Изувеченный Барон — страница 13 из 57


Едва бьющееся в конвульсиях безголовое тело коснулось земли, похищенные девушки смогли чуть лучше разглядеть своего спасителя — благодаря Воле сверкающего в ночи подобно спустившемуся с голубых небес мотыльку, — смуглая красавица ошеломлённо вскрикнула. С трудом отцепив удерживающие руки подруг, она поднялась на ноги и, покачиваясь, зашагала к рухнувшему на колени Ланнарду. Вцепившись окровавленными руками в ворот рубахи, он смотрел побелевшими зрачками на далёкую луну и застыл, словно каменное изваяние.


Обняв Белого Барона за плечи, южанка прижала его лицом к груди и, покачиваясь, начала напевать колыбельную. Словно они вновь вернулись в детство. И не было чудовищного предательства и долгих лет, последовавших за ним унижений. Словно они снова оба верили в то, что мир был добрым и ласковым местом. Узнав голос, Ланн пришёл в себя и, тепло улыбнувшись, прошептал имя:


— Бала?


— Теперь меня называют иначе, — прекратив петь, тихо ответила девушка, после чего раздался её грустный и мелодичный смех, совершенно не подходящий этому мрачному месту.


— Хорошо. Всё это к лучшему. Значит, я не знаю тебя, дочь трактирщика, и не знал никогда, — немного помедлив, ответил барон и, оттолкнув девушку, наконец, крепко встал на ноги. Его лицо вновь привычно заледенело, и он скомандовал: — Помоги подружкам, нам нужно возвращаться. Ваш хозяин жив, и если мы поторопимся, вы сможете увидеться с ним уже на закате следующего дня.

* * *

Гружёные телеги двигались лишь немногим быстрее пешего путника. Несмотря на все возражения Борислава, что мигом очнулся при угрозе своему имуществу, наименее ценную часть груза с повозок пришлось оставить, чтобы облегчить ношу бедных лошадок. Цокот копыт постепенно становился тише, а эхо ржания перестало гулять по холмам. Чем больше они отдалялись от Равен, тем сильнее менялась окружающая местность. Сказывалось влияние находящейся неподалёку необъятной Чащи, вдоль которой бежал тракт. Холмы и ущелья уступили место бескрайней степи, воздух гудел от крупных, назойливых насекомых и запаха диких трав.


Последнее Айра особенно беспокоило. В некоторых местах сухая, оставшаяся с прошлого года поросль достигала в высоту роста взрослого мужчины, служа исключительно хорошим укрытием. Сказывалась близость Чащи — даже лопухи здесь были такими здоровенными, что одним листом можно было подтираться неделю, а подорожник наверняка мог исцелить все виды хворей, включая бесплодие и трисичуху.


Ещё ему не давало покоя небо. С юго-запада в их сторону двигались низкие, свинцовые тучи. Они выглядели так, словно вот-вот Бог-Воин золотым копьём пронзит хляби, и их содержимое рухнет на землю холодным весенним дождём. Он смоет следы и лишит похищенных остатков надежд на спасение. Айр не был мстительным парнем и отвергшей его Марте зла не желал, искренне надеясь, что белобрысый берсерк её всё же вскоре отыщет и вместе с девушками нагонит их караван. Пусть даже это снизит его собственные шансы на успешный побег.


Темнота опустилась, когда тяжёлые тучи, словно орда варваров, закрыли собой солнце. Айр к этому времени ехал в открытой телеге, не спуская цепких зелёных глаз с серо-чёрных небес, где виднелись редкие, но яркие вспышки зарождающихся молний. А затем хлынул тоскливый и холодный дождь. Караванщики уже были к этому готовы. Повозки встали, лошадей поспешили накрыть попонами, а люди попрятались в телеги, натянув поверх груза полосы тёмной, промасленной ткани. Вонь и теснота были меньшими неудобствами, чем возможная лихорадка.


Гвардеец тоже не горел желанием казать нос под струи ливня в такую погоду, но в перерывах между могучими раскатами хохота Бога-Воина, что озарял своим гневом весь небосвод, зеленоглазый слышал едва ощутимый, мучительный плач. Привыкший полагаться на свои инстинкты, парень не медлил — едва призрачные голоса показались ему громче и ближе. Откинув в сторону ткань, он выпрямился во весь рост и заметил причудливые и ужасающие тени, пикирующие на караван с неба.


Предупреждающий крик Айра был заглушён раскатами грома и шелестом ливня. Схватившись за копьё, парень крепко сжал короткое древко и, прицелившись, отправил его в полёт. Гвардейцев не обучали метанию копий — их задача была биться в плотном строю, но благодаря ветерану-сержанту боевой арсенал зеленоглазого был богат на различные солдатские ухватки, которым старик его натаскал. Снаряд вонзился Певунье прямо под левую грудь и наполовину пробил изящное тело, которое грузом плоти и перьев сразу же рухнуло вниз.


Но ещё три её товарки в это время опустились на лагерь. Писарь, что прятался в той же повозке что и гвардеец, услышал предупреждающий крик и вылез посмотреть, что происходит. Это его и сгубило — серповидные когти с хрустом пробили мясо под обеими ключицами, а затем хлипкого мужичка Певунья вздёрнула в небо. Их голоса слились в унисон тоскливым и протяжным криком, когда на высоте в пару десятка метров она стряхнула разбойника с когтей, отправив навстречу смерти.


К этому времени весь лагерь уже был на ногах. К удивлению Айра, разбойники не ударились в панику и поспешно натягивали на луки спущенную от дождя тетиву, в то время как сам гвардеец, схватив топор и отбежав от повозки, молотил им об стальную окантовку щита, чтобы отвлечь внимание птах от остальных. Сие действо у него удалось с гораздо большим успехом, чем он рассчитывал.


Поговаривали, что ярый Бог-Воин для развлечения метает в землю свои небесные копья, но иногда примечает особо доблестных воинов, закованных в броню, что ненароком дерзнули бросить ему вызов. Вот и сейчас железный гвардеец привлёк его взор. В момент, когда сразу шесть Певуний, закружив ураганом, ринулись вниз, небо над их головами разорвалось ослепительной вспышкой. В последний момент, осознав, что грядёт, Айр метнул свой металлический шлем высоко в воздух и упал оземь.


Грозовой разряд пронзил атакующих чудовищ и с ворохом расплавленных искр угодил точнёхонько в каску. На пару бесконечно долгих секунд гвардейцу показалось, что от гудящего удара он оглох и ослеп. Как-то раз он получил копытом в лоб от коровы за излишнее любопытство, но даже тогда в голове меньше гудело. Сверху его осыпало облаком жжёной чешуи и рухнувшей парочкой всё ещё содрогающихся в агонии, обожжённых летучих монстров.


Когда Айр наконец-то смог прийти в себя и выбраться из-под вороха трупов, гроза уже прошла стороной, а взгляды вооружённых людей были направлены на него. Даже ларийский маг выглядел поражённым увиденным — благая Богиня-Мать всегда была более мягче к детям своим, чем суровый и безжалостный Воин, чьи силы дерзнул использовать зеленоглазый. Бандиты же и вовсе взирали с суеверным ужасом. Расправив плечи и отряхнув с нагрудника гарь, Айр вернулся к телеге и, запрыгнув, кивнул Азату на труп рухнувшего с небес Писаря — тому не повезло приземлиться на оглоблю, которая пронзила его тело насквозь.


— С ним можешь что-нибудь сделать?


— Только сжечь, дабы не достался четвероногим или двуногим зверям, — певучим голосом ответил лариец, в котором сквозило искреннее любопытство. — Скажи, человек, как ты сделал сие? — кивнул он в сторону груды обожжённых небесным светом Певуний.


— Бог-Воин не за дерзость карает, он просто не любит металл, — пожав плечами, поделился житейской мудростью Айр, в очередной раз удивившись, сколь много успел узнать от усатого сержанта.


— Слава Трёхликой, что её слёзы не успели пропитать эту пустынную землю, иначе хитрость стоила бы тебе жизни, — неожиданно тепло ответил лысый книжник и похлопал Айра по плечу.

* * *

На ночь было решено поставить лагерь. Палатки сгорели ещё во время прошлой ночёвки, но, чтобы не привлекать внимания, коротать тёмную пору люди решили в телегах, не зажигая костра. Айр расставил смены, сторожить будут парами. Гвардеец не слишком доверял разбойникам, так что озаботился, чтобы вместе со “свободными охотниками” на посту был кто-то из его отряда. Себе парень взял самое тяжёлое время — перед рассветом — и, закончив со всеми делами, погрузился в чуткий, наполненный вязкими кошмарными образами сон.


Толчок в плечо стал для него настоящим спасением из смертельно холодного и глубокого океана кошмаров, в которых он пробарахтался всё время своего отдыха. Смахнув со лба выступивший пот, зеленоглазый достал флягу с водой, жадно напился, а затем наконец посмотрел на разбудившего его человека. Это был Азат Бдение. Лариец уже отстоял свою смену, но выглядел свежим — наверняка лучше, чем сейчас Айр. Во всяком случае, его гладкая лысина бодро блестела, отражая свет полной луны, а на лице молодого парня была широкая, дружелюбная улыбка.


Усевшись неподалёку, он запустил руку в свой алый балахон, сейчас изрядно запачканный дорожной грязью, и извлёк мешок с чем-то весьма аппетитным, судя по запаху. Копчёно-вяленое мясо было нарезано длинными тонкими полосками и изрядно приправлено какими-то незнакомыми специями. Распахнув мешок, лысый книжник положил его между собой и Айром, после чего предложил:


— Угощайся. Мне в дорогу мать приготовила. У вас таких рецептов не знают, да и травы нужные не растут.


Айр, ничуть не скромничая, запустил руку в мешочек и вскоре захрустел угощением. Сначала почти дубовые волокна казались безвкусными, но сквозь соль и обжигающую, бодрящую остроту постепенно проявлялся богатый мясной вкус. Не лучшее угощение для званых пиров, на которых гвардеец никогда не бывал, но незаменимый перекус в дальней дороге.


— Чего тебя дёрнуло отправиться в наши края, лариец? — тщательно прожевав и проглотив пищу, поинтересовался Айр. — Ради денег? Разве стоят они таких рисков?


— Денег? — Азат рассмеялся и потер гладкую лысину. — Нет, друг мой, деньги для нас служат лишь мерилом проявленного уважения к нашей Леди. Но никто из Храма не возьмётся за ту задачу, что Ей противна, сколько бы золота нам ни предлагали.


— Говоришь так, словно с Девой или Матерью лично знаком и знаешь, что им любо, а что противно, — скептически пожал плечами зеленоглазый. Он не слишком верил в богов.