Она вдруг резко наклонилась до самого пола, коснувшись его кончиками пальцев.
— Мы вовек не забудем вашей милости!
За моей спиной эту фразу повторили десятки голосов. А я, растроганная, со слезами на глазах, не нашла, что им ответить, просто кивнула и, шмыгая носом, вышла из конюшни.
Ну, вот что за люди такие? Какая разница им — кого лечить? Все же страдают одинаково сильно от боли — и орк, и человек...
К вечеру я жутко устала, но еще предстоял ужин "в кругу семьи", который теперь, когда центральная зала в замке практически опустела, было решено провести там.
Войдя в залу, я огляделась. Служанки суетились вокруг большого стола, выдвинутого на середину комнаты. Помещение было чисто выметено и пол его был устлан травами, отчего пахло лугом, солнцем, медом... счастьем!
Я остановилась и закрыла глаза, вспоминая свое детство, проведенное в далекой курской деревушке у бабушки. Как с дедом после покоса ходили с вилами "ворошить" сено — переворачивать, чтобы оно равномерно просушилось. Как прыткие ящерицы разбегались в стороны, порой касаясь своими длинными хвостами ног, стоило только поднять вилами охапку душистого сена. Как нас, внуков, утомившихся, дед усаживал где-нибудь под кустом и кормил салом с хлебом и луком, а потом поил молоком. Как зудели ноги, наколотые острыми стебельками скошенных трав... Как бежали по небу похожие на медведей и слонов белые облака... Как же давно это было! И деда уже в живых нет, и бабушки... Но вот память все равно жива!
Ты, Даша, что-то слишком сентементальна стала! Второй раз за последние десять минут готова расплакаться! Ну, что за дела? Я сто лет о детстве не вспоминала! А тут вот...
Я даже не собиралась этого делать! Просто вот машинально моя рука легла на живот, и ребенок внутри меня вдруг отозвался движением. Словно бы ручкой или пяточкой ударил в ответ!
И я замерла, затаив дыхание и зажмурившись!
Я такого никогда чувствовала! Никогда в своей жизни!
Внутри меня, внутри моего тела развивалась маленькая жизнь! Я раньше маленьких детей считала орущими и противными созданиями, я раньше считала, что если появление одного из них может закончиться моей смертью, то нет смысла рисковать! А сейчас неожиданно вдруг подумалось...
Этот малыш будет так же, как и я когда-то бегать по траве, смотреть на облака, ловить ящериц. Этот малыш будет помнить обо мне, когда... или если меня не станет!
А не это ли самое важное?
Открыв глаза, я встретилась взглядом с Дэймоном. Он снова наблюдал за мной — стоял в дверях и не сводил глаз с моей руки, поглаживавшей живот.
Интересно, он знает, кто отец этого ребенка?
24 глава. Самое ценное — жизнь
Приняв ванну, я уже собиралась улечься спать.
Дэймон так и не вернулся после ужина. Остался за столом с моими притихшими, словно что-то замышляющими, родственниками. И, по-моему, вместе с "отцом" налегал на спиртное — ну, или что там подавали в больших глиняных кувшинах с ручкой? Эх, мужчины во всех мирах склонны к выпивке! И это ужасно...
Вымывшись, я подошла к окну.
Я уже знала, как снять ту, напомнившую мне слюду, пленку, которой окно было затянуто — Пиппа показала. Она же пояснила, из чего и как эта пленка делалась, удивившись тому, что я даже таких "элементарных" вещей не помню. На деревянную рамку натягивался бычий или рыбий пузырь, который на зиму менялся на кожу с брюшины того же быка или коровы. Такое "стекло" не выпускало тепло, правда, с трудом пропускало и солнечные лучи, не позволяя им летом слишком уж нагревать помещение.
Аккуратно нажав на рамку с одной стороны, я повернула ее вбок, открывая вид на двор.
Ночь была звездной. И я в восторге уставилась на небо!
Боже, какая удивительная красота! Далекие горы, словно ватой, были обложены по верху шапками тяжелых облаков, подсвечиваемых то ли звездами, то ли каким-то ночным светилом, невидимым сейчас, скрытым в тех же облаках. А звезды! Казалось, их миллиарды! Ну, не сосчитать, это уж точно! Небо было усеяно ими полностью! И они казались такими близкими, что вот просто залезай на крышу замка, протягивай руку и трогай!
Я так залюбовалась красотой неба, что не сразу обратила внимание на движение во дворе.
Поэтому для меня и стало неожиданностью, когда вдруг снизу закричала Пиппа:
— Госпожа! На помощь!
Посмотрев вниз, я поняла, что Пиппа в длинном широком светлом платье, видимо, служившем ей ночной рубахой, стояла в дверях сарая, в котором хранили сено для животных, и махала мне одной рукой. Во второй у нее была зажата зажженная лампадка.
Видимо, она увидела меня в окне.
— Госпожа, прошу вас, быстрее! — поторопила меня она.
Мне показалось, что в голосе ее было что-то такое — жуткое, пугающее, страшное. Случилось что-то, действительно, из ряда вон! Развернувшись, я босиком побежала к ней — чтобы натянуть башмаки, нужно было немало времени с моим-то животом.
Летела, не разбирая дороги, иногда наступая на что-то, остро впивающееся в подошвы ног, но, сцепив зубы, все равно продолжала путь.
В зале все еще продолжалось гулянье — взрослые, в том числе и оба брата Коннорса сидели за столами. Мои "батюшка" и "матушка", еще какие-то знакомые на лицо, но неизвестные мне по имени мужчины и женщины. Пэрис суетилась, убирая опустевшие тарелки и унося их на кухню.
Я пронеслась мимо них в сторону выхода, не отреагировав на обращенные ко мне вопросы.
Вместе с Пиппой мы забежали в сарай.
Это было огромное помещение, на наш современный язык я бы сказала — двухэтажное внутри. Под самую крышу оно набивалось сеном. Отсюда потом, видимо, в холодное время года сено бралось на корм скоту. По периметру его на высоте второго этажа шли небольшие выступы из досок с перилами. И по обе стороны от входа к этим выступам наверх вели лестницы.
На противоположной от входа стороне, переступив через перила и держась единственной рукой за них, стоял тот самый раненый юноша.
Я смерила глазами расстояние от того места, где он находился до пола. Ну, упасть со второго этажа, конечно, вещь неприятная, но находящееся внизу сено, вряд ли позволило бы ему убиться насмерть.
— Он убиться хочет! Внизу вилы! — запричитала рядом Пиппа, подтверждая мою догадку. — Грех-то какой! Да разве ж можно?
— Как его зовут? — прошептала я.
— Джексон, госпожа, — подсказала Пиппа.
Я зашагала внутрь, гипнотизируя парня глазами.
Пиппа подняла лампаду так, чтобы мне было его хорошо видно.
Я встала внизу, ровно под ним.
— Джексон, и что ты придумал, негодник такой? — стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно, проговорила я. — Разве ж можно себя жизни лишать?
— Мне ни к чему такая жизнь, — убито проговорил он. — Лучше уж так... Чем мучиться долгие годы!
И меня понесло... Я как-то вдруг упустила из виду, где нахожусь, и стала рассказывать историю из своей реальной жизни, которая однажды произвела на меня, железную Дарью Снегову, потрясающее впечатление.
— Однажды я узнала, что моя знакомая, приятельница даже, серьезно заболела. Решила ее навестить. Когда пришла в гости, поняла, что дела идут хуже, чем я думала до этого. У подруги был рак, онкология. Она лежала в постели и не имела сил, чтобы даже просто встать мне навстречу. Было видно, что ей очень больно — сухие бескровные губы, лихорадочно блестящие глаза, пальцы рук, вцепившиеся в простыню. Я помнила ее цветущей молодой женщиной, а теперь передо мной лежала... лежал буквально живой труп, обтянутый желтой кожей, лысый, с тонкими ручками-прутиками. Я не знала, как подобрать слова! Не знала, что говорить ей, чтобы поддержать! Она начала спрашивать сама. О работе, об общих знакомых, о книгах, которые я читала... Мы проговорили часа полтора не меньше, а потом, когда я уже собралась уходить, она сказала... Она сказала: "Как жить хочется! Любой — больной, некрасивой, старой, беззубой... Просто жить! Просыпаться каждое утро. Видеть солнышко. Чувствовать тепло и холод... Просто БЫТЬ! Потому что никто не знает, что там после смерти".
Я так увлеклась своими воспоминаниями, что не заметила даже, как Джексон вновь перелез через перила, оказавшись на безопасном помосте...
А обернувшись, увидела, что слушает меня не только Пиппа, но и...
25 глава. Мудрый муж
Чуть позади Пиппы, упираясь ладонью в дверной косяк, стоял Дэймон. А за его спиной в свете откуда-то взявшихся факелов, которые держали набежавшие слуги, маячила моя матушка, а также Брендон и, наверное, все гости. Рука Дэймона, который явно делал вид, что пьян и просто держится, чтобы не упасть, с успехом преграждала всем остальным проход.
Почему я была уверена, что он вовсе не так пьян, как хочет казаться?
Да просто Пиппа посветила назад, на всех них. И я первым делом посмотрела в его глаза. А они были абсолютно трезвы, как мне показалось. Более того, они были подозрительно прищурены, лоб нахмурен, а зубы сжаты так сильно, что на скулах выступили желваки.
Он всё слышал?
Или что? Или как?
— Все расходимся по комнатам, — сказал он таким тоном и таким голосом, что мне очень захотелось броситься мимо него к выходу, чтобы немедленно выполнить приказ в точности. Но его рука всё еще была на том же месте, а наклониться и юркнуть под нее, я не решилась — вовремя вспомнила про свой неуклюжий огромный живот.
Все, толпящиеся у входа, видимо, ощутили такое же желание, как и я. Даже слуги с факелами немедленно двинулись к замку.
Пиппа подвела к нам с мужем Джека. Одной рукой она обнимала парня за плечи, а второй все также держала факел.
Плечи мальчишки дрожали, а единственная ладонь закрывала лицо.
Дэймон сделал шаг в его сторону. Он поднял вверх руку, сжав кулак и потрясая им в воздухе. И мне показалось, что он жутко зол на Джека и вот сейчас ударит несчастного и без того страдающего парня.
Мне очень сильно захотелось защитить мальчика, и я, обмерев от страха, шагнула между ним и Дэймоном.