Эта весть извергла из глотки Кулика целый фонтан отборнейших ругательств, а для Максимова стала одной из самых радостных в жизни. С замка и со всех, кто в нем находился, как будто спало страшное заклятье. Отступил смертельный страх, разжались пружины нервов, даже дышать стало легче.
Накрепко спеленав путами господина Кулика и заткнув ему рот, Максимов отволок его в подземелье и поместил в клетку, смежную с той, в которой сидел китаец, но отделенную от нее прочной переборкой. Анита тем временем известила Веронику о событиях в графском кабинете, и они вдвоем занялись откупоркой окон замка. Мрачные коридоры стали наполняться светом и весенним теплом.
Убедившись, что приспешник покойного графа никуда не сбежит, Максимов покинул подземелье и побежал – да-да, ноги сами перешли на бег! – к укрытию, где томилась Лилит. Он предвкушал, как сообщит ей о том, что все ее тревоги позади, что люди, которых она боялась, обезврежены и, значит, незачем больше скрываться. Он решил, что возьмет ее за руку, выведет из затвора и представит Аните. А там будь что будет. Грандиозная победа над злом не должна завершиться семейной склокой, это он знал точно. Анита верит ему и не станет упрекать за то, что он помог сироте пережить тяготы заточения. Они все вместе выберутся из замка, отдадут Кулика под суд, расскажут о преступлениях, творившихся под здешними сводами, и добьются того, чтобы Лилит, как одной из пострадавших, была оказана государственная помощь. После этого они отправятся своей дорогой, а она – своей. Ну, может быть, иногда будут переписываться, вспоминать совместные приключения. И всем будет хорошо.
Лилит открыла сразу, как только он выстукал условный сигнал. Она пребывала в сильнейшем беспокойстве. До ее убежища доносились звуки выстрелов и грохот, сквозь смотровые отверстия она видела, как замок наполнился светом, но ничего не понимала и забросала Максимова вопросами. Он объяснил ей все. Втолковал, что она отныне свободна и бояться ей нечего.
Лилит не поверила, несколько раз озабоченно переспросила:
– Свободна?
– Да! Идем отсюда!
Максимов обхватил пальцами ее тонкое нежное запястье, потянул к выходу, но Лилит осталась на месте.
– Ты что? Все еще боишься?
– Нет… – На ее губах расцвела улыбка, от которой душа Максимова затрепетала, как случалось уже не раз. – Но мне очень трудно свыкнуться с этой мыслью… Для меня там, снаружи, одни враги… кроме тебя…
– Там нет врагов, – убеждал Максимов. – Там друзья. Идем, я тебя с ними познакомлю.
– Подожди. – В руках у Лилит появилась бутылка розового анжуйского. – Давай выпьем. Это придаст мне смелости.
– Давай! Тем более есть за что.
Бутылка была уже почата. Лилит поставила на хрупкий ночной столик два бокала, Максимов разлил по ним вино. Взял свой бокал за тонкую хрустальную ножку.
– За то, чтобы с этой минуты твоя жизнь была светлой и безоблачной! За счастье, за удачу…
– И за любовь! – шепнула Лилит, грея свой бокал в мягкой ладошке.
Максимов запнулся, но спорить не стал:
– И за любовь тоже!
А что плохого в таком тосте?
Он выпил до дна, вино сладким щекочущим ручейком пробежало по пищеводу. Лилит стояла напротив, посреди комнаты, и не отрываясь смотрела, как он ставит бокал на столик, как достает из кармана платок, промакивает рот. Сама она даже не пригубила.
– Что же ты? Пей! – подбодрил он.
– Уже не нужно, – ответила она с той же чарующей улыбкой, в которой Максимову вдруг привиделось что-то зловещее. – Теперь все будет как надо.
– Что «все»? – спросил он очумело.
Лилит взяла его под локоть и повлекла к широченной кровати под балдахином.
– Что ты делаешь?.. – проговорил он, едва ворочая непослушным языком.
Да что там язык – все тело сделалось словно чужим, отказывалось повиноваться. Примерно так же было в душегубке у Вэнь Юна, когда чертов китаец отключил его с помощью своего зелья, чтобы поживиться кровью.
Но Лилит, эта умопомрачительная чародейка, совсем не похожа была на коварного азиата. Вот она рассмеялась так звонко и простодушно, что если и были сомнения в ее искренности, то они сразу отпали.
– Ты устал, отдохни… Полежи немного.
Да, он устал. Он столько сегодня пережил. Что, если прилечь ненадолго? Спать он не будет, просто чуток отдохнет.
Почему ей так смешно? Или это высвобождаются эмоции? Она в конце концов поверила, что ей ничто не угрожает. Это замечательно…
Максимов сел на кровать. Перина плавно прогнулась под ним. Лег. Ресницы слипались, дико хотелось спать. В мозгу звучало озорное сопрано:
Three blind mice. Three blind mice.
See how they run. See how they run.
Потом и голоса не стало слышно. А Лилит беззвучно смеялась, стоя над кроватью, и была невыносимо, невозможно хороша…
Глава последняя. Адам и Лилит
В книжном царстве. – Вавилонская башня и Великое Делание. – Необъяснимое поведение старинной мебели. – Анита удивлена, но не слишком. – Полтораста футов над землей. – Лилит меняет лицо. – Рассуждения о великом счастье для всего человечества. – В аквариуме. – Дважды профессор готовит сенсацию. – Без воздуха. – Ангел с лазурным нимбом. – Пророчество сбывается. – Клинок в рукаве. – Последнее сражение. – Прочь! – Куда глаза глядят. – Еще одна жертва трясины.
Впустив в замок свет и воздух, Анита дала Веронике указание собрать в дорогу вещи. Не все, а только самые необходимые, чтобы поместились в саквояж, который следует держать наготове. Очень хотелось верить, что земля в лесу завтра-послезавтра подсохнет и можно будет выехать отсюда. Если карету максимально облегчить, сняв с нее верх и превратив в открытую повозку, авось удастся проскочить гиблые места. В качестве проводника выступит господин Кулик, и пусть не притворяется, что не знает маршрута. Пистолет, приставленный к затылку, сделает его покладистым, в противном случае беспощадного убийцу не жалко будет и пристрелить.
Отпустив служанку, Анита вернулась в кабинет. Он притягивал ее как магнит – быть может, потому, что еще таил нечто неразгаданное. Войдя, она огляделась. Раньше здесь всегда царил безупречный порядок, но сейчас графские покои предстали в самом жалком виде: разгромленные, залитые кровью, замусоренные…
Анита подошла к письменному столу и вынула из верхнего ящика то, что Ингерас так тщательно скрывал от нее, – листки с формулами. Бегло просмотрела их, с сожалением убедилась, что с ее скромными познаниями через густой частокол цифр и латинских букв не продраться.
Оставив бумаги на столе, приблизилась к книжному шкапу, возле которого валялись фрагменты бюста Гермеса Трисмегиста. Почему граф отвел ему столь почетное место в своем кабинете? И, кстати, других бюстов нет. Анита стала припоминать, что слышала об этом полумифическом ученом. Алхимик, медик, автор многочисленных трактатов… Некоторые из них стоят на полках: «Здоровье души», «Ключ», книга с длиннейшим названием «О том, что ни одно из существ не погибает и заблуждение есть то, что люди называют перемены разрушением и смертью». Да, все это было близко Ингерасу, он вполне мог считать Трисмегиста своим вдохновителем.
Переключившись на книжные полки, Анита обратила внимание, что некоторые книги снабжены закладками. Она стала поочередно снимать их и раскрывать там, где лежали матерчатые, украшенные замысловатыми узорами ленточки.
Первой попалась Библия. Открылось Бытие, глава одиннадцатая. Анита вслух прочла подчеркнутые красным карандашом строчки:
– «И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык: и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдём же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле…»
Любопытно, что еще добрых десятка три книг, стоявших на той же полке, оказались посвящены теме Вавилонской башни. Те из них, что были составлены на древних языках, снабжались тетрадочками, исписанными бисерным почерком. Анита поняла: это переводы, сделанные «синим стариком». Труды историка Александра Полихистора, его соплеменника Гестеса, других античных авторов. Сборник легенд Месопотамии, записки ассирийского царя Ашшурбанипала, «Киче майя» в изложении епископа Нуньеса де ла Беги… Разные времена, разные части света, но везде схожий сюжет – о том, что когда-то на земле существовал один язык и одна раса, а после человечество было раздроблено и рассеяно.
Ниже стояли книги по алхимии. Анита взяла одну наугад. То было «Учение и Ритуал» знаменитого мага и оккультиста Элифаса Леви. Снова закладка, и снова отчеркнутые красным строчки: «Великое Делание, прежде всего создание человеком самого себя…»
Очень много медицинских пособий и справочников. Анита раскрыла толстенный затертый том, увидела натуралистичные изображения черепов и разъятых тел. Закрыла и вернула том на место.
А это что за глыба в переплете из телячьей кожи?
Анита привстала на носки, чтобы дотянуться до верхней полки, но произошло непредвиденное.
В стене скрежетнуло, и шкап, стоявший доселе без движения, как и положено почтенной мебели, пополз прямиком на Аниту. Она в испуге отпрыгнула. Шкап не поехал дальше, а развернулся на девяносто градусов, и за ним обнаружилось четырехугольное отверстие, из которого в кабинет шагнул приземистый, будто вырубленный из чурбака человек со вдавленной в плечи головой и непомерно длинными руками.
– Йонуц! – вскрикнула Анита.
– Вижу, узнали, – пророкотал он низким голосом на чистом русском.
– Ты… вы не немой?
– Нет. Но мол речь могла меня ненароком выдать. Сложно изображать из себя тупицу, когда имеешь две ученые степени. Поэтому я предпочитал молчать. Так проще было вжиться в роль слуги графа Ингераса.
Он как бы невзначай занял позицию между ней и дверью – преградил тем самым путь к бегству. Анита отступила еще на шаг, бездумно опустилась в кресло, но тут же подскочила. Йонуц рассмеялся.