Кейт понимала, что должна что-то сказать. Если у них еще осталась хотя бы слабая надежда на то, что их не выставят отсюда, то нужно было немедленно постараться все загладить. Но гостья не оставила ей такой возможности.
– Я понимаю, что не следует ожидать многого от сирот…
– Мы не сироты, – перебила Кейт.
– Прости?
– Сироты – это дети, у которых умерли родители, – пояснил Майкл. – А наши живы.
– Они вернутся за нами, – добавила Эмма.
– Не обращайте на них внимания, миссис Лавсток! Не обращайте внимания. Это обычная глупая сиротская болтовня. – Мисс Крамли схватила со стола вазу с леденцами. – Конфетку?
Но миссис Лавсток даже не посмотрела на нее.
– Выслушайте меня, – сказала она, наклоняясь к детям. – Я очень понимающая женщина. Спросите кого хотите, вам каждый подтвердит. Единственное, чего я не терплю, так это фантазий. Здесь сиротский приют. Вы – сироты. Будь вы нужны своим родителям, они бы не бросили вас на улице, как ненужный мусор, не оставив вам даже нормального цивилизованного имени! П – скажите пожалуйста! Да вы должны быть благодарны, что такая женщина, как я, готова закрыть глаза на вашу возмутительную невоспитанность – не говоря уже о поистине чудовищном невежестве относительно самой прекрасной водоплавающей птицы в мире! – и взять вас в свой дом. Ну, что вы можете сказать в свое оправдание?
Кейт видела, что мисс Крамли бросает на нее испепеляющие взгляды из-за пояса миссис Лавсток. Она знала, что если немедленно не извинится перед Лебединой леди, то мисс Крамли непременно сошлет их в такое место, по сравнению с которым «Приют для безнадежных и закоренелых сирот имени Эдгара Алана По» покажется шикарным курортом. Но какой у нее был выход? Отправиться жить к женщине, которая считает, будто родители выбросили их, как мусор, и никогда не собирались за ними возвращаться? Кейт крепко сжала руку Эммы.
– Знаете, – сказала она, – ваш лебедь действительно похож на змею.
Глава 2Месть мисс Крамли
Поезд дернулся, разбудив Кейт. Она уснула возле окна, и у нее замерз лоб. После утренней остановки в Нью-Йорке поезд отправился дальше на север, через Гудзон, мимо Гайд-парка, Олбани и других мелких городков, лепившихся к краю воды, а теперь, выглянув в окно, Кейт увидела замерзшую по берегам реку и череду волнистых заснеженных холмов с разбросанными то тут, то там редкими фермерскими домами. Они выехали из Балтимора рано утром. Мисс Крамли лично отвезла их на станцию.
– Что ж, надеюсь, в новом доме вы будете вести себя лучше.
Дети стояли на платформе, каждый держал в руках сумку с одеждой и немногими личными вещами.
– Я сообщила директору вашего нового приюта, доктору Пиму – кажется, его зовут так, да-да, доктор Станислаус Пим! – что из вас могут вырасти настоящие разбойники и убийцы, и он заверил меня, что именно такие дети ему и нужны. Ха! Могу себе представить, что ждет вас троих!
Это происходило через две недели после злополучного визита миссис Лавсток. После ее отъезда мисс Крамли немедленно села обзванивать все известные ей сиротские дома в поисках места, куда можно было бы сбыть детей. Несколько дней назад Кейт проходила мимо ее кабинета и случайно услышала, как мисс Крам-ли умоляла по телефону:
– Я понимаю, что у вас приют для животных! Но уверяю вас, этим детям многого не нужно!
Наконец ей перезвонили из приюта, в котором согласились принять детей.
– Куда мы едем? – спросила Кейт.
– В городишко под названием Кембриджский водопад. Кажется, это где-то на границе. Я никогда там не была.
– Там, наверное, будет хорошо?
– Хорошо? – Мисс Крамли захихикала, словно это была лучшая шутка, которую ей довелось услышать в жизни. – О нет, я бы так не сказала! Нет-нет, нисколечко. Так, вот ваши билеты на поезд. Доедете до Уэстпорта. Выйдете и пойдете к причалу, прямо за главные доки. Там вас будет ждать лодка, она перевезет вас через озеро. Доктор Пим сказал, что кто-нибудь встретит вас на другом берегу. Все, идите. Я умываю руки.
Дети забрались в вагон, нашли свободное купе и уселись. Из окна им была видна мисс Крамли, наблюдавшая за ними с платформы.
– Вы только посмотрите на нее! – сказала Эмма. – Нарочно не уходит, хочет убедиться, что мы в самом деле уехали. Хотела бы я когда-нибудь с ней поквитаться! – Она сжала руки в кулаки.
– Никто не хочет конфетку?
Девочки изумленно вытаращили глаза. Майкл держал в руках пластиковый пакет, едва не лопавшийся от конфет. Поймав взгляды сестер, он пожал плечами.
– Я вчера вечером забрался к ней в кабинет.
Стоя на платформе, мисс Крамли с чувством глубокого удовлетворения проводила взглядом отходящий поезд. Но всю обратную дорогу в приют ее терзало воспоминание о том, как младшая хулиганка, Эмма, высунула язык, когда поезд тронулся. Мисс Крамли готова была поклясться, что девчонка сосала лакричный леденец. Но это было просто немыслимо. Откуда дитя могло взять конфету?
Во время остановки в Олбани Кейт выскочила из поезда и истратила свои жалкие сбережения на сэндвичи с сыром, которые они съели, пока поезд вез их все дальше на север и пейзаж за окном становился все более холмистым. Когда с обедом было покончено, Майкл и Эмма отправились осматривать поезд, а Кейт уселась поудобнее и закрыла глаза. Она уснула почти мгновенно.
Ей приснилось, будто она стоит перед большим каменным домом. Дом был огромный, темный и страшный, и Кейт ужасно не хотелось входить внутрь. Но потом она вдруг очутилась там и зачем-то пошла вниз по тускло освещенной лестнице. Дойдя до последней ступеньки, Кейт распахнула дверь и вошла в кабинет. На первый взгляд он был совершенно обычным – стол, кресла, камин, книжные шкафы. Но стоило ей отвернуться, как обстановка менялась. Стены отодвигались. Книги на полках перемешивались. Кресла менялись местами. А потом ее охватил жуткий, обморочный страх. Здесь притаилась опасность. Смертельная опасность для нее и ее брата с сестрой.
В этот момент поезд дернулся, и Кейт проснулась, прижимаясь головой к холодному оконному стеклу. В тот же миг она почувствовала, что ей нужно немедленно увидеть Майкла и Эмму, поэтому вскочила и бросилась на поиски.
Кейт, единственная из них троих, сохранила живую память об отце и матери, ибо воспоминания Майкла, которые он время от времени редактировал и приукрашивал, были не более чем смутными образами. Но Кейт ясно помнила красивую женщину с нежным голосом и высокого мужчину с каштановыми волосами. Она помнила дом, в котором они жили, свою спальню, Рождество… Она ясно видела, как папа сидит на ее кровати и читает ей какую-то сказку, вот только какую? На протяжении всех этих лет Кейт часами терзала свою память, пытаясь восстановить как можно больше фрагментов той прежней жизни, однако воспоминания предпочитали являться неожиданно и без предупреждения. Случайная фраза, запах или оттенок неба могли запустить какой-то загадочный механизм, и Кейт вдруг видела, как мама готовит обед, идет по улице под руку с папой – разрозненные картинки из того времени, когда они все были одной семьей. Но самое яркое воспоминание, которое всегда было с Кейт, относилось к той ночи, когда родители отослали их прочь. Кейт до сих пор чувствовала, как мамины волосы щекочут ее щеку, мамины руки застегивают медальон у нее на шее, и слышала мамин голос, шепчущий, что она очень ее любит и просит пообещать позаботиться о брате и сестре.
И Кейт сдержала это обещание. Год за годом, приют за приютом, она заботилась о брате и сестре, чтобы, когда родители вернутся, она могла сказать им: «Видите? Я сдержала свое слово. Они целы и невредимы».
Кейт разыскала Майкла и Эмму в вагоне-ресторане, где они сидели за стойкой, уплетая пончики с горячим шоколадом, которыми угостила их добрая официантка.
– Я придумал кое-что новенькое, – объявил Майкл, улыбаясь Кейт клоунской белой улыбкой, оставленной сахарной пудрой от пончиков. – Пагуиллоу.
– Пагуиллоу, – повторила Кейт. – Это настоящая фамилия?
– Нет, – ответила Эмма. – Это он только что сам придумал.
– Ну и что? – спросил Майкл. – Чем не фамилия?
В последние десять лет одним из главных занятий детей было ломать голову над тем, что скрывается за единственной буквой их фамилии. Они перебрали тысячи возможностей: Петерс, Паулсон, Пейзаж, Пикетт, Пуппс, Плутовски, Приступп, Плюшка, Платт, Пабст, Паккард, Падамадан, Пэддисон, Паес, Паганелли, Пейдж, Пингвин (бессрочный фаворит Эммы), Паскуале, Пулман, Першинг, Пит, Пикфорд, Пикуль и так далее и тому подобное. Они надеялись, что правильная фамилия пробудит память Кейт и она воскликнет: «Да, конечно! Это наше имя!» – после чего им останется только разыскать своих родителей. Но до сих пор этого не случилось.
Кейт покачала головой.
– Прости, Майкл.
– Да ладно. На самом деле это совсем не похоже на настоящую фамилию.
Когда официантка подошла подлить детям шоколада, Кейт попросила ее рассказать им что-нибудь о Кембриджском водопаде. Но добрая женщина покачала головой и сказала, что никогда не слышала о таком городе.
– Наверное, его не существует, – заявила Эмма, когда официантка отошла. – Спорим, мисс Крамли просто решила от нас избавиться? Она надеялась, что нас по пути ограбят или убьют или еще что-нибудь приключится.
– Вряд ли нас убьют всех троих сразу, – заметил Майкл, с шумом втягивая в себя горячий шоколад.
– Правильно, значит, убьют только тебя, – поддакнула Эмма.
– Нет, это тебя убьют!
– Нет, тебя…
– Нет, тебя…
Они развеселились, и Эмма сказала, что когда убийца поймет, какой Майкл бездарный и беспомощный, то убьет его просто из жалости, может быть, даже два раза, на что Майкл ответил, что убийцы уже выстроились в очередь, ожидая, когда Эмма сойдет с поезда, и даже устроили лотерею, разыгрывая право прикончить ее. Кейт не мешала им изощряться в остроумии.
На крышке медальона, который оставила ей мама, была выгравирована роза. У Кейт была дурная привычка, волнуясь, потирать металлическую коробочку между большим и указательным пальцем, поэтому за десять лет роза почти совсем стерлась. Кейт много раз пыталась избавиться от этой привычки, но все безуспешно; вот и теперь она принялась тереть свой медальон, думая о том, куда же все-таки заслала их мисс Крамли.