– Да не хотел я! Вот как на духу… – Андрей Вадимович истово крестился и сыпал оправданиями, словно его уже приговорили к смерти и вот-вот возведут на эшафот. – Она как кинется… палец дрогнул, ну и…
Никакого судилища над ним не было. Да и кто бы из присутствовавших в замке осмелился судить представителя верховной власти? Анита глядела на него с немым укором, Максимов, пропустивший трагедию, которая разыгралась в кухне, отчужденно сидел у камина, Вероника шаркала шваброй, потом принялась за посуду. Больше никого в комнате не было.
Мертвую островитянку перенесли в склеп, который с пугающей быстротой пополнялся новыми жертвами. Граф после этого, не говоря ни слова, поднялся к себе в башню, ирландец исчез еще быстрее и еще бесшумнее. А Андрей Вадимович сидел теперь у Максимовых и проклинал собственную неловкость. Искренно проклинал или притворялся – бог весть. Анита ведь знала, слышала, как он отзывался о Нова-Лингу после того, как увидел на кухонном столе груду рубленой человечины. В его представлении бедняжка так и осталась зверем, что бы там ни говорил граф Ингерас.
И какие аргументы привести в противовес? Даже Вероника, позабыв про намечавшуюся дружбу, не выказывает жалости по поводу гибели косматой кухарки. Драит неистово походные столовые приборы, точно от скверны их отчистить хочет, а сама знай причитает писклявым голоском да с подвыванием:
– А мы-то, мы-то… стряпню ейную кушали! Креста на ней не было, на душегубке! Это ж надо додуматься: тело людское на пропитание пустить! Ой, вырвет меня щас!
Вероника перегнулась в сторону, нависла над ведром с помоями, схватившись рукой за горло. Но сдержала спазм, вернулась к работе. Гвардии поручик, завершив свое покаяние, выкатился вон. С ним не попрощались.
– Нова-Лингу кормила нас обычными продуктами, – сказала Анита меланхолично. – Ногу у старика она отрезала для себя, и то – не успела воспользоваться.
– И поделом ей! Не место таким среди православных…
Анита перестала слушать брюзжание служанки, переключила внимание на Алекса. Сидел он смурной, задумчивый, все время молчал. Сам на себя не похож. Попробовала расспросить – ответил, что все путем. Да только ответ был не от души, с лукавинкой. Что-то с Алексом не то. Не гибель же кудлатой островитянки на него так подействовала…
А Вероника продолжала как заведенная:
– Вы как хотите, Анна Сергевна, а я боле ни из чьих рук в этом доме есть не стану! Сама буду готовить.
– Видимо, тебе и придется.
Ободренная поддержкой, Вероника бросила тряпку и затрещала пуще прежнего:
– А раз так, то надобно глянуть, что тут у них в закромах имеется. Где погреб с припасами, я знаю. Сходить бы, ревизию учинить… Да я одна боюсь теперь. Темень, как в преисподней, и нехристи людоедские шастают.
Максимов поднялся, хлопнул себя по карману, оттянутому тяжелым револьвером:
– Идем, я провожу.
Не понравились ему мои расспросы, догадалась Анита. Хочет поскорее уйти, свернуть разговор. Ладно, пусть идет. Все равно потом расскажет. Не таков Алекс, чтобы долго скрывать что-то от любимой жены. Анита знала это по опыту.
Когда Максимов и Вероника ушли, она подбросила в камин дров и принялась ходить по комнате, усиленно размышляя.
Что же все-таки происходит в замке Цепеша-Дракулы и кто за этим стоит? В случайную смерть деревенского охотника она не верила – стало быть, еще одно звено в цепи трагических событий, начавшихся с гибели Халима-Искандера, а то и еще раньше.
Понятно, что мохнатка из Микронезии к этому непричастна. Йонуц мертв, китайский опиоман под замком, граф со счета списан. Тришна на роль злодейки-убийцы никак не годится – больно хрупка и инфантильна. О’Рейли? Сила у него еще есть, ума тоже в достатке, но не получалось у Аниты представить его в образе маньяка, хладнокровно лишающего жизни ближних своих. И главное, по какой причине ему бы вздумалось это делать? Интеллигент, книжный червь, нашедший покой и отраду за неприступными стенами родового гнезда валашских господарей. Для изгоя, каковым он стал из-за своего уродства, здесь все идеально, о лучшем и мечтать нельзя. Сиди, читай книжки из графской библиотеки, мудрствуй… убивать-то к чему?
Но если никто из видимых обитателей замка злодеем не является, значит, есть некто невидимый. Вернее, прячущийся. Вот только поди отыщи его…
Так, за размышлениями, пролетело полчаса. Вернулась Вероника, принесла немного муки, бутыль с постным маслом, ломоть копченого окорока и сообщила, что припасов в замке – кот наплакал. Оно и понятно: Йонуца нет, а кроме него в деревню за провизией никто не ездил.
– Ежели строгую экономию завести, то, глядишь, с неделю еще протянем. Дольше – ни-ни, – подвела итог служанка, и мысли Аниты приняли иное направление.
– А где Алексей Петрович?
– К Зяблику пошли.
– К кому?!
– Ну, к этому… как его там? К Чибису, что ли? Все ихнюю фамилию забываю…
– К Баклану?
– К нему самому. А уж зачем – это мне неведомо.
Что ж, пока Алекс секретничал с гвардии поручиком, Анита могла позволить себе заглянуть к хозяину замка. Вопрос как-никак назрел.
Граф оказался у себя в кабинете, однако настроен был негостеприимно. На письменном столе были разложены листы бумаги, испещренные формулами. Его сиятельство, едва Анита вошла, в спешном порядке прикрыл их газетой и дал понять, что в настоящий момент невероятно занят, а потому не расположен болтать о пустяках.
Анита со слов Вероники кратко обрисовала ему ситуацию с продовольствием. Граф Ингерас отнесся к ее сообщению с полным равнодушием.
– И что прикажете делать?
– Надо как можно скорее сделать вылазку в ближайший населенный пункт, – предложила Анита. – Запастись всем необходимым… заодно проинформировать власти о происшествиях в замке.
На отталкивающем обличье графа не дрогнул ни один мускул.
– Вылазку? Через лес? По таким дорогам?
– У вас есть другие предложения? Не можем же мы сидеть тут впроголодь и ждать, пока растает снег.
Граф слегка запсиховал и от дальнейшей дискуссии уклонился.
– Давайте поговорим об этом завтра. Сегодня у меня совершенно нет времени.
По винтовой лестнице с башенной верхотуры Анита спускалась, испытывая одновременно и обиду, и злорадство. Хорошо же, господин граф, наследник Дракулешти, если вы предпочитаете умереть с голоду, лишь бы не вступать в контакт с обществом, найдутся люди поблагоразумнее и поэнергичнее вас. Один такой человек прямо здесь, под боком. С Нова-Лингу он напортачил, но не дуться же на него вечно. Сейчас такой союзник неоценим.
Андрея Вадимовича Анита застала за сборами: он увязывал свою верхнюю одежду.
– Куда это вы, поручик?
– Перебираюсь поближе к вам. Алексей Петрович заходил, сказал, что по соседству с вашей комнатой есть еще одна. Там, правда, пусто, пыльно… но можно все обустроить. Он сказал, что при нынешних обстоятельствах нам полезно будет держаться рядом. Считаю, правильно.
– А вы не думали о том, чтобы уехать? По-моему, вам есть о чем доложить полномочному комиссару.
– Думал ли я? Да я уже битых три часа голову ломаю…
– Вы же утверждали, что это просто.
– Утверждал. Но вот закавыка: проводник мой в ящик сыграл, а без него, как ни крути, не выбраться… Или вы знаете дорогу?
– Не знаю. Зато у нас теперь есть сани, мы могли бы попробовать. Я и Алекс составим вам компанию.
– Смело! – Гвардии поручик поразмыслил, затем тряхнул чубатой головой: – Это мне нравится! Пойду для начала осмотрю санки. А завтра с утра и двинем.
Он кинул узел с одеждой на кровать и вышел. Анита напросилась ему в попутчицы, и они вдвоем отправились в сарай, где стояло транспортное средство, на котором Андрей Вадимович накануне прибыл в замок.
– Ах ты ж, ежка-матрешка! – озадаченно ругнулся поручик Баклан, отперев ворота.
Анита добавила примерно то же самое, только с испанским колоритом и на языке Сервантеса.
Полозья саней были не просто иссечены, а буквально раскрошены так, что не приходилось и думать о возможности восстановления. Тому же разрушительному воздействию подверглись и оглобли.
– Не бывать нашей поездке, Анна Сергеевна, – заключил Андрей Вадимович. – Теперь эти деревяшки только на дрова, в печку…
С ним нельзя было не согласиться.
Миновало три дня. Замок затих, как будто затаился в преддверии новых потрясений. За это время, хвала небесам, никого не убили, однако атмосфера под вековыми сводами сделалась чрезвычайно напряженной. Граф Ингерас почти не выходил из своего кабинета, исключение составляли лишь врачебные осмотры – раз в день он исправно измерял Аните температуру новейшим ртутным термометром со шкалой Фаренгейта и сосредоточенно приникал к трубке стетоскопа, чтобы убедиться, что дыхание и сердцебиение у пациентки в норме.
Анита чувствовала себя здоровой, но граф всякий раз хмурился, находя лишь одному ему ведомые отклонения. Забота, какую редко встретишь даже у платных медиков, смущала Аниту. Наговорить бы графу резкостей, потребовать, чтобы он перестал valyat vanku и объяснил то, что было ведомо ему одному… Но как будешь суровой, когда к тебе со всей душой?
Остальное время потомок Цепешей просиживал взаперти. Вероника, которая при всей своей невоспитанности не была черства сердцем, исправно, трижды в сутки, носила ему еду, но в кабинет он ее не пускал, приказывал оставлять тарелки под дверью. Чем занимался граф у себя, оставалось загадкой, но было очевидно, что эта работа принимала день ото дня все более интенсивный характер. И это тоже настораживало.
Гвардии поручик Баклан несколько раз выбирался из замка, чтобы изучить окрестности и выяснить состояние подъездных путей. Результаты не обрадовали: все вокруг было завалено снегом, влажным и топким, как болотная зыбь. Уехать отсюда на карете графа или тем паче уйти пешком, пусть и на лыжах, не представлялось возможным.
Индианка Тришна, и прежде избегавшая общения, вовсе растворилась, ее никто не видел, а ее комната, куда Вероника доставляла скудные ввиду строжайшей экономии блюда, всегда оказывалась пустой. Китаец Вэнь сидел за решеткой в подвале, пребывал в прострации и, казалось, совсем утратил интерес к жизни. Мистер О’Рейли неуклюже и стыдливо, как подросток, ухаживал за Анитой, это и смешило, и мучило ее. Нелепый флирт мог быть замечен Алексом. Да и что за докука – выслушивать любовное бормотанье престарелого ловеласа?