Потом выключил фонарик.
– Майкл… – прошептала Эмма.
– Знаю.
Впереди показался выход из туннеля, оттуда лился свет. Не тусклая, серая хмарь бурана, а настоящий солнечный свет – яркий, золотой, теплый!
Но это же невозможно! Майкл прекрасно знал, что это абсолютно невозможно. И тут…
– Майкл, ты слышишь?
– Да.
Это пели птицы.
Глава 10Край света
– Ты знал…
– Нет.
– Ничего этого…
– Нет.
– Но это же… ух ты!
Они вышли из туннеля и теперь стояли высоко-высоко над огромной долиной в форме полумесяца. Прямо под их ногами скалы круто обрывались вниз и падали в долину отвесной стеной высотой не менее мили, а вверху, над головами путников, царили заснеженные горные пики, сплошным кольцом окружающие раздол. Майкл на глаз прикинул, что расстояние до противоположной горной стены составляет не больше мили, зато влево и вправо долина тянулась насколько хватало глаз. Небо сияло ослепительной, хрустальной синевой, в теплом воздухе не чувствовалось даже дуновения ветерка. С высоты дно долины казалось сплошным ковром ярко-зеленых крон деревьев.
Майкл хотел было вытащить свой полароид, но, подумав, решил, что никакая карточка не в силах передать всю красоту этого места.
– Но мы же на Южном полюсе! – сказала Эмма. – Тут должны быть пингвины. И снег! И еще белые медведи!
– Белые медведи живут на Северном полюсе, – поправил ее Майкл.
– Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать! Это…
– Это Летопись, – сказал Майкл. – Готов поспорить, что тысячи лет назад это место ничем не отличалось от остальной территории Антарктиды. Но когда члены Ордена принесли сюда книгу, тут все изменилось.
Они помолчали, глядя вниз на невозможно роскошную долину. Потом Габриэль сказал:
– Вот.
Он указывал вправо. Там, за изгибом долины, едва различимая над склоном горы, в небо поднималась тоненькая струйка дыма.
– Вулкан, – прошептал Майкл.
– Вот это да! – поразилась Эмма. – Ты оказался прав!
– Что-то не похоже, чтобы ты удивилась, – буркнул Майкл.
– Еще как, – ответила Эмма. – Здорово удивилась.
Очень быстро, поскольку все трое уже давно обливались потом, они сняли с себя зимнее снаряжение – пуховики и тяжелые ботинки, утепленные брюки, длинное нижнее термобелье, очки, маски, перчатки и шапки, – и Габриэль сложил это все в пещере, чтобы снова переодеться на обратном пути. Раздевшись, Майкл с удивлением обнаружил серо-голубой шарик, висевший на шнурке у него на шее; оказывается, в спешке последних двадцати четырех часов он совершенно забыл о его существовании! Разумеется, сейчас было не время размышлять о том, кто его послал и что это должно было значить, но, убирая стеклянный шарик за ворот, Майкл пообещал себе, что при первом же удобном случае приступит к разрешению этой загадки.
Туннель продолжался узким выступом, от которого вниз сбегали ступени, вырубленные прямо в толще горы. Габриэль достал страховочный трос и пристегнул его к поясам детей.
– Спускаемся в долину, – объявил он. – Затем идем в сторону вулкана.
Узкие ступеньки были больше похожи на перекладины стремянки, чем на нормальную лестницу, расстояние между ними составляло не больше двух футов. Майкл только один раз позволил себе обернуться, чтобы посмотреть, далеко ли еще до цели, и обнаружил, что лестница совершенно отвесно спускается на дно. После этого он уже не оглядывался, зато с еще большим вниманием переставлял ноги. Чем ниже они спускались, тем все более теплым и влажным становился воздух. Очки постоянно сползали у Майкла с носа, промокшая от пота футболка прилипла к спине. Птичий гомон звонким эхом облетал долину, а вскоре путники услышали журчание бегущей воды.
Примерно на середине спуска они сделали остановку, и Габриэль достал из своего рюкзака хлеб, твердую сыровяленую колбасу и сухофрукты. Майкл посмотрел на часы, отметил про себя, что солнце, судя по всему, уже село, но в долине все равно еще светло, но тут его размышления были прерваны звуком, совершенно не похожим на птичье пение. Со стороны вулкана донесся пронзительный крик. Он был такой грубый, резкий и свирепый, что в долине на миг все стихло.
– Что это? – прошептала Эмма.
Габриэль помотал головой:
– Не знаю.
Майкл этого тоже не знал. Зато он точно знал, что такой звук мог издать только кто-то очень-очень большой.
В полном молчании они закончили есть и снова начали спускаться. Через полчаса они поравнялись с кронами деревьев. Глядя на них сверху, Майкл воображал себе тропические джунгли, но оказалось, что долина покрыта секвоями. Майкл сразу узнал эти деревья, он не раз видел их в кино и на фотографиях, однако здешняя разновидность секвой была намного выше и больше. Вскоре оказалось, что дно долины лежит гораздо ниже, чем они думали, поскольку даже после того, как они добрались до деревьев, спуск и не думал кончаться.
– Вы только представьте, – сказала Эмма, когда они наконец спрыгнули на землю, – что нам еще предстоит подниматься!
Уже начало смеркаться, а под кронами деревьев было еще темнее.
– Я знаю, что вы устали, – сказал Габриэль. – Но нельзя терять время. Я хочу разбить лагерь как можно ближе к вулкану, чтобы завтра прямо с утра дойти до него.
Майкл кивнул, Эмма застонала, и они пошли дальше, намеренно не упоминая о загадочном вопле, донесшемся со стороны вулкана. Майклу казалось, будто он идет через лес заколдованных великанов. Даже Габриэль то и дело запрокидывал голову, потрясенно разглядывая исполинские красновато-коричневые стволы. Они шли медленно, поскольку земля под деревьями заросла густыми высокими папоротниками и Габриэлю приходилось прорубать в них дорогу своим фальшионом.
В лесу не было видно никаких признаков жизни: птицы прятались высоко в кронах деревьев, а единственными обитателями подлеска оказались блестящие черно-красные жуки, которые с жужжанием и стрекотом ползали по стволам огромных секвой, то и дело срываясь с места и исчезая за деревьями. Жуки эти были размером с хорошую черепаху, а после того как один такой летун с размаху врезался Майклу в затылок, да так, что сшиб его с ног, дети стали пригибаться, едва заслышав приближение насекомых.
«И все-таки, – думал Майкл, потирая саднящую ссадину за ухом, – если здесь нет никого, кроме нас, птиц и жуков, почему же меня не оставляет ощущение, будто за нами следят?»
Чем дальше они шли, тем громче становилось журчание воды, и вскоре путники вышли к реке шириной около сорока ярдов, быстро и весело бегущей через долину. Они все вспотели от ходьбы, поэтому Габриэль разрешил детям лечь на животы и окунуть лица в поток. Вода оказалась ледяной, и они пили до тех пор, пока зубы не заломило.
Освежившись, маленький отряд продолжил свой путь вдоль берега реки и шел до тех пор, пока совсем не стемнело, дети не начали спотыкаться на каждом шагу, а Эмма не сказала в пятнадцатый раз: «Вот отличное место для привала».
Габриэль устроил лагерь на большой скале, с которой хорошо просматривалась местность как вверх, так и вниз по течению, достал еду – все те же хлеб, колбасу и сухофрукты, – объяснив, что не стоит рисковать и разводить огонь. Майкл подумал про себя, что Габриэль, возможно, тоже чувствует чей-то неотступный взгляд, но даже если это было так, их друг ни словом об этом не обмолвился. Когда они поели, Габриэль нарубил мечом папоротники и устроил на скале прекрасную мягкую постель, в которой Эмма мгновенно уснула.
– Поспи, – сказал Габриэль Майклу. – Я посторожу.
Майкл честно хотел попросить Габриэля разбудить его через несколько часов, чтобы взять на себя часть ночного дежурства, но усталость, ноющая боль во всем теле и тихий, баюкающий лепет реки взяли свое, и он заснул рядом с сестрой.
И Майклу приснился сон.
Он снова очутился в длинном темном туннеле и шел навстречу красному мерцающему свету.
Он снова стоял перед огненным озером и смотрел на его поверхность, хотя глаза щипало, а от жара дыхание перехватывало в груди.
Он знал, что Летопись где-то совсем близко. Только где?
А потом, совершенно неожиданно, он услышал музыку. Казалось, она была повсюду. Жар спал. Майкл снова смог дышать без боли. Невидимая тяжесть исчезла с его плеч. Он вдруг почувствовал себя легким-прелегким, совсем невесомым, словно любой порыв ветра мог поднять его в небо и унести неведомо куда…
Чья-то рука легла ему на плечо и пробудила от сна.
Было все еще темно, Майкл увидел над собой Габриэля, который прижимал палец к губам. Из леса доносилась музыка, и Майкл тут же узнал ее – это была мелодия из его сна. Он сел, вернее, он хотел вскочить, но Габриэль удержал его за плечо.
– Я слышал…
– Да, это началось с минуту назад. Я пойду на разведку. Оставайся с сестрой. – Габриэль встал и помедлил. – Ты останешься с Эммой.
В его голосе Майклу послышался вопрос.
– Конечно, еще бы! Я останусь с Эммой!
Габриэль молча смотрел на него.
Майкл не удержался и сказал:
– Просто эта музыка… она такая… красивая.
– Постарайся не слушать.
– Хорошо.
Но Габриэль продолжал смотреть на него. Майкл понял, что негромко мычит себе под нос. Он устыдился и замолчал.
Тогда Габриэль сказал:
– Я скоро вернусь.
С этими словами он вынул из ножен свой фальшион и бесшумно скользнул в темноту.
Майкл посмотрел на сестру. Эмма спала и улыбалась. Майкл никогда не видел, чтобы она улыбалась во сне. Обычно она спала, стиснув руки в кулаки, словно даже во сне продолжала драться. Может быть, Эмма тоже услышала музыку? Ведь она в самом деле была такая красивая…
Нет! Габриэль сказал ему не слушать!
Сняв очки, Майкл лег животом на скалу и побрызгал ледяной водой себе в лицо. Это мгновенно пробудило его.
«Так-то лучше!» – подумал Майкл.
Но лучше ему стало совсем не от умывания, а от того, что музыка стала еще слышнее. Майкл встал, струйки воды потекли по его лицу. Он вгляделся в озаренную звездами тьму. Все вокруг него – воздух, вода, земля, скалы – все отзывалось волшебной музыке. Но Габриэль велел ему не слушать! «Ну, вот что, – решил Майкл. – Габриэль, конечно, славный малый и знает толк во многих полезных вещах, но музыка явно не входит в их число». Разве может быть что-то опасное в такой прекрасной мелодии? Это музыка о воде и воздухе, о деревьях и птицах, о гигантских жуках, которые летают, не разбирая дороги, это музыка о самой жизни! И она просит всего лишь откликнуться, присоединиться к ней – пуститься в пляс!» Майкл принялся раскачиваться из стороны в сторону, дирижируя правой рукой в воздухе. «Ах, как же я люблю танцевать!» – подумал Майкл, который никогда в жизни не танцевал и прилагал все усилия, чтобы избежать такого позора.