Разговор затягивался, Анита, не рассчитывавшая долго стоять на стылой лестнице, почувствовала, что замерзает. Она уже собиралась вернуться к себе, чтобы подождать, пока граф останется один, но уж больно хотелось узнать, с кем это он там секретничает.
Ситуация разрешилась сама собой. От сквозняка, гулявшего в башне, Анита закашлялась, чем выдала свое присутствие. Наверху тотчас прервали многословный диалог, граф отрывисто произнес что-то, по интонации похожее на приказ, затем со стороны его собеседницы последовал еще один короткий всхлип, в котором угадывалась скорбь и вместе с тем покорность. По ступенькам застучали мелкие шажки. Анита метнулась было назад, чтобы укрыться под лестницей, но устыдилась своего порыва. С какой стати прятаться? Ее совесть чиста. Если и подслушала беседу, то вышло это случайно, к тому же все равно ничего не поняла из сказанного. Ну и самое главное – из-под лестницы сложно будет разглядеть, кто же это уходит от графа.
Анита осталась на месте, лишь отступила к стене, чтобы пропустить спускающуюся женщину. А та уже показалась на ступенях. Она шла быстро, в руке держала некое подобие светца со вставленной в него лучиной. Свет это приспособление давало ничтожный, но его хватило, чтобы разглядеть бледное лицо и голову, закутанную платком. Тришна! Индианка из Калькутты, для которой вода так же опасна, как царская водка. Среди всех обитателей замка она была самой нелюдимой. Анита видела ее мельком и ни разу, до сегодняшнего дня, не слышала ее голоса.
Она же из Индии, значит, говорила с графом на хинди или каком-то другом индостанском наречии. В восточных языках Анита была не сильна. А граф Ингерас, видать, тот еще полиглот.
Тришна не шла, а буквально сыпалась по ступенькам, дробно перебирая тонкими, как хворостинки, ножками. Она была совсем молоденькая, но в эту минуту на ее лбу и щеках лежали такие глубокие морщины, что можно было смело накинуть ей пару десятков лет. В свободной руке она держала батистовый платочек и тщательно вытирала им глаза, на которых выступала влага. Эмоции эмоциями, а быть обожженной собственными слезами – удовольствие невеликое.
– Доброе утро, – учтиво поздоровалась Анита.
Заметив ее, азиатка вся вскинулась, точно увидела привидение. Но почти сразу взяла себя в руки, придала лицу надменное выражение и гордо прошествовала мимо, не ответив на приветствие даже кивком. Анита проводила ее взглядом. Тоже мне индийская принцесса!
Сверху послышался хлопок – это граф Ингерас закрыл дверь кабинета. Анита позабыла про чванливую индианку и продолжила путь. Она боялась, что граф запрется у себя и откажется от разговора. Однако после вчерашних откровений его сиятельство словно подменили. Когда Анита постучалась и назвала свое имя, он без промедления отворил дверь и впустил посетительницу в кабинет. На нем не было ни перчаток, ни шарфа, всем своим видом и поведением он показывал, что таиться ему больше незачем.
У Аниты вертелся на языке вопрос: о чем это его заклинала водобоязненная дамочка? Но спрашивать напрямик было бы нарушением приличий. Поэтому она спросила о другом, не менее значительном:
– Йонуц не нашелся?
– Нет, – мотнул головой граф. – Я попросил Вэнь Юна осмотреть весь замок. От него бы ничто не укрылось. Ничто и никто.
– Получается, ваш самый преданный слуга все же сбежал? Если бы он ни в чем дурном не был замешан, стал бы, по-вашему, рисковать жизнью, покидая замок в такую непогоду?
Граф обнажил клыки. Анита машинально вздрогнула, но сообразила: гримаса выражает не угрозу, а страдание.
– Я не поверю в его виновность, пока у меня не будет достаточных доказательств! – отчеканил он с решимостью.
– Чтобы получить доказательства, надо сначала отыскать самого Йонуца, – сказала Анита.
С этим граф согласился. И выразил желание немедля отправиться на поиски. Анита прибавила, что, по ее скромному мнению, следовало бы также послать гонца в ближайший населенный пункт, чтобы оповестить власти об убийстве иностранца и исчезновении подозреваемого. На это граф ухмыльнулся, выпятив изъязвленные десны.
– Метель еще не улеглась, никто не сможет по таким заносам отъехать от замка дальше чем на четверть мили.
В экспедицию отправились втроем: Ингерас, Максимов и Анита. Вероника заперлась в комнате и вооружилась кочергой. Она бы пошла со всеми, но Анита отговорила ее – велела сидеть в замке, ко всему прислушиваться и по возможности присматриваться. Не было уверенности, что Йонуц не прячется где-нибудь в потайном закутке, готовый выйти, как только его преследователи покинут здание.
– А ежели он выйдет и меня… того? – Вероника с опаской прикрыла ладонями свои выдающиеся груди.
Максимов вручил ей пороховую гранату, которую возил в чемодане с прошлого года, когда ему довелось немного поучаствовать в столкновениях на землях Австро-Венгрии. Предварительно он вынул всю металлическую начинку из опасения, что Вероника с перепугу взорвет и себя, и замок. Таким образом, граната перестала быть оружием и превратилась в шумовое средство. Но служанке об этом он не сказал. Дал подробные инструкции, как воспламенять запал, как бросать. Предупредил:
– Это на крайний случай. Зато уж наверняка.
С тем и ушли. Аниту удивило, что граф не взял с собою никого из своих пациентов. Некоторые из них, например китаец Вэнь Юн, вполне могли бы укрепить отряд.
– Не хочу сеять панику, – пояснил граф. – У многих расшатана психика. Представьте себе их состояние, если они узнают про убийство. Постараемся разобраться самостоятельно.
Снег все еще кружил над лесом, перегруженные еловые лапы гнулись к земле. Дорога казалась непроходимой.
– Знать бы хоть приблизительно, куда он направился, – молвил Максимов, сразу почуяв всю безнадежность намеченного предприятия.
Но если и были возле замка следы, оставленные Йонуцем накануне, то их давно уже занесло. Анита предположила, что горбун при всей его опытности едва ли отважился идти напрямик через лес – с его небольшим росточком он бы просто-напросто утонул в глубоченных сугробах.
Пошли по дороге. Ходьбой это можно было назвать лишь с натяжкой. Еле-еле брели, увязая по пояс, а то и по грудь. Граф запасся слегами – длинными жердями, с помощью которых нащупывали место, куда удобнее поставить ногу. Но и слеги не спасали. Через час совсем выбились из сил, хотя отошли от замка совсем недалеко – величественная махина нависала за спинами и смеялась над жалкой попыткой хилых людишек пробиться через дьявольский лес.
Граф проявлял беспокойство, то и дело задирал голову вверх: не выглянет ли из-за облаков зловредное для него небесное светило.
– Нет! – проговорила Анита, ощущая во всем теле неимоверную усталость. – Так мы никого не найдем…
Слабость после болезни еще давала о себе знать. Граф, лично лечивший Аниту и знавший, каким чудом она выкарабкалась из смертельной пучины, понимал это как никто другой.
– Идемте назад, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Madame нуждается в отдыхе.
– Иди, Нелли, – сказал Максимов, который не любил, когда ему приказывали люди, не имевшие на это полномочий. – А мы, пожалуй, продвинемся еще немного вперед. Хотя бы до вон того бугорка…
Никуда они не продвинулись. Позади, в громаде замка, казавшейся черной, как смоль, на фоне белой пороши, что-то оглушительно грохнуло. В одном из окон вылетели стекла, и оттуда выплыло облачко дыма.
– Вероника! – вскричала Анита, и усталость сразу исчезла. – Бежим!
Возвращаться было проще – двигались по протоптанной колее. Максимов отшвырнул мешавшую слегу и выхватил из кармана «Патерсон». Когда достигли замковых ворот, услыхали рвавшийся изнутри визг, который мог принадлежать только одной женщине на всем свете.
– Вероника… – повторила Анита, задыхаясь.
Не помня себя, она взлетела по лестнице, опередив и Алекса, и графа. С ходу окунулась в клубы порохового дыма. В коридоре и так было темно, вдобавок этот сизый туман. По счастью, дверь в комнату была раскрыта настежь.
Вбежав, Анита увидела Веронику. Дура-девка высадила окно и стояла возле него, свесившись до половины наружу и вопя благим матом во все горло.
Анита подскочила к ней, ухватила за шиворот, дернула на себя. Вероника захлебнулась криком. Увидев перед собой госпожу, повисла у нее на шее.
– Анна Сергевна… матушка… выручайте!
– Да что стряслось?
– Он… горбатый этот… чтоб его черти взяли!
– Где? – выкрикнул появившийся в дверном проеме Максимов с револьвером в руке.
– Там… на верхнем этаже… Убила я его!
Анита и Максимов, толкаясь, кинулись назад в коридор, там, в потемках и в дыму, столкнулись с графом. Алекс, налетев переносицей на костлявый подбородок Ингераса, непечатно выбранился.
– Вероника, свечу! – приказала Анита.
– Счас… счас… – Вероника побежала к свечам, но их загасил врывающийся через разбитое окно ветер.
Тогда она выхватила из камина головню, высунулась с нею в коридор, продолжая тараторить:
– Сидела я, в окошко глядела… Вдруг слышу: крадется кто-то по лестнице. И боязно мне, и страсть как выглянуть охота! Вы ж наказали за всем смотреть… Дверь приоткрыла, а там – он! Горбатый… сверху по лестнице спускается… Увидал меня – и назад! А я ему вдогон бомбу – как Лексей Петрович учил…
На протяжении этого экспрессивного монолога граф Ингерас что-то шептал по-валашски. Анита отняла у Вероники головню, осветила лестницу.
– Там никого нет!
– Поднимемся выше!
Максимов первым взбежал на следующий этаж и споткнулся обо что-то извивающееся и ревущее. Подоспела Анита с головней, и во вспышках полощущегося пламени все увидели китайца Вэнь Юна. Он катался по полу между лестничных пролетов. Одна его рука стервятником вцепилась ему в горло, а вторая сжимала ее запястье. По-видимому, диковинная борьба человека с самим собой продолжалась уже несколько минут – китаец выглядел обессиленным, хрипел, а узенькие глазки его вылезли из орбит.
– Опять… – проронил граф сокрушенно.