онь охотника, вышедшего на след крупного зверя. Рука нетерпеливо взметнулась и отряд, настегивая коней, рванулся вперед. Однако скоро стемнело и кони сбавили ход. Всю ночь двигались по едва угадываемой дороге. Спешащая на отдых луна серебрила траву, безразлично взирая на ползущую по земле темную массу степняков. К веси подъехали в предрассветных сумерках. Всадники, подремывали. На дорогу не глядели, кони сами держались плотным табуном, а направление и скорость задавали едущие впереди. Въехав на пригорок, Аман-Гельтулей приподнялся в стременах, повел головой из стороны в сторону. Небо стремительно светлело и впереди обрисовались невысокие домишки небольшой, обнесенной оградой веси. Над домами начинали струиться редкие дымки. Гельтулей оглянулся и указал хану на просыпающееся селенье. Радман тоже привстал, то ли пересчитывал дома, толи разглядывал спускающуюся к ограде дорожку. Закончив осмотр, потянул из ножен старинный клинок. Небрежно ткнул им в сторону домов и отряд сорвался с места. Лава всадников, с каждым мгновеньем наращивая скорость, неудержимым потоком полилась по склону. Топот копыт слился со свистом и яростными криками. Жуткий вой, обогнал стаю степняков, пронесся вперед и резанул по душам селян. Весь замерла на тот краткий миг когда каждый вдруг ощущает, что радость кончилась и пришла беда. Детишки, высыпав из домов, бросились кто куда, но рев могучего чернобородого мужика заставил сбиться в кучку. Несколько мальчишек повзрослей подхватили младших за руки и припустили мелкими ватажками к лесу. За несколько мгновений до того как первые всадники достигли околицы, к ограде у крайних домов рванулся распоясанный мужик с бревном на плече. Стайка стрел прошмыгнула мимо и зарылась в пыли. Бегущий споткнулся, пробежал несколько шагов боком, но выровнялся и уверенно забросил бревно в развилки крайних столбов. Едва успел налечь всем весом на запор, как перегородку тяжело тряхнуло. Несколько лошадей, ударились грудью, потеряли всадников и осели на круп. У прохода возникла сутолока, кто-то валился на землю, попадая под копыта разгоряченных коней, кто-то пытался перескочить через препятствие, но лишь добавлял толчеи. Мужик же развернулся к вылетевшим из седел и только тут стали видны застрявшие в теле стрелы. Обламывая древки, он рванулся к ближайшему степняку, ухватил за голову, вывернул назад и ударом колена подбросил степняка вверх. Не глядя на безжизненное со сломанной шеей тело, развернулся ко второму, что уже поднялся и выхватил клинок. Бросил быстрый взгляд на лес, успел увидеть детишек, подбегающих к деревьям и неловко увернулся от удара. Лезвие полоснуло по груди, однако, мужик привычно сграбастал степняка и сунул в брюхо его же саблю. Кочевник схватился за торчащее из живота лезвие, выпучил глаза и не в силах вздохнуть, захлопал ртом. Макуха еще раз оглянулся на опустевшую опушку, перевел взгляд на грудь. Из сеченой раны белизну рубахи заливало красным, а сбоку уже блеснула кривая отточенная смерть. Широкий взмах и... русая голова слетела с крепких плеч. Обезглавленный сделал шаг и повалился на убийцу. Тот отшатнулся от тела, вгорячах пнул труп и бросился к коню. Перегородку, давшую селянам несколько лишних мгновений, уже выбили и, за ограду хлынули разъяренные всадники. Старая Осина-Травница, еще до атаки степняков, почуяла неладное. Быстро глянув на белоголового мальчонку, ходившего в учениках, прислушалась к чему-то и подалась из избы. Уже в дверях услышала яростный вой. Обратив на звук слезящиеся глаза, заметила надвигающуюся на весь беду. Замерев, видела как у ограды погиб Макуха, внучатый племянник, первым встретивший ворогов. Обернувшись к выскочившему следом мальцу, указала глазами на узкую тропку меж лопухов и необыкновенно спокойным голосом приказала: - Лети, Ратиборушко, до оврага, а там в лес. Лети, милый, обгони смерть. Властный жест старухи сорвал пацана с места, а Осина-Травница зажав в сухом кулаке оберег Рода, медленно пошла навстречу ворвавшимся в селение кочевникам. Видела выбегающего плотника Корнила, снующих меж домов Кочевников и остановившегося у ограды Хана с телохранителями. Радман неподвижно сидел в седле. Только черные глаза рыскали по деревне, выхватывая отдельные куски боя. Совсем рядом, из дома выскочил селянин с плотницким топором и бросился на всадника, небрежно поигрывающего клинком. Чогыр ловко отсек руку попавшемуся на пути мужику. Осадив коня, развернулся на месте и ощерил в улыбке ровные белые зубы. - Эй, урус, зачем хороший топор бросил? Бери, драться будем! Корнил не глядя на брызжущую кровью культю, оценил расстояние до топора и, вытянув уцелевшую руку, бросился к оружию. Степняк вновь показал ловкость. Едва топорище оказалось в руке, свистнула кривая сабля и вторая рука упала под тяжелые копыта. Сбитый конем селянин неуклюже забарахтался в пыли, пытаясь подняться. Кое-как взгромоздив тело на колени, снова увидел довольный оскал степняка. - Эй, зачем опять бросаешь? Драться надо, да? Теперь в зубы бери! И тут Корнил закричал, дико, безысходно. Щеки, с восьми лет не видавшие слез, заблестели крупными каплями. Поднявшись с колен, шатаясь пошел на всадника. Пыль, вокруг него, темнела от брызг крови и скатывалась в тестообразные сгустки. Сквозь шум набега опять пробился насмешливый голос: - Эй, какой глупый урус, когда меня видишь убегать надо! Степняк заметил, как раненного качнуло назад, и двинул коня к нему. Поравнявшись, все так же улыбаясь, с силой пнул в серое от пыли лицо. - Собака урус! Куда идешь? Ползать надо, когда перед тобой батыр! Белозубая улыбка не сходила со скуластого лица, пока безрукий снова не поднялся на ноги. Чогыр хотел сказать что-то еще, но еле живой мужик вдруг рванулся и укусил его коня за губу. От дикой боли жеребец взвился на дыбы и сбросил седока. Корнил качнулся к упавшему и, от всей души, влепил ногой по растерянной скуластой морде. Однако, силы уже покинули тело и он повалился на землю. Сквозь пыль проступила смертельная бледность. Яростный удар поднявшегося Чогыра рассек спину упавшего. Наспех отерев рожу, степняк взобрался на коня и спешно огляделся. Перед домами по всей улице темнели окровавленные тела. От крайней хаты тащили девку в разорванной одежде. У дальних домов десяток всадников окружил двоих мужиков с вилами. Рядом с ними несколько лошадей дергались в предсмертных судорогах. Тут же валялись неудачливые седоки. Прочие, не решаясь подойти, уже выдергивали из колчанов короткие луки и спешно накладывали стрелы на тетиву. Остальная масса степняков металась от дома к дому, забегали в двери, кого-то рубли на месте, кого-то, под крики и стоны, выволакивали наружу. Ставили на колени, задирали голову вверх и, вставив острие в рот, вбивали клинок на две трети. Бросив корчащееся тело, деловито устремлялись к следующему дому. Чогыр оглянулся в поисках подходящего дела, заметил у ограды хана. Тот, в окружении охранников, надменно наблюдал за происходящим. Встретив взгляд воина, Радман коротко повел рукой, приглашая батыра показать свою удаль. Чогыр лихо поднял коня на дыбы и красивой рысью устремился к дальним домам. У приземистой избы заметил бледную как полотно старуху, что шла прямо на него. Пришпорив коня, занес саблю и с гиканьем помчался на Осину-Травницу. Молниеносно преодолев разделяющее их расстояние, привстал в стременах. Точеный клинок уже сорвался вниз, когда костлявая длань Осины взметнулась навстречу. Череп старухи сухо лопнул под ударом и... в этот момент Чогыр увидел черноту. Слепота, посланная проклятьем, обрушилась мгновенно и оторопевший степняк не успел остановить скакуна. Конь на полном скаку прошел вплотную с избой ведуньи. Жердь для просушки рогожи выбила красивые белые зубы и, проломив шейные позвонки, выдернула Чогыра из седла. Повисшее на жерди тело дернулось и замерло в двух локтях над землей. Из безжизненной руки выпала гордость Чогыра - дорогой дамасский клинок. Полуприкрытые глаза Корнилы видели как блеснула упавшая сабля. Вместе с последними каплями крови, жизнь вытекала из безрукого тела, но губы, разбитые сапогом степняка, в последний раз улыбнулись: - Что ж ты, батыр, сам клиночки роняешь... Светозар выскочил на шум позже всех. Сон, сморивший после долгой охоты, не дал услышать первые звуки набега и он вывалился в самую гущу боя. На его глазах упали истыканные стрелами Борун и Дубыня. Напротив соседского дома, между степняцкими конями метались дети Рощака. Сам Рощак, с разрубленным затылком, ничком лежал на задушенном в медвежьих объятьях степняке. Еще пара смятых трупов валялась неподалеку. Кочевники кружили вокруг детей, что отчаянно уворачивались, ныряя под брюхо лошадей. Суматохи добавляли кони с опустевшими седлами. Охотник метнулся к оставленной у двери рогатине. Стрелой преодолев десяток саженей до Рощаковского двора, сходу пробил хребет одного из всадников, укрылся под падающим телом и из-под него вспорол грудь другому. Оттеснив детей в проем между домами, двинул рогатиной по кругу и рассек морду лошади. Седок, под дикое ржание, вылетел из седла и был мгновенно приткнут к утоптанной земле. Только тут беспорядочно толкущиеся степняки разглядели неожиданную помеху и ринулись на селянина. Завязалась ожесточенная круговерть. Ловкий мужик всякий раз успевал поднырнуть под оскаленные конские морды, нанося удары по лошадям и всадникам. Кони визжали, пятились и падали, мешая друг другу в тесном проходе. Улучив момент, Светозар оглянулся. Трое Рощаковских детей вжались в стену конюшни, что соединяла два соседних дома. Глаза с ужасом смотрели на кровавую сечу, но никто не пытался вырваться из бревенчатого тупика. - Бегите, - рявкнул Светозар и сноровисто впихнул рогатину под подбородок ближайшего всадника. Изготовившись встретить еще четверых, уже не оглядываясь проревел: - На кровлю! Быстро! И в лес! Наотмашь рубанув по коленям лошади, обратным махом рассек шею потерявшему седло воину и длинным выпадом достал живот еще одного. Снова оглянулся. Дети тщетно пытались заползти на крышу. Силенки, вымотанные беготней, подводили и ослабевшие руки срывались с гладких бревен. Светозар встретил обреченный взгляд трех пар глаз. Уже с малолетства каждый знал, что лучше смерть, чем живьем в руки кочевников. Все трое, вжались в стену, не дыша смотрели на последний бой дядьки Светозара. Видели как тот пытался расчистить дорогу к бегству. Как свалив еще двоих, завертелся между кочевников, но прыти не хватало. Уже не один ятаган задевал плечи, руки, спину. Рубаха повисла красными клочьями, но охотник все еще держался на ног