— Эсми, — буквально выплюнул он. — А ну, прочь с дороги!
Потом обвел взглядом мою фигуру и вдруг уставился на ноги.
И только тут, словно чье-то внимание было способно заставить меня это сделать, я ощутила боль в ступнях! Подошвы закололо, а левая пятка, казалось, загорелась огнем так, словно там была рана или, на худой конец, глубокий порез.
Видимо, в том моем эмоциональном состоянии, когда я бежала сюда, когда пыталась спасти Джека, когда наговорила ему не пойми чего, когда увидела всех, я от шока ничего не ощущала, а теперь вот... На глаза навернулись непрошеные слезы, и я всхлипнула, так же, как Джек, закрывая ладонями лицо.
Что теперь будет? Дэйм понял, что я — это не Эсми? Что если они все всё поняли? Что теперь со мной будет? Он выгонит меня? И куда я пойду, беременная, с пораненными ногами, ночью?
Я слышала, как Пиппа что-то успокаивающее говорит мне сзади.
Слышала, как плачет Джек.
Но я не успела уловить ни движения, ни шороха со стороны Дэймона. Просто вдруг поняла, что он рядом. А потом, не успев даже открыть глаза, вдруг взлетела в воздух, испуганно ахнув. Рука сама, словно делала это сотни раз, обвила его шею. А нос вжался в крепкую шею, с упоением вдыхая его запах.
— Ты знаешь, Джек, что сегодня пытался совершить преступление? Ты знаешь, КАК боги карают тех, кто желает самолично расстаться с жизнью? Души заложных покойников вечно скитаются в темной нави и не знают упокоения. Вечное страдание — ты этого хочешь?
— Я и без из кары не жилец, — всхлипывая, ответил парень. — Что я могу делать одной рукой? Что? Я даже рубаху сам надеть не в состоянии!
— Разве я прогонял тебя из замка? Разве я лишил тебя крова и еды? — говорил мой муж, а я, притихшая и восторженная, забывшая напрочь про боль в ногах и недавние слезы, словно пересыхающий родник от внезапного дождя, напитывалась ощущением близости этого мужчины! И, если честно, мне было всё равно, что он там говорит. Почти всё равно. По его голосу я слышала и понимала, что он вовсе не злится на Джека! Да, ругает! Но не злится! Скорее, он расстроен тем, что произошло. А значит, ничего Дэймон мальчишке не сделает!
— Нет, но я не могу пользоваться вашей добротой вечно! — воскликнул парень.
— Значит, слушай мое решение! Через два дня мы с женой отъезжаем в столицу. Ты едешь с нами. Я отправлю тебя учиться в академию магии. Чтобы читать старинные фолианты, я думаю, достаточно и одной руки...
Со мной на руках Дэймон развернулся и пошел прочь из сарая, легко пригнувшись на выходе.
Пиппа восторженно ахнула. Джек, захлебываясь словами, кричал вслед слова благодарности, а я...
Ах, как я гордилась таким решением мужа! Словами не передать! Значит, так можно, да? Отправить парня учиться? Да это же просто замечательно — и ему дело, и потом специалистом к нам вернется (на кого тут, в этом мире, учатся-то? На орковедов? Или магичек? А вдруг и про камни где-то можно что-то узнать?)
Но радостные мысли покинули голову, как только мы оказались в комнате...
26 глава. Что видят твои глаза во мне...
— Я слушаю, — сказал Дэймон, усаживая меня на край постели.
Я страдальчески обвела взглядом комнату, пытаясь интуитивно найти хоть какую-то подсказку — о чем он там желает услышать. А точнее, ЧТО мне ему сказать? Но ни мебель, ни каменные стены, ни гуляющий по комнате сквозняк от открытого мной окна, подсказывать мне были не расположены.
В комнату постучали, давая мне передышку.
— Кто?
— Кто там?
Спросили мы одновременно, бросая взгляды друг на друга.
— Пиппа это, — раздалось снаружи. — Принесла госпоже воду, чтобы ноги обмыть.
Ох, Пиппа, я тебя обожаю!
— Входи! — скомандовали мы снова в один голос. Причем он, издав команду, так удивленно на меня посмотрел, словно я сказала что-то странное.
Я чувствовала себя такой уставшей, такой измотанной, при этом ступни горели и болел порез. Ко всему прочему дискомфорту ребенок в животе устроил настоящее шоу — крутился, вертелся и лупил изо всех сил всеми своими конечностями.
Пока Пиппа заносила небольшой деревянный ушат, пока помогала мне обмыть и вытереть ноги, пока перевязывала чистой тряпкой кровоточащую пятку, Дэймон молча стоял у окна и задумчиво смотрел в темноту.
Мне казалось, он совсем на нас не обращает внимания. Поэтому я и рискнула спросить у служанки, заговорщически поманив ее пальцами.
— Пиппа, — прошептала ей прямо в ухо. — Он слышал, что я там говорила?
Она отодвинулась и сделала жест, практически такой же, какой делают и в нашем мире, когда хотят показать, что "ни туда — ни сюда", "более-менее", как бы обрисовала растопыренной ладонью полушар. Ага, значит, слышал не всё. Теперь бы вспомнить конец моей пламенной речи...
— О чем шепчешься с госпожой, Пиппа? — игнорируя меня, ледяным тоном спросил Дэймон.
Пиппа испуганно вытянулась по струнке, плеснув водой из ушата на пол. И застыла, уставившись на него, явно не зная, что сказать.
— Я попросила Пиппу принести мне что-нибудь поесть, — я, конечно же, пришла ей на помощь, ведь в неловкую ситуацию поставила ее все-таки я сама. И добавила, вдруг вспомнив, что он вообще-то имеет непосредственное отношение к моему ночному голоду, к этому буйству ребенка в животе, и в принципе, к самому ребенку. — Такое ощущение, что твой ребенок к ночи превращается в герольта и готов меня сожрать изнутри.
— Пиппа принеси, — произносит Дэймон.
А когда служанка вышла, произошло нечто невероятное!
Мой суровый выдержанный муж, которого здесь все побаивались, который еще недавно вел в бой отряды людей и орков, вдруг подошел ко мне и встал на колени совсем-совсем рядом. И мы оказались практически лицом к лицу в считанных сантиметрах друг от друга!
Мое сердце пропустило удар, а потом начало стучать в груди с такой бешеной силой, что, казалось, стук его должен был быть слышен и Дэймону, а может быть, даже и в коридоре!
Факел, закрепленный на стене всполохами освещал комнату, бросая тени на суровые черты его лица, углубляя и делая более заметным шрам, хмурые брови. И да-да, так он казался, может быть, немного менее привлекательным, чем было на самом деле, но...
Я не думала сейчас о красоте.
Я думала сейчас о том, что наверное... наверное, если прикоснуться к его коже, то она будет горячей. А вот эта короткая его борода? Она мягкая или жесткая? А губы? Какие они на вкус? И от этих странных мыслей у меня перехватывало дыхание! А рука вдруг поднялась и сама, без связи с мозгом, потянулась к его щеке...
Но его ладонь первой легла на мой живот.
И я застыла, прислушиваясь к ощущениям.
Ребенок, дернувшись внутри, вдруг замер. А потом... Во мне словно всё расслабилось — телу стало легко, низ живота прекратило сводить от постоянного напряжения, даже чувство голода, кажется, притупилось. Это было так приятно, что у меня от удовольствия захлопнулись глаза, а рука, так и не добравшись до его лица, упала на колени.
— Я не узнаю тебя... Нет, ты всё такая же... красивая. Но другая совсем...
В тишине комнаты его тихий голос звучал так волнующе, словно он сейчас говорил не о своих подозрениях (а ведь он именно это сейчас говорил!), а о чувствах ко мне, о любви, о нежности...
— Я уезжал от одной женщины, а вернулся к другой. Прежняя Эсми никогда не озаботилась бы ранами моих солдат. Прежняя Эсми считала служанок-орков недостойными доброго слова, не то уж дружбы. Прежняя Эсми смотрела на меня с ненавистью и считала, что достойна жить в столице, а вынуждена прозябать в деревне... Но ты...
Если признаться честно самой себе, то в эту минуту мое сердце рвалось к нему — к этому сильному человеку. Моему глупому сердцу хотелось всё-всё рассказать сейчас, чтобы потом он меня пожалел. Взял на руки, как маленькую девочку и сказал, что вот такая Эсми, новая... А хотя нет! Конечно же нет! Что Даша ему нравится больше, чем Эсми! Что вот именно сейчас он любит свою жену, а раньше не любил! Чтобы...
— Рассказывай. И без утайки. Всё по порядку. Что произошло, когда я уехал? — отстраняясь и совершенно другим, не терпящим возражений, властным тоном господина вдруг сказал он, вставая.
И я, рухнувшая с небес на землю, расстроенно оглянулась на входную дверь — Пиппа, ну где же ты там?
27 глава. Правда
Тяжело вздохнув, я явно в последний раз посмотрела на него с такого близкого расстояния. Эх, сейчас ты узнаешь правду, дорогой мой муженек, и на расстояние выстрела ко мне не приблизишься! А мне, надо признаться, понравилось быть в твоих руках... И чтобы меня носили... Никогда меня не носили на руках мужчины! И вот...
Эх! Но надо же "по порядку и без утайки"? Ладно...
— Только поклянись, что не выгонишь меня из дому!
Он долго смотрел мне в глаза. И я видела, как меняется его взгляд. От теплого и ласкового от медленно, но верно охлаждался и становился презрительно-злым. А когда, видимо, достиг температуры льда, Дэймон, оттолкнувшись ладонями от края постели, резко встал и отошел к окну.
— Давай. Всё, как есть. И без утайки, — повторил он. — Я не выгоню тебя из дому. Во всяком случае, пока ты не произведешь на свет моё дитя.
Да хоть бы знать, сколько там мне до родов осталось? А то, может, недолго уже, и пожить здесь толком не успею.
— Но, собственно, теперь, когда ты обрела дар магии камней, тебе будут рады в любом доме, продолжил он. — Даже в королевском дворце.
Да-а-а? Надо же...
Сначала я удивилась и только потом поняла вдруг, что сказал Дэймон эту свою, последнюю фразу, очень и очень грустным голосом.
Но подумать над таким моментом не успела.
Надо было рассказывать. И я начала.
— Ну, собственно, я совсем не Эсми. Меня зовут Дарья Снегова, я живу в России, работаю ведущим менеджером сети магазинов. Не замужем. Детей нет. Недавно проснулась в теле твоей жены...
Выпалив эту, самую, пожалуй, страшную фразу, в которой, по сути, содержалось немыслимое, невероятное, то, что я и сама не смогла бы принять и понять, если бы это не со мной произошло, а мне кто-то просто рассказал! И это я — человек из моего, продвинутого времени! А что говорить о местных, по нашим меркам, практически аборигенах... Для них, наверное, подобное переселение душ вообще за пределами понимания!