Я снова и снова перечитывал выходные данные, периодически поглядывая на неподвижно лежащее на столе обнаженное тело. Длинные волосы, борода, остекленевшие глаза.
Потом прочитал томографические сканы в последний раз.
Зарубцевавшиеся раны присутствовали между ладьевидной и кубовидной костями стоп. Такие же - прямо под гороховидной и бугорчатой костями запястья. И еще одна - между четвертым и пятым ребрами грудной клетки.
И тут я понял.
Отпечатку пальца на корпусе было свыше двадцати двух сотен лет? Анализ звездных карт аппарата оставил еще меньше сомнений. Пункт отправления аппарата был подтвержден гауссовыми следами. Они относились к промежутку между 29 и 33 годом нашей эры и шли от Земли из места на Ближнем Востоке, называвшемся в переводе с арамейского на позднелатинский "гулгулта" или Голгофа.
Когда я объяснил остальной команде, что именно это значит... случилось самое странное.
Люди, взращенные христианами, быстро стали атеистами. А люди, вроде Юнга, воспитанные атеистами, пополнили ряды христиан.
А как же я?
Я занял, скажем так, промежуточную позицию.
Все это случилось на третий день. С того времени прошла еще неделя. И я не знаю, сколько планарного пространства мы преодолели с тех пор, с импульсно-гравитационными двигателями, работавшими на предельной мощности. Да, однажды ПА наверняка придет в сознание. Но кто знает, сколько времени для этого потребуется? Месяцы? Годы? Десятилетия?
Не важно.
Звездные карты, которые активировались, когда я вскрыл костюм - они не просто показывали пункт отправления аппарата. Они еще показывали координаты конечного пункта назначения.
Сейчас мы везем нашего пассажира туда, откуда он летел, и я хочу знать, что ждет нас по прибытии.
Сайсолагник
Посмотрите на меня...
Хейтон сидел в кресле со спущенными штанами. Бросив взгляд через убогую комнату, он увидел в зеркале свое жалкое отражение. Это была какая-то нелепая карикатура.
Журнал у него в руках подрагивал.
Видели бы меня сейчас мои дорогие покойные родители...
Это был лучший бизнес-день в его жизни. Он только что прилетел из Далласа, продав систему АйЭйПи полиции штата Техас и двум дюжинам окружных подразделений. Блохер, его босс, ссал кипятком от счастья.
- Хейтон, - сказал он, - я выдвигаю тебя на должность зама вице-президента и удваиваю тебе зарплату.
- Спасибо, сэр.
- Ты продал нашу систему Техасу! Никому не удавалось сделать это!
- Завтра на очереди Флорида, сэр, - напомнил Хейтон. - Во Флориде не так много ведомств, но им не понравится тащиться в хвосте. И это хорошо для нас.
Своей возбужденной манерой речи Блохер напоминал Аль Пачино.
- Продай АйЭйПи Флориде, и я утрою твою зарплату, Хейтон!
- Не хочу казаться высокомерным, сэр, но, если я не смогу продать Флориде... никто не сможет.
Голос Блохера задрожал от возбуждения.
- Да ты крут, мать твою, Хейтон! Ты самоуверен и у тебя есть яйца! Ты приносишь славу моей компании и заставляешь конкурентов кусать локти. Завтра продашь Флориде, и… черт с ним! Я сделаю тебя исполняющим обязанности вице-президента и увеличу твою зарплату вчетверо.
- Мистер Блохер, - пообещал Хейтон. - Я продам Флориде.
Да, хороший бизнес-день. Как только все флоридские начальники полиции услышат, что половина техасских правоохранительных органов приобрела их систему обработки данных, то наверняка тоже купят ее. Хейтон чувствовал себя уверенно. Он был самым лучшим продавцом.
Но у него была одна проблема.
Ему даже не пришлось показывать документы, чтобы заселиться в номер - такое уж это было местечко. Зеркало, в котором отражалась его лицо, было заляпано отпечатками грязных ладоней. Еще больше отпечатков покрывало ужасный рисунок ламантина, из магазина "все за доллар", криво висящий над комковатой кроватью. В номере смердело, как в порно-салоне. В ванной, с почерневшими от грибка углами, стрекотали тараканы.
Было еще светло. Сквозь закрытые жалюзи он видел проходящие мимо окна тени. Но ни одна из них не обладала желанным силуэтом...
Не мигая, он пялился на глянцевые картинки журнала. Как заблудившийся в пустыне странник таращится на мираж. Через раздувшиеся, готовые лопнуть, груди и такой же раздувшийся живот протянулось название журнала: ГОРЯЧИЕ БУЛКИ.
Хейтон продолжил разглядывать картинки. Стыда, как и возбуждения, он уже не испытывал.
Он был удивлен тем, как часто ему везет. Из Портленда, штат Орегон в Портленд, штат Мэн. Из Балтимора в Фриско, Майами и Сиэттл. Везде попадались одинаково грязные улочки с грязными мотелями и такими же грязными людишками. Повсюду царствовал "крэк" - дьявольский контракт новой эпохи. Всегда было полно падших женщин, торговавших собой за 20-долларовую дозу. Это был южный Сент-Питерсберг. Хейтону не пришлось гнать далеко взятую на прокат машину, чтобы найти подходящий райончик - ломбарды, книжные лавки для взрослых и ветхие домишки. Идеально, - подумал он.
Солнце садилось, и натриевые лампы на Фоус-стрит, казалось, сочились влагой, покрывая улицу блестящим глянцем цвета мочи. Хейтон видел, как звезды пытаются донести свой слабый мерцающий свет сквозь жаркие закопченные сумерки. Монолитные здания толкали ввысь свои уродливые крыши. Скалистая "Черная Меза" на фоне тусклого неба. Хейтон подумал о затерянных мирах.
Когда ночная тьма сгустилась, они начали появляться, словно исторгнутые из липких уличных щелей и закоулков - заблудшие женщины. Отрешенные взгляды, фальшивые распутные улыбки. Они начинали свой бесконечный поход по обеим сторонам улицы. Большеглазые пугала на высоких каблуках, в шортах и топиках, опоясывающих плоские груди. Большинство из них были изможденными, с копнами грязных волос цвета помоев - пресловутые "крэковые" шлюхи, скатившиеся почти на самое дно. Таких полно в любом городе. Некоторые страдали ожирением. Они комично брели вразвалочку на распухших, одетых в шлепанцы ногах. Одна из них, со словно накачанным воздухом лицом и нелепой прической "под Бенатар", поманила Хейтона жирной ручищей, беззвучно обещая ртом какую-то плотскую утеху. Ее задница в широченных джинсах напоминала битком набитую спортивную сумку. Не сегодня, крошка, - подумал Хейтон.
Он доехал до конца улицы и снова вернулся, высматривая полицию, но никого не заметил. Черная женщина - явно не проститутка - вышла из кафе "Мороженное", держа в каждой руке по карапузу. Она рутинно улыбалась - явно счастливая мать...
А я никогда не знал своей матери, - подумал Хейтон.
Однако его самореализация всегда происходила через отрицание объективной реальности. Он воспитывался отцом-одиночкой. "Она умерла", - уклончиво бросил тот маленькому Хейтону пару раз, "давным-давно". Вот и весь разговор.
Но Хейтону было все равно. Он не считал себя неблагополучным, и не замечал, что был чем-то обделен в детстве. Несмотря ни на что отец дал ему хорошее воспитание, да и в жизни Хейтон преуспел - свыше двухсот тысяч долларов в год в стремительно развивающейся компании.
Тем не менее, главная причина звучала так - отсутствие материнской заботы в детские и юношеские годы.
Воспоминания о последних двух заставили его поежится на дерматиновой обивке "Ле Барона". Канзас-Сити месяц назад, а еще за месяц до этого - Финикс. Две жемчужины. Образы - отчетливые, ослепительно белые, с синими венами, просвечивающими сквозь туго натянутую кожу - слились с журнальными картинками, и промежность обдало наркотическим жаром. Боже милостивый...
Сайсолагния. Это был клинический термин, хотя ему встречались и другие, более причудливые, как гравидофилия или майезиомания. Так называлось это сексуальное извращение. Стандартное определение?
"Сайсолагния: особый парафилический симптом сексуального фетишизма, включающий в себя острую эротическую одержимость беременными женщинами".
У Хейтона действительно был тяжелый случай. Ни жены, ни маломальской подружки. Для него сексуальное удовлетворение было невозможно без запретных и явно аномальных деталей.
Женщины должны были быть беременными...
И их никогда не было много. В стандартном районе красных фонарей встречались одна-две беременных проститутки из ста. Но чем ниже шансы, тем приятней успех. Да...
Они должны были быть беременными.
Занимаясь самоанализом, Хейтон всегда приходил к выводу, что он не такой уж и плохой человек. Ради бога, я же не ворую детей и не подбираю на машине маленьких мальчиков. Не насилую женщин под дулом пистолета. Не граблю банки и не убиваю людей. Я всего лишь "снимаю" беременных проституток, причем с взаимной выгодой. Что тут плохого? Никто от этого не страдает...
Подобная аргументация помогала ему не чувствовать себя полностью аберрантным. Его "улов" всегда был скудным, и поход часто заканчивался разочарованием. Но всегда присутствовало необъяснимое щекочущее чувство, что в любой момент из-за угла или из переулка может выйти подходящая женщина. Та единственная сияющая иголка в стоге человеческих отбросов.
Небо уже почернело, и давило своей массой на натриевую дымку. После очередного разворота у Хейтона чуть сердце не выпрыгнуло из груди, когда он заметил вдали "правильный" силуэт.