я успела лишь увидеть, как он набирает номер, и меня унесло в потоке рубинового света.
Приземлилась я в абсолютной темноте, и тут же принялась машинально ощупывать руками стену, предполагая, что где-то там может находиться выключатель.
— Давай-ка я, — услышала я голос Гидеона, который беззвучно приземлился следом за мной. Через пару секунд под потолком слабо замерцала лампочка.
— Как всё быстро произошло, — пробормотала я.
Гидеон обернулся ко мне.
— Ах, Гвенни, — нежно сказал он. — Мне так жаль!
Ни один мускул на моём лице не шевельнулся, сейчас я была не в силах ничего ответить, тогда он приблизился ко мне широкими шагами и крепко обнял. Голову мою он положил себе на плечо, а сам уткнулся подбородком в мои волосы и прошептал:
— Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Всё снова будет хорошо.
Не знаю, сколько времени мы так стояли. Может, виной всему были эти слова, которые он изредка повторял, а может, тепло его тела, но я стала постепенно выходить из своего застывшего состояния. Во всяком случае, я смогла тихо прошептать:
— Моя мама… она больше не моя мама, — беспомощно сказала я.
Гидеон посадил меня на зелёный диванчик, который стоял в середине комнаты, и сел рядом со мной.
— Как бы мне хотелось знать об этом заранее, — обеспокоенно сказал он, — тогда я смог бы тебя предупредить. Тебе холодно? Да ты вся дрожишь.
Я отрицательно покачала головой, прильнула к нему и закрыла глаза. На какой-то момент мне захотелось лишь одного — чтобы время остановилось, и мы сидели вот так целую вечность, на зелёном диванчике в 1953 году, где нет ни проблем, ни вопросов, ни лжи, а есть лишь Гидеон, его ободряющая близость, которая обволакивала меня приятным теплом.
Но этим желаниям не суждено было осуществиться, в этом я убедилась на собственном горьком опыте.
Я снова открыла глаза и со стороны поглядела на Гидеона.
— Ты прав, — обиженно сказала я. — Это, наверное, единственное место, где нам никто не может помешать. Но тебе потом здорово влетит!
— Да уж, я в этом не сомневаюсь, — Гидеон чуть заметно улыбнулся. — Прежде всего, потому что мне пришлось несколько… грубовато… удерживать мистера Марли, когда он хотел вырвать у меня хронограф, — его улыбка стала мрачной. — Операцию Чёрный турмалин и Сапфир придётся перенести на другой день. Хотя сейчас вопросов к Люси и Полу у меня стало ещё больше, и встретиться с ними было бы как нельзя кстати.
Я вспомнила о нашей последней встрече с Люси и Полом, которая произошла дома у леди Тилни, и зубы мои застучали, когда я подумала о том, как Люси смотрела на меня и шептала моё имя. О боже, я-то тогда не имела ни малейшего понятия.
— Но если Люси и Пол — мои родители, то мы с тобой тоже являемся родственниками? — спросила я.
Гидеон снова улыбнулся.
— Да, это была первая мысль, мелькнувшая у меня в голове, — сказал он, — но Фальк и Пол — мои дальние родственники, троюродные дяди. Я потомок другого близнеца-Карнеола.
Колесики в моей голове снова закрутились. Вдруг я почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Ещё когда папа был здоров, он всегда пел нам что-нибудь и играл на гитаре. Мы так это любили, Ник и я, — тихо сказала я. — Он частенько повторял, что музыкальный талант я унаследовала от него. А мы при этом вообще не были родственниками. Чёрные волосы у меня от Пола.
Я всхлипнула.
Гидеон сочувственно молчал.
— Если Люси не моя двоюродная сестра, а моя мама, то моя мама… моя двоюродная бабушка! — продолжала я. — А моя бабушка на самом деле моя прабабушка. А мой дедушка — вовсе не мой дедушка. Моим настоящим дедушкой является… дядя Гарри!
Тут уж меня прорвало. Я разразилась слезами, которые было не остановить.
— Но я терпеть не могу дядю Гарри! Я не хочу, чтобы он был моим дедушкой! А ещё я не хочу, чтобы Ник и Кэролайн больше не были моими братом и сестрой. Я так их люблю.
Гидеон дал мне выплакаться, а затем принялся гладить меня по волосам и шептать слова утешения.
— Эй, Гвенни, всё в порядке, это всё не так уж важно. Они остались теми же самыми людьми, какая разница, насколько формально близка степень вашего родства!