Но она доказала, что могла отнести камень, если нужно было. Теперь он не мешал ей, и вдруг этого стало мало. Она хотела убрать все камни с пути.
Даниэлла стала убирать все камни с пола. Они были не на месте. Ей было приятнее убрать их в угол, откуда их мог кто-нибудь потом унести.
Когда она убрала все камни, которые могла, она тяжело дышала, плечи болели. Но она хорошо себя ощущала. Лучше, чем за долгое время.
Она уперла руки в бока, вдохнула и посмотрела на комнату.
— Хорошо, — пробормотала она. — Что еще?
Можно было развести огонь, но Даниэлла не нашла хворост. Оставалась кровать.
Она еще не выбивала простыни или ковры, но могла разобраться. У служанок это выглядело просто.
Она провела почти все время наедине за уборкой. Это не подобало принцессе, так сказал бы ее отец.
Но Даниэлла была рада. Она могла делать то, что от нее не ожидал ее народ. Да, было сложно. Она закончила выбивать покрывала в десять раз медленнее, чем это делали служанки, но она выбила из них пыль.
Она опустила их на кровать, поправила. Когда она закончила, кровать выглядела лучше, чем до землетрясения.
Она уперла руки в бока, разглядывала внимательно свой труд.
— Другое дело.
Ветер подул в пещеру, пронесся мимо нее, неся пыль в пещеру на кровать
Ругаясь, Даниэлла развернулась, чтобы пронзить взглядом нарушителя порядка.
Император прошел в комнату без разрешения. Он даже не остановился, шагая к ней, поднял ладонь и ткнул когтем в воздух.
— Ты расскажешь все о том устройстве, которым они напали на нас.
— Можно было сказать «пожалуйста».
Он подошел, недовольно раскрыв крылья, лицо исказилось.
— Нет, Даниэлла. Ты уже не избалованная принцесска. Многие ранены, пятеро мертвы, и все из-за твоего народа. Говори.
Ее желудок сжался от стыда. Аристократы Холлоу-хилла были жестоки. Она всегда это знала.
Но она не думала, что ее семья станет убивать невинных.
Она сглотнула.
— Я мало знаю об этом. Я не ходила на уроки с Дианой, меня не учили сражаться. Я знаю лишь, что это существует.
— Какой от этого взрыв? — процедил он сквозь зубы. — Большой?
Даниэлла облизнула губы и попыталась вспомнить.
— Я видела, как их использовали, лишь раз, и я была маленькой.
— Постарайся вспомнить.
— Их использовали на склоне горы, где люди хотели строить дома. Они думали, что лучше построить дома ближе к столице, так что они напичкали камни коробками. Это все, что я помню. Взрыв был размером с дом, но я не знаю, какой. Мне тогда было пять. Звук напугал меня, и я больше туда не ходила.
Он буркнул и развернулся. Император провел пальцами по волосам, потянул за пряди и опустил руку.
— Бесполезно.
— Я? — слово ударило ее по груди, будто стрела. — Бесполезна? Ты меня сюда принес.
— Я думал, что ты знаешь, как бороться с твоим народом.
— Ты хотел, чтобы я предала их? — она отпрянула от удивления, не смогла удержать равновесие. — Ты хотел, чтобы я выдала тебе тайны своего королевства, чтобы ты… что? Напал?
— Это было бы началом к освобождению моего народа, — он отошел от нее к угасающему огню. Он сжал руками волосы, широко раскрыл крылья, но плечи были опущены от поражения, и это терзало ее сердце.
Даниэлла не хотела его жалеть. Она хотела злиться и бороться с ним. Он хотел, чтобы она уничтожила свой народ, и из-за чего? Своей гордости?
— Я не предам свой народ и не дам тебе напасть на их.
Он склонил голову, и она увидела, как красный огонь отражался от его будто каменного лица.
— Зачем тогда ты пришла сюда? Ты хотела научиться сражаться, но ты можешь сражаться только со мной.
— Потому я хотела научиться. Не помнишь? Я сказала, что если ты меня научишь, я тебя убью, — Даниэлле не нравилась теперь даже мысль об этом. Она не могла ранить его мечом.
— Как твой отец, — буркнул он. Кинжалы его слов повернулись в ее сердце. — Ты не видишь тут страданий?
— Нужно быть слепой, чтобы их не видеть. Но я слышала, что и мое королевство страдает. Война — не ответ.
— Может, это не так, — он отвернулся. Огонь озарял его сломленный силуэт. — Сегодня прибыли те, у кого мои цепи. Они сказали мне сражаться, ведь я для этого создан.
Она шагнула ближе.
— Я не верю, что тебя кто-то создал.
Она не знала, почему, но его воспоминания казались важными. Хотя гнев все еще вызывал жар на ее лице и груди, она отчаянно хотела понять, откуда он. Если у него был еще повод сражаться… Нет. Даже так она не могла предать свой народ.
Не могла. Как бы они ни пытались ее оттолкнуть, Даниэлла защитит свой народ.
Император сказал:
— Я помню семью. Но не как сейчас. Алхимики напомнили мне о моем долге.
— Каком?
— Убрать из королевства тех, кто лишит его магии и богатства. Твой отец убивает Холлоу-хилл, Впадину и их жителей. Он не прекратит, пока не зальет землю кровью невинных.
Она протянула руку, сердце разбивалось от жалости, но разум не понимал, как она может помочь. Даниэлла опустила ладонь на его спину между крыльев, где кожа была мокрой от пота.
— Я не знаю, как нам их остановить.
— Мы можем сражаться.
— Ты же уже пробовал? Разве не так Жути оказались во Впадине? Бой приведет к смертям.
Его крылья дрожали по бокам от нее, мембраны трепетали.
— Я могу создать больше Жутей. Быстрее, чем люди создают людей.
Зловещие слова послали дрожь по ее телу. Сказочник говорил ей, что Жутей создали, но она не думала.
— Ты собираешься превратить меня? — спросила она.
Она не хотела быть одной из них. Она не хотела быть монстром, но в этом был смысл. Забрать принцессу. Превратить ее в такую же. Вернуть ее в королевство, где ее народ увидит ее и, может, пойдет за ней.
Даниэлла отпрянула от него на шаг, другой. Он не ответил. Он лишь смотрел на огонь.
Страх охватил ее тело. Ее ладони стали мокрыми от пота, сердце колотилось. Она разглядывала пещеру, но бежать было некуда.
Если он хотел превратить ее, он сделает это. Она не сможет его остановить.
Даниэлла снова была в ловушке и не знала, как освободиться. Жить так было ужасно, ведь она больше всего хотела независимости.
Она затаила дыхание, тихо склонилась и подняла самый большой камень, какой умещался в руку.
Она так просто не изменится.
— Опусти камень, — прорычал он.
— Нет.
— Даниэлла.
— Прошу, — слово дрожало. — Я не хочу быть одной из вас.
— Но ты назвала себя Императрицей Жути.
Она поняла, что ее действия перечили словам. Но должен был оставаться способ помогать им и направлять их, не становясь такой же.
Должен был.
Она пыталась придумать, как убедить его в своей верности. Даниэлла не хотела предавать оба королевства. Она хотела, чтобы Жути жили спокойно, без нападений. Но она хотела, чтобы ее народ принял их и уже не был под правлением отца.
Даниэлла хотела многого, но это было сложно получить.
— Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказала, — прошептала она. — Я не мог предать свое королевство и невинных тут, как и не смогла выдать твое королевство. Оба важны для меня.
— Ты не можешь стоять ногами в обоих мирах.
— Почему?
Его крылья расслабились, опустились вокруг плеч. Они обмякли, будто плащ. Император повернулся к ней.
— Так работает мир, принцесса. Мы не можем получить все, чего хотим.
Она сжала камень крепче, решив доказать, что он не прав.
— Я не верю, что стать Жутью — мой единственный вариант.
— Это не вариант. Все так совпало.
— Хватит путать слова, Император. Есть еще способ все исправить.
Он широко развел руки.
— Тогда расскажи, принцесса. Сообщи о новом плане, потому что у меня идеи кончились.
Камень впился в ее ладонь, разрезал ее кожу до крови. Плана не было. Она даже не знала, как убедить его оставить ее человеком.
Двоих не хватило бы, чтобы наладить все в обоих королевствах, особенно, когда они злились друг на друга и пытались переменить на свою сторону.
Она выпустила камень, и он упал на землю.
— Я не знаю, Император. Я не хочу этого.
— Как и я.
— Тогда зачем идти по этому пути? Зачем думать о таком:
Он опустил руки по бокам.
— А у меня есть выбор? Мой народ умирает. Юные в опасности, как и все, кто под моим крылом.
— Должен быть другой выход, — она шагнула к нему, угрожая своей безопасности, чтобы он понял. — Мы можем разобраться. Вместе.
— Ты просишь невозможного, принцесса.
— Разве? — Даниэлла сделала еще шаг. — Я прошу просто подумать вместе.
В этот раз он шагнул ближе. Император коснулся рукой ее щеки, прижал ладонь.
— Ты просила забрать тебя из твоего королевства, и я преклонился перед твоей волей.
— Я просила научить меня защищаться, а не забирать из дома.
— Ты желала свободы, и я дал тебе это, встав на колено, — его когти задевали кожу ее головы, не рвали, но угрожали обратить ее.
— Я не просила об этом, — прошептала она.
— Я не просил тебя существовать, но вот ты, — пробормотал он, склоняясь, и она ощутила его дыхание на губах. — Ты меняешь все, и я не могу выжить. Я могу отдать пространство и время, но не хочу отдавать душу.
Даниэлла застыла, ждала того, что произойдет.
— Я не стала бы просить твою душу.
— Но она у тебя, глупая женщина.
Он прижал ладони к ее лицу, придерживая ее челюсть с заботой. Словно Даниэлла была из стекла. Он быстро поднял ее и прижался губами к ее губам.
Его губы были теплыми и нежными, это удивляло, ведь его кожа была грубой, как камень. Но его рот прижимался к ее, и это обжигало ее внутри.
Она могла поклясться, что они делали это уже тысячу раз. Она целовала его, наверное, во снах, но не так. Не со злыми ладонями на ее лице, не с ее кулаками, прижатыми к его груди.
Она целовала его, словно могла вдохнуть его силу. Словно могла впитать ее.
Может, и могла. Каждое движение его губ придавало ей смелости и сил. Она прильнула к его телу. Он погладил языком, и она разжала ладони и обвила руками его шею.