Нужно ли говорить, что все без исключения направились бегом вслед за поручиком в его комнату? Максимов за ночь немного восстановился после приключения в камере пыток и чувствовал себя гораздо лучше, поэтому не отставал от остальных. По пути Анита приказала Веронике позвать графа. Во всем замке только он один претендовал на звание врача.
Старик лежал на кровати с закрытыми глазами и казался мирно спящим. На полу валялся смятый соломенный тюфяк – свидетельство ночевки господина Баклана. Максимов шагнул к лежавшему, потрогал его руку, свесившуюся вниз. Она была холодной как лед.
– Он умер. Тут и медика не надо…
Граф явился вскоре вслед за ними. Скинул со старика покрывало и, не обращая внимания на присутствие Аниты, принялся раздевать покойника.
– Зачем вы это делаете? – спросила Анита и, не выдержав, отвернулась.
– Вам не хочется узнать, отчего он скончался? – сухо проскрипел граф. – В замке происходит слишком много несчастий. Вы сами утверждали, что за этим стоит злая сила… Возможно, этот труп – еще одно ее проявление.
Все сгрудились возле стены и ждали результатов осмотра. Стянув со старика лохмотья, граф окинул его тощее мосластое тело цепким взглядом, занес над ним руки с растопыренными пальцами, похожими на щупальца осьминога. И тут же эти пальцы забегали по пергаментной коже почившего. Граф выполнял свою работу со всею дотошностью, не забыл приподнять веки трупа, заглянуть ему в рот, осмотреть язык. При этом он был сугубо деловит, на его обезображенном лице не выражалось никаких эмоций.
– Что скажете, ваше сиятельство? – спросил гвардии поручик, когда Ингерас, закончив дело, прикрыл умершего покрывалом.
– Точный ответ даст вскрытие, но пока не вижу ничего криминального. Видите эти отеки на руках и ногах? Он, очевидно, страдал сердечной болезнью, она прогрессировала… Оттого он и не мог уже передвигаться самостоятельно.
– То есть вы считаете, что смерть наступила от естественных причин?
– Все указывает на то. На поверхности тела нет повреждений, нет и признаков внутреннего кровотечения. Вчерашний переезд стал для него чрезвычайно утомительным, сердце могло не выдержать. Такое случается.
Анита позволила себе выразить сомнение:
– А если кто-то ночью пробрался в комнату…
– Исключено, – отрезал Андрей Вадимович. – Сон у меня чуткий, а дверь здесь хлябает так, что и глухой услышит. К тому же я ее запер на ночь изнутри на задвижку.
– А если старика убили вечером, пока вы сидели у нас с Алексом?
– Нет. Когда я пришел от вас, он храпел во все завертки. Затих уже где-то под утро.
Труп по велению графа унесли в специально оборудованный чулан с прозекторским столом, рукомойником и пятью стеклянными шкафчиками, в которых стояли колбы, реторты и лежали всевозможные лекарские инструменты. Граф заперся там наедине с мертвецом, вышел примерно через час и подтвердил, что смерть наступила от остановки сердца вследствие застарелой болезни. Вопрос был закрыт.
И куда его теперь? – почесал затылок Андрей Вадимович, глядя на распоротый и наскоро зашитый суровой ниткой голый труп.
– Можно на время положить в усыпальницу, – предложила Анита. – Там холодно.
– В мой фамильный склеп? – вскинул голову граф. – Этого крестьянина?
Аниту возмутило его жлобство:
– Вы предлагаете бросить его в сугроб, как Йонуца? Учтите: этот человек не преступник и заслуживает того, чтобы его похоронили как следует. У вас в гробнице и так уже лежит один посторонний, причем иноверец. Одним больше, одним меньше – какая вам разница?
Граф еще немного поупирался, но дал себя уговорить. Труп старика перенесли в крипту и уложили в свободный саркофаг.
– Ничего, ваше сиятельство! – бодро сказал гвардии поручик. – Полежит тут денек-другой, а там переправим его в деревню.
– Если переправим, – вполголоса произнесла Анита. – Вы запомнили дорогу, когда ехали сюда?
– Нет. Я на облучке сидел, следил, чтобы лошади в снегу не утонули.
– И кто же нас в таком случае выведет отсюда?
– Уж как-нибудь выкарабкаемся, – отозвался Андрей Вадимович с поистине отроческой безмятежностью. – Дайте только поручение его превосходительства выполнить. Вы, чай, тоже в этом заинтересованы, правда?
Анита не стала возражать. Еще вчера она бы бежала куда глаза глядят, но прибытие помощника российского комиссара вселило в нее спокойствие. Господин Баклан излучал такую уверенность, что стыдно было при нем паниковать. Вот и Алекс взбодрился, готов к новым подвигам.
– С чего начнем, поручик?
– Прочешем замок сверху донизу. Вы мне поможете? Домина громадный, один я неделю провожусь, а вдвоем скорее управимся. У вас есть оружие?
– Есть, – Максимов показал «Патерсон».
– Отлично! Тогда сегодня же и начнем. Вы в южном крыле, я в северном.
– Согласен. Но что искать?
– Ищите тайные убежища. В этих допотопных замках полно всяких секретных комнатушек. Если вы правы и за убийством египтянина стоит кто-то нам неведомый, он должен где-то прятаться. Только соблюдайте осторожность.
– Будьте покойный, не впервой! – Максимов воинственно взмахнул револьвером.
Он уже заразился азартом своего нового знакомого и готов был ввязаться в предложенную им игру, обещавшую стать увлекательной.
Анита не разделяла их мальчишеского задора:
– Вы все упрощаете, поручик. Между прочим, в замке есть люди, которые ни от кого не прячутся. Вы с ними разговаривали?
– Обижаете, Анна Сергеевна. Пока наш страхолюдный граф препарировал бедного старика, я заглянул кое к кому… Пустое! Лохматая баба – тупая как пробка. Баклажан ирландский разве что кряхтеть горазд. Такого ткни, и развалится. Про индуску малахольную и вовсе промолчу… Никто из них на злодея не тянет. В замке есть кто-то еще! У меня нюх, господа…
Максимов, как никто другой, знал, что нюх Андрея Вадимовича не подводит. Поэтому не стал шататься по всем подряд комнатам, а сразу пошел туда, где провели эту ночь гвардии поручик и ныне почивший старый охотник. Комната была непростая, в ней обитали призраки, и с ними следовало свести знакомство в первую очередь.
Максимов, держа револьвер наготове, направился к пустому шифоньеру, раскрыл дверцы и взялся простукивать заднюю стенку. Искал хитрый замочек, кнопку или рычажок. Ничего не нашел, зато стенка вдруг сама отодвинулась в сторону, освободив проход. Максимов не стал мешкать и шагнул внутрь.
Стенка за ним задвинулась, и он очутился запертым в богато обставленном и хорошо освещенном будуаре. Кровать с балдахином, на ней взбитые подушки. Софа на гнутых ножках, два изящных стула из красного дерева, похоже подлинной работы Томаса Чиппендейла с прихотливым готическим орнаментом. Такой же вычурный столик в стиле рококо со стоящей на нем вазой из муранского стекла. На стенах – картины в духе средневековых мастеров и причудливые драпировки.
Вся эта богемная нарядность никак не влзалась с тем, что находилось снаружи. Будуар походил на живой оазис в мрачной пустыне. Под потолком висела тридцатисвечовая люстра, сделанная из минерала, который в Карпатах именовался драгомитом. Свечи сейчас не горели, и окон в будуаре не было, но свет лился отовсюду благодаря сложной системе зеркал, установленной в нескольких выходящих на поверхность трубах, которые с улицы легко было, наверное, спутать с дымовыми. Кое-где за драпировками угадывались вентиляционные отдушины, поэтому воздух был свеж, не ощущалось ни затхлости, ни запаха плесени, как в других отсеках замка. Словом, с инженерной позиции все было продумано и реализовано на высочайшем уровне.
Максимов вертел головой из стороны в сторону, покуда не остановил взгляд на главном объекте интерьера. Ах нет! Разве позволительно было употребить слово «объект» по отношению к прекрасной девушке с безупречной фигурой, одухотворенным лицом и распущенными, лежащими на плечах светлыми волосами. Ни дать ни взять Лорелея из баллады Клеменса Брентано!
Максимов провел рукой по глазам. Девушка не исчезла.
– Слава святым! – вымолвил он. – Не привиделась…
Девушка указала ему на чиппендейловский стул, и Максимов безропотно сел. Она села напротив. Каждое ее движение было исполнено такой грациозности, будто она танцевала балетную партию.
Возникла театральная пауза, оба с интересом разглядывали друг друга. На незнакомке было то же одеяние, какое Максимов видел, когда она пришла спасать его от кровожадного Вэнь Юна.
Девушка заметила, с каким вниманием гость рассматривает ее, и улыбнулась чарующей улыбкой, которая сразила бы любого, будь он хоть примерным семьянином, хоть евнухом.
Максимов решил, что пора начинать беседу. Однако как ее начинать, если не владеешь языком, на котором говорит твоя собеседница?
– Мисс… Сорри… Ай вонт сэй… – вот и все, что сумел выдавить из себя, после чего постыдно умолк, не зная, что и как говорить дальше.
Хозяйка будуара пришла ему на выручку и заговорила по-французски с легким и таким прелестным акцентом:
– Вам тяжело по-английски. Не утруждайтесь, я знаю и другие языки…
Уф-ф! Гора с плеч! Максимов расслабился и откинулся на спинку стула, который ответил ему благородным поскрипыванием. Беседа обещала быть содержательной, что немаловажно, если учесть накопившиеся вопросы.
Первый из них не заставил себя ждать:
– Почему вы мне открыли? Я мог бы и не найти вход в ваше… в вашу…
Дьявол, как же выразиться поточнее и поделикатнее?..
– В мою берлогу? – засмеялась она, и при звуках этого смеха исчезло всякое напряжение. Лорелея была человеком легким в общении и, при всей своей божественной внешности, абсолютно незаносчивым.
– Вы имели право не впускать меня, но все же впустили…
– Я не видела смысла прятаться. Все равно я уже однажды показалась вам на глаза, да и голос мой вы слышали… – И она напела несколько нот из песенки про трех слепых мышек.
– Как вас зовут? – спросил Максимов запоздало.
– Зовите меня Лилит.
– Лилит? Хорошо. А я…
– Алексей Петрович Максимов, инженер из России. Вашу супругу зовут Анита. Не удивляйтесь, я многое про