И когда он прижал ее к своему телу, каждый его дюйм прижимался к ней. Даниэлла ощутила, как ее душа взлетает.
В тот миг у нее были крылья. Он дал ей не только силу, но и то, что не было у людей. Она могла сбежать от цепей на ней.
Он не врал. Император Жути дал ей свободу.
Они отодвинулись друг от друга, тяжело дыша.
Даниэлла не знала, куда смотреть. Не знала, нужно ли было что-то говорить. Что говорили после поцелуя с монстром? Чудищем? Ее народ боялся его и его вида, а она ощущала между ними больше жара, чем с другими мужчинами, которых целовала.
Император смотрел в ее глаза. Его желтые глаза стали медными, и она не совсем узнавала их, но они больше подходили его лицу.
Он погладил ее скулу большим пальцем и прошептал:
— Рафаэль.
— Что?
— Меня зовут Рафаэль.
Дыхание вылетело из нее. Рафаэль. Он вспомнил свое имя.
Она поймала его ладони, удерживая их на своей челюсти и шее.
— Рафаэль, ты поможешь спасти наш народ?
Он смотрел в ее глаза, искал там что-то. Она не знала, что именно, но, возможно, он это нашел.
Он кивнул и сжал ее.
— Да, принцесса. Мы найдем способ.
— Вместе? — ей нужно было слышать его. Знать, что он был с ней. Полностью.
Император Жути, Рафаэль, улыбнулся от ее слов. А потом повторил:
— Вместе.
ГЛАВА 25
Даниэлла оставалась в покоях Рафаэля две недели. Так она думала. Было сложно отследить время без солнца.
Чем дольше она была без солнца, тем хуже себя чувствовала. Даниэлла не знала, почему так скучала по солнцу, но все ее тело желало увидеть что-то кроме огня или голубого сияния.
Когда она не смогла терпеть, она покинула пещеру.
Две недели. Это уже было хорошо, и если Рафаэль накричит на нее за то, что она ушла, так тому и быть.
Кузнец сидел на выступе, болтая ногами над бездной. Он держал куриную ногу в руке, хотя она не знала, где он ее взял, и каменную кружку в другой.
Он сказал:
— Доброе утро, принцесса.
— Как ты понял, что утро? — спросила она.
— Я только что был сверху, — он откусил от курицы в руке. — Там утро.
Он видел солнце. Все в ней сжалось от мысли, и она посмотрела на него с надеждой.
— Ты выходил из пещер?
— Угу, — он сделал глоток из чашки. — Конечно.
Даниэлла ощущала себя как голодающая. Она хотела знать все, что он видел. Как выглядели листья? Растения цвели? Луг стал изумрудным, таким ярким, что глаза болели?
От этой мысли ей стало холодно. Это ощущала мама, когда Даниэлла возвращалась? Жажду узнать все детали, вкус и запахи, увидеть солнце.
Боги, она стала такой же, как ее мать. Безумная женщина искала побега из плена.
Она сглотнула.
— Мне нужно наверх, Кузнец.
— Не могу, — он доел мясо на кости. — Приказы Императора.
— Я не могу оставаться тут дольше. Мне нужно увидеть солнце.
— Нет. Тебе нужно вернуться в пещеру и никого не злить.
Даниэлла старалась подавить панику в груди, но могла думать только о солнце.
— Если не отнесешь меня, я сброшусь с обрыва.
— Попробуй. Но я успею тебя поймать. Так что без толку.
Паника в груди грозила утопить ее. Она застряла тут. В цепях. В плену. Никто не послушает ее, и ей нужно было увидеть солнце.
Даниэлла шагнула вперед, но другой голос заставил ее остановиться.
— Я ее отнесу.
Она узнала Жуть, что была за окном. Самую страшную из женщин, чье лицо казалось неправильным. Из всех Жутей она обратилась бы насчет полета наверх к ней последней.
Жуть опустилась на выступ. Ее кривое лицо исказилось в том, что Даниэлла узнала попытку улыбки.
Сколько раз она говорила себе не бояться Жути? Они не хотели навредить ей. Это был народ, как ее. Но эта Жуть вызывала у нее страх.
Она расправила плечи и отогнала дискомфорт. Если эта Жуть хотела ей помочь, она воспользуется этим.
Даниэлла шагнула вперед и подняла руки.
— Отправимся?
Кузнец встал на ноги.
— Нельзя так, Солдатка. Это разозлит Императора.
— Он всегда злой, — ответила Жуть со странным обликом. Она сжала талию Даниэллы. — Пускай. Она не в плену. Он ясно дал это понять.
И они взлетели с выступа и к верхней части пещер, где туннели вели к свету.
Даниэлла не знала, благодарить или бояться. Она ощущала мозоли на ладонях другой женщины и странные выступы на ладонях, когда кожа срослась неправильно.
Она была так близко к лицу Солдатки, что видела линии, что не были шрамами, а были странной деформацией, где она не развила верные черты.
— Я родилась такой, — сказала Солдатка, пока они летели. — Если ты об этом думаешь. Это многие хотят знать, когда видят меня.
Щеки Даниэллы вспыхнули. Она не хотела смотреть на существо, хотя знала, что ее рот раскрылся от шока.
— Ты болела в детстве?
— Нет.
— Я видела несколько таких, как ты, детей на улицах раньше, но я всегда гадала, было ли это от болезни, которую они подхватили, пока росли.
Солдатка покачала головой.
— Нет, нам просто не повезло.
Даниэлла молчала остаток полета. Они опустились сверху пещер. Солдатка указала на знакомый туннель.
— Там свобода, принцесса.
Она тут же забралась туда. Но, когда поползла, поняла, что Жуть не пошла с ней.
Это разозлит Императора.
Рафаэля. Она задрожала от мысли о его настоящем имени.
Она растерянно развернулась и выглянула во Впадину еще раз. Солдатка стояла на выступе спиной к туннелю, разглядывая воздух вокруг. Словно сторожила.
— Ты не идешь? — спросила Даниэлла.
Солдатка посмотрела поверх плеча и покачала головой.
— Нет, принцесса. Мне не нравится сверху.
— Вряд ли я должна быть там без стражи.
Солдатка расправила крылья, тряхнула ими с непонятной эмоцией.
— Ты боишься своего королевства?
— Нет.
— Тогда почему мешкаешь? Иди к свободе. Если не вернешься через пару часов, я улечу на свой пост, и никто не узнает.
Жуть давала ей шанс убежать? Даниэлла хотела возразить.
Она не могла уйти домой. Все в Холлоу-хилле знали, что от нее отказались. Даже простые жители оттащат ее за границу и выбросят к волкам. Она не была принцессой для народа Холлоу-хилла. Она была той, кого не пустили бы в их стены. Они знали, кем она была, знали ее лицо и голос.
Она не могла убежать. Ей было некуда бежать.
Но, хоть она хотела возразить, она поняла хорошую сторону этого. Солдатка была о ней высокого мнения, раз давала ей выбор. Даже если Император разозлится и навредит потом Солдатке.
Это был прогресс.
Она улыбнулась, развернулась и поползла к солнцу. Земля набилась ей под ногти, испачкала одолженные тунику и штаны. Она была все ближе к тому, что хотела.
Первый луч света был как поцелуй богов на ее лице. Она замерла со слезами на глазах, радуясь теплу и свету на коже.
А потом поспешила туда. Даниэлла уже не боялась, если туннели обвалятся. Она выберется. Она выроет путь на поверхность, чтобы увидеть солнце, даже если придется откапывать себе путь из могилы.
Даниэлла выкатилась на луг. Грудь вздымалась, легкие вбирали теплый воздух. Она лежала на солнце на спине.
Птицы пели вокруг нее. Их трели были симфонией на ветерке. Пятна света плясали на ее глазах сквозь листья над ее головой. Изумрудные. Запах лета. Длинная трава щекотала ее уши и окружала шею.
Она ощущала запах земли. Запах примятой под ней травы. Прохлада исходила от ручья, радостно журчащего неподалеку. Запах лета всегда сулил солнце и сильную жару.
Напряжение, которое она не замечала, пропало из шеи и плеч. Она лежала, греясь и слушая звуки лета.
Она приходила сюда с мамой на солнцестояние до безумия, когда королевство еще было безопасным. Ее мать говорила, что лето было подарком для таких людей, как она и Даниэлла. Лето напоминало обо всем хорошем, что происходило в году.
— Помни, лето приносит покой, — говорила ее мама. — Каким бы ни был год, лето всегда будет напоминать нам, что солнце завтра взойдет.
Теперь она гадала, как ее мама пострадала от рук отца. Было ли лето побегом из плена для королевы.
Однажды она вернется в замок. Она заберет маму, брата и всех, кто был ей важен.
Мило и Мелисса смогла бы делать одежду для Жути. Ему понравились бы такие сложности. Ему же нравилось наряжать людей, чьи тела немного отличались. Он же создал гардероб для толстого монаха, который, как все думали, не мог носить камзол?
И ее мать не будет против тьмы. Королева уже много лет провела в тенях, она не заметит разницы.
Сначала ее безумие, возможно, ухудшится. Она боялась Жутей. Но они были добрыми и терпеливыми. Они помогут ее матери выбраться из панциря, докажут, что они достойны дружбы.
Но Диана была проблемой. Даниэлла сомневалась, что ее боевая сестра быстро передумает.
Им придется ее оставить. Ей было больно прощаться с сестрой, но Диана была под влиянием их отца.
Может, Даниэлла сможет убедить ее жить не в замке, быть не просто воительницей.
— Я звучу как лицемерка, — буркнула она, повернулась на живот и уткнулась лицом в ладони.
Разве она могла заставлять сестру оставлять мечты? Как, когда Даниэлла разделяла то же желание?
Напряжение в руках и плечах вернулось, давило на грудь и мешало дышать.
Даниэлла заставляла себя не думать о будущем, сосредоточилась на этом моменте. Она могла управлять только своей жизнью, но однажды она им поможет.
А пока что она впитывала жар солнца спиной. Она несколько часов нежилась под солнцем, вдыхала запах теплой травы. Запоминала песни птицы и сверчков вдали. Все детали мира сверху были для нее ценными.
Солнце опустилось к горизонту, и она знала, что пора было возвращаться.
Даниэлла встала и попыталась подавить печаль. Ей нравилось сверху. Тут было красиво, и люди были красивыми, но…
Она не хотела возвращаться.
Она смотрела на деревья, красивые и успокаивающие. Это всегда будет ее дом. Тут родилась ее душа, и тут ее сердце было спокойно.