Царапины и усталость накапливались, к тому же глубокие раны, оставленные Люгером, он запустил, отчего те воспалились и стали гнить. На этот раз ему грозило не какое-то жуткое потустороннее проклятие — получившая сонную трёпку аметистовая тень к нему не возвращалась. Но и вполне понятная человеческая гангрена могла доконать не хуже чародейской хрени. Лекари делали пугающие прогнозы, но, к счастью, он вспомнил про волшебные травки Чащи, о которых упоминала Киса. Стоило ему только попросить о помощи, как девушка бойко принялась за лечение, и всего за одну ночь ему стало значительно лучше.
Кисе и Малышу посчастливилось пережить бойню первого дня, но они потеряли в ней почти половину всей банды. И, несмотря на внешнюю весёлость, конопатая бандитка всё ещё не опомнилась от произошедшего — она, словно гневная фурия, взыскивала кровавую дань в каждом бою, пытаясь забрать несколько десятков врагов за каждого из павших парней, но по ночам частенько плакала, когда считала, что её никто не слышит. Однако у Айра был отличный слух, да и Шейл проявлял нетипичную для него мягкость по отношению к бывшей бандитке.
Вторая стена, окружающая цитадель, была вдвое выше и втрое меньшей длины, чем первая, предоставляя куда лучшие возможности для обороны. На ней защитники встали насмерть, осматривая друг друга после каждого боя на наличие меток, но жуткого влияния владыки тварей из Лангарда пока больше не проявлялось. Нападения чередовались с рваными интервалами, иногда свежачкам приходила в голову отличная идея попытаться захватить стену в полночь, когда тучи закрывали луну, а ночное зрение давало им преимущество. Так что спали защитники урывками, прямо тут, у основания укрепления, в спальных мешках и палатках. Даже благородные — так как шагать до замка сил ни у кого не оставалось.
Когда вечером прошлого дня у Айра началась лихорадка, и он едва смог доковылять до палатки, Ланн первым забил тревогу, практически силком утащив друга в цитадель на попечение лекарей. Гвардеец понимал, что поступил очень глупо, озаботившись лишь тем, что остановил кровь и перевязал раны ног, но он просто не мог себя заставить выйти из боя, оставив это другим. Люди и так держались из последних сил — с времени падения первой стены они потеряли ещё почти пятьдесят человек, и сейчас численность гарнизона составляла лишь половину от того числа, что было на начало осады. Каждый приступ уносил сначала по десять — пятнадцать жизней защитников, но постепенно люди учились, адаптировались и сражались всё лучше.
Сейчас на стенах уже не осталось новобранцев — суровый закон выживания забраковал всех, кто проявлял слабость. Вторую стену обороняли полторы сотни ветеранов, у каждого из которых на счету уже была парочка чудовищ Лангарда. Они сражались слаженно, держали строй и почти не допускали ошибок. А потому и потери значительно сократились — в последнем ночном бою они недосчитались лишь троих. Но все понимали, что это начало конца, начало агонии. Ещё два — три десятка убитых — и вторую стену придётся сдавать и отступать в цитадель. Айр боялся того, что это произойдёт, пока он валяется в кровати. Отупляющее отчаяние медленной удавкой ложилось на горло, ведь замок продержится ещё меньше.
Когда Киса вышла из его комнаты, он натянул портки с рубашкой и выглянул из небольшого оконца. По внутренней площади цитадели за толстыми, наглыми гусями бегали дети, женщины стирали бельё, а из пекарни доносился запах свежего хлеба. Словно последние пять кровавых дней ему просто приснились. Ланн подошёл ближе и успокаивающе положил руку ему на плечо:
— Отдохни один день, мы удержим стену, даю слово.
— А что дальше, милорд? Сколько мы ещё продержимся? Неделю? Две? Наша цель — удержать крепость до прибытия союзных сил. Но где армия Её Величества? Где баронские дружины? Я ежедневно лгу солдатам, что они спешат нам на помощь, но мы ведь сами этого не знаем наверняка. С учётом того, что на Хардебальда и вашего отца были устроены покушения, вполне возможно, форт Равен никто и не собирается спасать. Я — солдат. Буду сражаться до самого конца, что бы ни произошло. Но обычных людей жалко. — Айр крепко сжал в руках деревянные створки, заметив испуганное лицо какой-то кухарки, проходящей мимо, и поспешил их захлопнуть, повернувшись к Ланну лицом.
— Если бы была возможность спасти из крепости всех и остаться вдвоём, тебе бы стало спокойней? — поинтересовался Ланнард.
Айр насторожился, в глазах друга промелькнула та самая искра, с которой он предлагал совершенно все свои самоубийственные планы. Так что гвардеец поспешил сложить руки в отрицательном жесте:
— Из крепости уже не выбраться, это во-первых. А во-вторых, свежеватели перехватят любых беглецов ещё до переправы. Ну и последнее, оно же главное — мне умирать как-то не хочется, даже вместе с тобой.
Ланн весело рассмеялся. Айр выдохнул, похоже, это была всего лишь очередная несмешная шутка. Стоило гвардейцу присесть на край кровати и вытянуть ноги, как издалека послышался рёв тревожного рога, возвещающего о начале очередного штурма. Ланн сразу же подобрался и бросился к двери, напоследок воскликнув:
— На стену не суйся, а то наша дикая кошка, чего доброго, тебя и впрямь подстрелит!
Оставшись один, Айр уставился на свои кулаки, сжатые до побелевших костяшек. Последний месяц его жизни всё перевернул с ног на голову. Он никогда не любил драться, несмотря на свои габариты, прибегая к этому аргументу лишь тогда, когда других вариантов не оставалось. Но сейчас близился час сечи, безжалостной и смертельной. И ему бы радоваться, что хоть на день есть возможность этого избежать. Но нет, его мелко трясёт от звуков рога, инстинкт зовёт в бой, а тревога за товарищей не даёт сомкнуть глаза, а всё вокруг кажется пустым, безжизненным и даже пресным. Похоже, он, как и Ланнард, уже искажен этой войной. Образом жизни “на острие”. Этот день рискует стать для него почти бесконечным. Надеясь, что это принесёт хоть какое-то облегчение, Айр неспешно принялся снаряжаться в броню, просто так, на всякий случай.
— Ветер лови! Запад, три пальца! Жди команды! — рёв Малыша прокатился по выстроившимся на стене лучникам.
Всего шесть десятков стрелков, из которых только дюжина были достаточно опытными, чтобы бить на максимальную дистанцию. Остальные — крестьянами, что раньше в руках лук держали лишь для охоты, и то куда более слабосильный, чем длинные луки, что выдали им в оружейной. Их и натянуть-то на полную требовалась недюжинная сила.
Время опытный атаман подобрал верное, до подхода свежачков на рубеж первых вешек оставалось десяток вдохов. Достаточно времени, чтобы успеть прицелиться, но руки устать не успеют. Первый залп — всегда самый результативный, впечатляющий дебют любого сражения. И разыграть его правильно — это задача, возложенная на командира стрелков.
— Рви тетиву! — он рявкнул команду, когда ноги первого врага пересекли незримый рубеж в пятьдесят метров до стены.
Довольно значимое расстояние для прямого выстрела. Помогало то, что они били с возвышенности, по заранее пристрелянным зонам. Целиться было особо не нужно, твари катились волной, пока что в полном молчании. Скитальцы, как всегда, держались далеко позади, они пойдут в бой только, когда обычные бойцы смогут отбить небольшие плацдармы на стенах. Оперенная смерть рухнула вниз, начисто выкосив первый ряд нападающих. Свежевателей это, разумеется, не остановило, они либо подхватывали трупы и прикрывались ими, словно щитами, либо попросту затаптывали в кровавую кашу, стремясь скорей добраться до стен.
Мгновение спустя воздух с гудением разорвало изумрудной вспышкой. Окружённая зелёной аурой стрела была выпущена с вершины надвратной башни. Обгоняя сам звук, она молнией пронеслась над рядами нападающих и со смертоносной точностью пробила навылет середину груди Скитальца, показавшегося из-за линии первой стены. Мерзкую тварь от следовавшей ударной волны почти разорвало на пару частей — этот выстрел у Граденса удался особенно хорошо. Если бы все его ребята могли стрелять, как его Светлость граф, они бы первую стену не потеряли — вряд ли хоть кто-то из тварей вообще смог бы до неё добежать.
— Второй залп и в укрытие! — рубанул Малыш рукой воздух.
Свежеватели снизу потянулись за луками, пытаясь на бегу выцелить кого-нибудь из защитников. Они били снизу вверх, люди были в надёжном укрытии каменных зубцов, а луки северных тварей были не в пример хуже. Но всё же свою дань собирали — несколько человек осело на камни, пропитавшиеся кровью за последние дни. Вверх полетели канаты, свитые из толстого и крепкого волоса — их почти невозможно было перерубить. Малыш выглянул из укрытия, оценил обстановку и отдал команду:
— Третий и отходим!
Вновь вниз полетели стрелы, в это утро они были ещё точнее, чем вчера. Шесть десятков тварей отправились в бездну, так и не добравшись до укреплений. А затем лучники побежали во внутренний двор, а их место заняли ополченцы в тяжёлой броне. Обычно так снаряжают лишь королевских гвардейцев, но Филиш Брасс решился выдать воинам всё, что находилось в оружейной Хранителя Севера, который за долгую жизнь собрал богатую коллекцию брони и оружия. Все эти сокровища сверкали в руках вчерашних крестьян, а сейчас — славных воинов, гордых защитников форта Равен.
Стоя в плотном строю, бойцы коротко разили, едва голова врага показывалась над кромкой стены. Для них это уже стало привычным, а счастливое мирное прошлое — воспринималось как покрытая туманами грёза о мире, что был, но ушёл и, возможно, никогда не вернётся. А потому у них не осталось сомнений и жалости. Даже иссушающий душу страх куда-то исчез — если постоянно чего-то сильно бояться, со временем ты к этому привыкаешь. Так, избавляясь от примесей в пламени горна, железо превращается в сталь.
Второй ряд прикрывал бойцов сверху щитами от стрел, а позади, из внутреннего двора, над их головами навесом продолжили стрельбу лучники Малыша. Сейчас они били вслепую, но на той стороне стены набилось столько мерзких уродов, что промахнуться было почти невозможно. Первые пару минут это было скорее похоже на скотобойню. Свежеватели не могли занять даже небольшой пятачок на вершине — их рубили на части, накалывали на копья и скидывали вниз по стене.