Ход битвы мгновенно переменился.
Снова затрубили рога, и Майкл услышал громовой голос короля гномов:
– К стене! К стене!
– Помочь им? – проурчала дракониха.
– Пожалуй, – ответил Майкл. Он чувствовал, как грудь наполняется ликованием и азартом.
Дракониха кинулась на потерявших строй врагов и принялась отшвыривать их в стороны, пока король Робби с армией неслись к острову.
Перед ними взметнулись белые ворота Лориса, и крепостные стены тут же ощетинились силуэтами. Едва армия Майкла приблизилась к берегу, на них градом посыпались стрелы. Виламена отклонилась вверх, и Майкл услышал, как стальные наконечники стрел застучали по ее чешуйчатому животу.
Дракониха остановилась, только когда увидела, что стрелы до них не долетают. У Майкла бешено стучало сердце. Он посмотрел вниз на армию – свою армию, – которая собиралась на полоске земли под городскими стенами. Майкл знал, что король Робби построит их по отрядам и все организует, но скобы, которые помогли союзникам пересечь лед, теперь только мешали…
– Мы должны что-то сделать! – закричал Майкл. – Надо…
– У нас свои проблемы, кролик.
Майкл проследил за взглядом Виламены и увидел, как над Цитаделью поднимается тень. Его сердце пропустило удар. Потом в небо взметнулась еще одна тень. И еще.
– О нет, – выдохнул Майкл.
Три дракона взмыли в воздух, выпустили струи огня и полетели прямо на них.
Увидев волшебный лед, спешащих к городу союзников и далекую золотую вспышку – Кейт знала, что это Виламена, – она на секунду почувствовала искру надежды.
…Но потом бросила взгляд на улыбающегося Рэйфа, оценила размер армии за стенами и заметила трех драконов. В следующую секунду Кейт налетела на мальчика; слезы застилали ее глаза, горящие страхом и злостью.
– Зачем ты меня сюда притащил? Только чтобы я увидела, как умирают мои друзья?! Увидела, как ты их убиваешь?
Его рука в мгновение ока обняла ее за шею. Рэйф подался вперед и горячо зашептал:
– Я привел тебя сюда, потому что ты мне нужна. Разве ты не понимаешь? Ты нужна, чтобы я оставался человеком! Я сказал, что знаю себя, и это так. Без тебя я просто чудовище, только и всего! – он замахнулся, и Кейт вдруг отчетливо поняла, что им движет не злость, а отчаяние. – Это не тот мир, который я хочу! Ты верила, что я все еще жив в твоем враге. Поверь в меня сейчас! Все это закончится, и мы будем вместе!
– Ты должен умереть!
Вырвавшиеся слова удивили их обоих. Рука Рэйфа упала. Кейт едва сдерживала рыдания.
– Генриетта Бёрк сказала, чтобы я любила тебя. Сказала, что это все изменит. Но ей не нужно было просить: я уже тебя любила! Все это время я думала, что Рэйф жив, что он выйдет наружу, если я буду в него верить.
– И что ты думаешь теперь? – неожиданно в его голосе прорезался смертельный холод.
– Я не знаю, Рэйф ты или нет, тут он еще или нет, но ты – должен умереть.
Он прижал ее сильнее. Теперь она ощущала его дыхание на своем лице.
– И ты думаешь, ты – та, кто убьет меня, Кейт? Ты сможешь?
Девочка посмотрела на него, задаваясь тем же вопросом.
Вдруг он без предупреждения упал на колени и закричал.
Кейт инстинктивно бросилась к нему.
– Но как… – выдохнул он.
– Что? Что случилось?
– Она… вернула им… память.
– Что…
– Твоя сестра… Я не могу сдержать…
Он снова закричал от боли, а потом из него – сквозь него – хлынул яркий свет. Кейт отшатнулась, часто моргая; свет с огромной скоростью выходил из мальчика, устремляясь все выше в небо – пока не исчез в ночи.
Кейт с изумлением смотрела на происходящее. Это сделала Эмма.
Внезапно девочка услышала грохот и выглянула с балкона. Большая часть городской стены обрушилась, и Кейт показалось, что какая-то сила покинула полчища Нечистей, Крикунов и троллей: теперь они выглядели пустыми и потерянными.
Она снова бросила взгляд на Рэйфа: из него все еще выходил свет, глаза были плотно закрыты. Девочка развернулась и побежала.
Эмма возвращалась.
Глава 24Прыжок
Тюрьму разобрали, клетки сломали и бросили в яму, в которой теперь пылал огромный костер. Языки пламени взлетали к самому небу. Какое-то время царило столпотворение, пока заключенные слезали на землю по шатким лесам. Теперь арена почти опустела, и стало спокойнее.
Во время самой большой суматохи, когда арену заполнили освобожденные мужчины, женщины и дети, Эмма жалась к Габриэлю, стискивала его большую грубую ладонь здоровой рукой (как он может быть мертвым? Он такой настоящий и материальный…), а другую руку крепко прижимала к груди. Первое, что сделал Габриэль, когда очнулся, – опустился на колени рядом с девочкой и плотно обмотал полоской ткани ее ладонь. Это помогло остановить кровотечение, но на внутренней и тыльной стороне руки уже проступили черно-красные разводы.
Эмма почти не замечала кровь и не чувствовала пульсацию.
Все ее внимание – когда она не думала, как исправит ужасную ошибку, по которой Габриэль тут оказался, – было приковано к толпе освобожденных мертвых.
За последнюю пару дней она почти привыкла к ничего не выражающим лицам, пустоте глаз, безразличию и молчанию – наверное, к молчанию больше всего. Так что теперь у девочки кружилась голова от того, что тысячи людей одновременно начали разговаривать, звать друг друга, кричать, плакать и даже смеяться.
И это было только начало.
Эмма видела, как ребенок тянется к женщине, а она берет его на руки.
Видела, как двое стариков обнялись и заплакали.
Видела, как несколько человек говорят наперебой, пытаясь понять, что случилось, и каждый рассказывает свою версию.
Везде она видела мужчин и женщин, молодых и старых, которые утешали друг друга прикосновениями и словами.
По тому, что долетало до нее из разговоров, казалось, будто все эти люди проснулись от долгого сна. Эмма снова и снова слышала: «Я будто спал…» К ее удивлению, никто не отрицал, что умер. Более того, вскоре все засобирались на поиски любимых. Похоже, они верили, что это возможно – что они смогут найти тех, кого любили при жизни, даже на просторах мира мертвых. Может, их и вправду влекло друг к другу загадочное притяжение? Несколько дней назад Эмма только посмеялась бы над этой идеей, но теперь подумала: «Почему бы и нет?»
Бывшие пленники медленно разошлись через туннели и арки, которые образовались в разрушенной тюрьме, и исчезли в ночи.
Эмма никак не могла уложить в голове, что случившееся затронуло миллионы мертвецов и теперь такое происходит повсюду.
«Нет, – поправила она себя, – не повсюду».
Несколько фигур неподвижно стояли на арене, уставившись в землю. У всех на лицах застыли знакомые отсутствующие выражения. Некоторые из этих людей служили Грозному Магнусу – как, например, некромант с черной бородой и крысиным лицом, который стоял у края ямы и с глупым видом смотрел на огонь. Казалось, он искушает Эмму подойти и столкнуть его в яму, но она не стала этого делать. Она была выше этого, хоть он и заслуживал такой участи – правда заслуживал. Возле ямы стояли еще несколько охранников – конечно, кроме Гарольда Барнса, который уже ушел искать нянюшку Мардж со словами: «Она наверняка за меня волнуется».
Остальным заключенным, чья память не вернулась, Эмма сочувствовала, но ничем не могла помочь. Что случилось, то случилось. Она рассудила так, как требовала Книга, и приговор был вынесен. Теперь последняя из Книг начал принадлежала ей.
Девочка локтем прижимала ее к груди; проколотая рука пульсировала при каждом ударе сердца.
Доктор Пим заверил Эмму, что мертвые, которых пожрал Грозный Магнус, вернутся в нижний мир.
– Теперь, когда их память восстановилась, Грозный Магнус больше не сможет их удерживать, – объяснил волшебник. – Они вернутся сюда, но благодаря тебе будут помнить, кто они. Думаю, он освободил даже тех, к кому не вернулась память. В тот момент он не мог выбирать и раздумывать. Ты нанесла ему серьезный удар.
В доказательство он указал на волшебников в красных плащах и бывших охранников, которые слонялись вокруг.
– Хозяин опустошил их. У них больше ничего нет. Нет связи с его силой. Нет памяти о себе самих. Они потеряны.
Эмма едва заметно кивнула, но ничего не сказала. Ее голова уже была занята делом и отметала все, что не было связано с главной целью: она собиралась спасти Габриэля.
Первые минуты, когда заключенные ломали клетки, она провела в его объятиях и плакала так отчаянно, что не видела и не слышала почти ничего вокруг. Он обнимал ее, шептал что-то успокаивающее, как маленькому ребенку, а потом сказал:
– Надо перевязать твою рану.
Шея, грудь и руки Габриэля были перепачканы кровью, но он, не обращая на это внимания, опустился на колени рядом с Эммой, оторвал длинную полосу ткани от своего плаща и перевязал ее ладонь. Затем он спокойно – будто они встретились как и планировали – рассказал Эмме, что нашел ее родителей и как они с Ричардом и Клэр отправились на поиски пророчества. На арене было шумно: кричали освобожденные заключенные, с треском ломались клетки, но Эмма слышала каждое его слово. Она держалась за его голос, как держалась за его любовь во время Связывания, и всхлипы понемногу стихли.
Она даже нашла в себе силы для вопросов. Некоторые были о родителях – как они выглядели, что говорили, вспоминали ли о ней, – а некоторые о Майкле и Кейт. На эти вопросы Габриэль ответить не мог, потому что не видел их с тех пор, как отправил на Лорис. Эмма не спросила лишь об одном – а он не упомянул: как он умер.
Мысли девочки неслись вскачь.
Доктор Пим отошел в сторону и теперь беседовал со старым полуслепым волшебником и одним из карриадинов. Возможно, это был тот, который отвел Эмму на вершину скалы: она их не различала. Дюжина его собратьев методично разрушали тюрьму, разбирая ее ярус за ярусом.
Эмма спросила волшебника, что привело их с Габриэлем к тюрьме и почему они появились именно в тот момент. Доктор Пим ответил, что это было провидение: он чувствовал, что должен провести Эмму к Книге, и точно так же почувствовал, что должен доставить Габриэля сюда.