Жуть опустил ее на землю. Она выскользнула из его рук, как всегда, но смотрела на камень.
— Что это за место? — спросила она.
— Мой дом.
Он прошел мимо нее и открыл дверь. Даниэлла, проходя мимо рисунков, провела пальцем по зеленой траве и синему небу. Она замерла на миг и коснулась нежно существа с крыльями и в броне.
Она взглянула на него.
— Это ты? — спросила она.
— Нет, — но он долго смотрел на картину. — Идем. Нужно о многом поговорить.
Точно. Она не знала, как теперь говорить. Там был его дом. Там он спал.
Они еще не были наедине в таком важном месте. Даже на лугу на них могли смотреть другие существа.
Она сглотнула, прошла мимо него в покои ее Жути.
Комната была проще, чем она думала. Кузнец и Ткачиха украсили свои стены. Хотя у них украшения были от их работы.
Ее Жуть предпочитал простые стены. Там были только лишайник и мох, зеленые и мягкие. Плющ тянулся с потолка, хотя она не знала, как он рос без солнца.
Она затаила дыхание, увидев кровать в дальнем углу пещеры. Длинные полоски прозрачной ткани всяких цветов свисали с потолка. Он спал среди нежной радуги, сделанной будто из тумана, а не нитей. Огонь трещал в центре комнаты, дым улетал в дыру в потолке.
— Садись, — буркнул он. Ее Жуть указал на подушки у огня. — Я не ждал гостей.
Даниэлла устроилась, подняла кубок у огня. Металл был надбит сбоку, и было проще его держать.
Она поднесла кубок к носу и вдохнула.
— Медовуха?
— Не совсем.
Горечь алкоголя ударила по ее ноздрям. Глаза слезились, она закашлялась и опустила кубок на землю.
— Что это за гадкий запах?
Ее Жуть опустился на подушки рядом с ней, смеясь.
— Мы зовем это кусачка живота. Хочешь попробовать?
— Нет, — резко ответила она. — Мне еще нужен желудок, а эта штука его сожжет.
— Скорее всего. Вряд ли люди это пробовали, — он поднял кубок в ее сторону и сделал большой глоток. — Расскажешь, кто пытался разбить тебе голову как орех?
Кровь отлила от ее лица. Как ей рассказать ему, что ее ударил отец? Как признаться, что она просто стояла, пока он ругал ее, а потом ударил, а она все равно ничего не сделала?
Стыд сдавил ее шею, мешая дышать.
Даниэлла облизнула губы. Она пыталась шевелить языком, во рту пересохло. А потом она опустила плечи в поражении и протянула руку.
— Дай сюда.
Он приподнял бровь.
— Что, прости?
— Отдай, Жуть.
Ее Жуть не мешкал. Он отдал ей кубок.
Даниэлла зажала нос и сделала глоток. На вкус было как моча и мертвечина на полу пещеры. Она закашлялась, но жжение в желудке было многообещающим.
Она проглотила напиток, не выплюнув ее.
Он смотрел на нее с тревогой, и она не знала, что делать. Алкоголь растекался теплом по телу. Это и его взгляд рассекли ее швы.
Жуть указал ей рукой продолжать.
— Говори, принцесса. Ты прибыла сюда не просто ради встречи со мной.
Может, для встречи. Может, она думала, что только тут могла спрятаться, когда жизнь трещала по швам.
Даниэлла сжала кулаки и вонзила их в бедра.
— Мой отец.
— Что твой отец?
— Он меня ударил. Я не сказала ему, где была днем. Когда он нашел меня, то ударил так, что голова столкнулась с дверью, — она коснулась с дрожью раны на лбу. — Вряд ли он думал, что останется след. Раньше он не оставлял следов.
Жуть не двигался. Он застыл, словно стал каменным. А потом он помрачнел. Он прищурился, клыки выпирали изо рта, когти впились в камень.
Раздался тихий скрежет, его ладони оставляли следы на полу.
— Тебя ударил твой отец?
Она попыталась держать спину прямой.
— Да.
Он медленно вдохнул, а потом выдохнул. Снова и снова, пока она не поняла, что он медитировал, как учил ее.
— Жуть? — спросила она. — Что случилось?
Он процедил сквозь зубы:
— Что ты знаешь о своем отце?
— Он — король Холлоу-хилла. Может, не лучший, но его никто не забудет. Королевство процветает при его правлении, а народ… любит его, — но что еще она знала об отце? Очень мало. Он был скрытным, его история была загадкой и для нее, и для народа.
Жуть кивнул. Его челюсти сжались, а потом он сказал:
— И что ты думаешь о нем?
— Думаю, люди не зря его любят, — честно ответила она. — Он сделал много полезного для королевства.
Повисла долгая пауза. Ее Жуть смотрел на нее с вопросами во взгляде, и она их знала. Он хотел, чтобы она сказала больше. Чтобы высказала правду, что давила на горло, обжигая.
Даниэлла отвела взгляд.
— Думаю, семья боится его. Нет, не думаю. Моя семья в ужасе. Я должна была смочь защитить их, но не смогла. Теперь я не могу защитить даже себя.
— И поэтому ты пришла ко мне, — прорычал он. — Принцесса Холлоу-хилла ищет совета у Жути.
Когда он так говорил, звучало неправильно. Словно она предавала народ, доверяя ему.
— Ты был добрым, — прошептала она. Даниэлла смотрела на свои ладони, впервые с прибытия заметила грязь под ногтями.
Грязь и следы травы испортили красивое голубое платье. Она порвала рукав, пока ползла в туннеле, и земля оставила следы на ее коже. Она выглядела не как принцесса. Она будто выбралась из могилы.
Ее Жуть плавно встал. Он прошел по комнате, оставил ее одну в миг паники.
Что подумала бы о ней сестра? Просила помощи у Жути, когда могла пойти к Диане. Они могли бы придумать то, что помешало бы ее отцу…
Нет.
Они пытались так сделать раньше, но провалились, и не раз. Король знал слабости и силу своих детей. Если Даниэлла хотела вырваться из его хватки, нужно было удивить его.
Миска воды опустилась на землю рядом с ней. От стука она вздрогнула, но от его ладоней на ее лице она заскулила. Он сжал ее щеки, словно она ему принадлежала.
Жуть удержал ее на месте, когда она попыталась отпрянуть.
— Тише, принцесса, — пробормотал он, голос был низким гулом.
— Что ты делаешь?
Он опустил обрывок ткани в воду, а потом поднес к ее лицу. Его ладони с когтями нежно смыли грязь с ее лица. Он все протер тканью. Прохладная ткань остужала ее горящие щеки.
Его большой палец задел край ее челюсти, грубый от тяжелого труда. Он прижал другую ладонь к ее шее сзади. Он удерживал ее нежно, но крепко.
Даниэлла закрыла глаза. Она позволила ему заботиться о ней, ослабить боль от признания.
Он ничего не спрашивал. Даже когда отпустил ее, забрал миску и вернулся к ручейку.
Она смотрела, как он вылил грязную воду и наполнил миску. Он вернулся к ней, тихий, но не пугающий.
Слова вырвались раньше, чем она поняла, что говорит.
— Я думала, Жути должны пугать.
— По большей части, мы такие и есть.
Журчание воды успокаивало. Капли падали на ее колени. Он поднял ее руку, опустил ладонь себе на плечо. Он водил тканью по ее грязной коже.
Даниэлла следила за движениями. Он впился пальцами в ее мышцы, чтобы расслабить их.
— Ты не пугаешь меня.
Он фыркнул, и звук был странным.
— Твои люди всегда знали о Жутях. Я удивился, встретив тебя на лугу одну. Мы сражались годами. Пытались порвать друг друга за власть над королевством.
— Мне никто не говорил, что под Холлоу-хилл живет народ.
— Нет, твой отец решил уберечь тебя в той башне, — он бросил ткань в воду, что стала красно-коричневой. — Но твой отец всегда любил боль и кровь.
Сердце Даниэллы замерло. Она дышала с шумом, пытаясь поймать его взгляд. Он не смотрел на нее, и она поймала ладонью его подбородок. Она повернула его голову к себе.
— Ты знаешь моего отца?
Он прикусил губу клыками.
— Я знаю крик твоего отца и боль от его меча.
Слезы выступили на ее глазах, грозя пролиться.
— Расскажи.
Ее Жуть накрыл ее ладонь своей, прижал к своей щеке. Он глубоко вдохнул. Очень медленно он отодвинул ее ладонь и прижал губы к трепещущему пульсу на ее запястье.
Он поднял ее ладонь мимо шрамов на его лбу к сломанному рогу на голове. Он прижал ее пальцы к неровному краю. Она ощущала все неровности, впивающиеся в ее чувствительные пальцы.
— Нет, — прошептала она с дрожью в голосе. — Скажи, что это не правда.
— Твой отец мечтает о тьме без света. Он уничтожает, а в конце всегда побеждает.
Жуть отпустил ее руку, но Даниэлла не убрала ладонь со сломанного рога.
Она касалась каждого выступа, а потом склонилась и поцеловала обломанный край.
Даниэлла опустилась перед ним.
— Я не могу исправить решения отца. Я не могу вернуться во времени и спасти тебя от его гнева. Но я могу сделать будущее лучше. Я могу вырваться из-под пятки отца. И тогда обещаю, я все исправлю.
Глаза Жути становились все шире с каждым словом. Когда она закончилась, он погладил большим пальцем ее щеку. Слеза осталась на его пальце.
— Ты уже пыталась, принцесса.
— И провалилась. Но я не сдамся.
— Я не сомневался в этом.
— Жуть… — она многое хотела ему рассказать. О многом хотела попросить. Помочь ей с отцом. Дать армию. Хоть чем-то помочь.
Но ее отец заставил его страдать. Уже оставил на нем след, так что просить было бы неправильно. Это был не его бой, а ее.
Даниэлла бросилась на Жуть. Она обвила руками его шею, прижалась щекой к его плечу. Она впитывала его тепло, пока он робко обвивал ее руками.
Она прошептала в его голую кожу:
— Я пришла сюда, чтобы попросить о помощи. Но вряд ли ты можешь в этом помочь.
— Я помогу, если смогу, принцесса. Я научу тебя всему, чему могу, но не знаю, можешь ли ты победить в своем бою мечом.
Он был прав. Он всегда был прав.
С ее отцом нужно было разобраться как с политикой и людьми, а не в стиле Жути.
Она сжала губы и кивнула.
— Ты прав. Я ненавижу это, но ты прав.
— Я верю, что ты поймешь, что делать. Когда время наступит.
— Я просто хочу помочь тебе, — еще слеза покатилась по ее щеке на его плечо, пропала на его груди.
— Помочь мне? — он рассмеялся. — Принцесса, ты пришла из замка сюда, попала в сердце Впадины, где слышно биение ядра королевства. И ты переживаешь за меня? Переживай за себя.