ывали повод, а глаза уже скребли истертую кольчужными плечами дубовую ляду. Еле удерживаясь, чтобы не поскакать вприпрыжку, поправил перевязь с мечом, согнал с лица счастливую улыбку и степенно, потихоньку толкнул дверь. В журке все было по-старому. Сидящие, за негромкими разговорами, неторопливо губили питейные запасы хозяина, изредка оглядываясь на гогот компании, собравшейся вокруг Мокши. Эрзя был тут же, по обыкновению дремал, привалившись к стене и, лишь изредка вставлял словцо в складные прибаутки друга. По соседству расположились Сухмат с Рахтой и тихим северным колдуном прижившимся в их доме. Льок сутулился над кружкой, которой маленькому шаману хватало на весь вечер. Одним ухом слушая разговоры, он что-то шептал себе под нос и забавлялся с забредшим на стол тараканом. То заставлял бегать вокруг своей кружки, то петлять между кружками Сухмата и Рахты. Заметив усача, в очередной раз несущегося между рук, Рахта сдул таракана на пол и зло зыркнул на скуластого Льока. - Ты че, колдовать сюда пришел? Тут тебе не дома! Тут тебе благородная и почтенная журка. Уймись, не то сейчас вторую порцию налью! Льок испуганно закивал и уткнулся сплюснутым носом в кружку. Припомнив, как однажды попробовал выпить все, что налили, вздрогнул, передернулся от жутких воспоминаний и прилежно отхлебнул. - Так-то лучше, - одобрил Рахта и снова прислушался к разговору за соседним столом. В этот момент взгляд Мокши наконец упал на вошедшего и полумрак корчмы протаранил его восторженный рев. - Ящер меня задери-прожуй-выплюнь, если это не борода Сотника. То-то у меня нынче весь нос исчесался. Хозяин! Не дай великим воинам умереть под твоей крышей от подлой жажды. Неси чем спастись друзьям славного Извека! - Ага, - поддакнул Эрзя, кивнув на дородного Мокшу. - А один великий вой еще и от голода пухнет! Извек качая головой направился к столу. Тут же на лавке обнаружилось свободное место, а над столом будто бы посветлело от улыбок, засиявших на суровых лицах. Не успел сесть, как посыпались вопросы: - Невесту себе не присмотрел? - Как оно там, на отшибах? Каковы бойцы? Не пора ли нам на покой? - Много ли привел? Водопад любопытства прервал рык Мокши. - Будя горланить, дайте человеку в кружку заглянуть. Чай с дороги, намаялся, проголодался, высох весь, как лист. Пущай брюхо расправит. А пока сами расскажите как тут у нас дела, да какие новости. Тут же, не дав никому рта раскрыть, пустился в привычные рассказы с пояснениями, не всегда совпадающими с правдой. - Значится так, - начал он. - Дела у нас тут как всегда неважные. Токмо соберешься поспать, как трубят в поход, а токмо захочешь поразмяться, так трубят, чтобы возвращались. Как ты уехал, с ног сбились, все мотались проверять примученные земли. Позже, то в Искоростень, то в Новгород, то к Чуди, по поручениям, шастали. Че-то у Владимира готовится несусветное, а че - никто не ведает .Ни те повоевать, ни те поспать спокойно не пришлось. Намедни, правда, повеселились. Услыхали, что в наших краях заблудился хазарский отряд. Мы на коней. Выдвинулись, что осенний ветер, быстро, могуче... только не в ту сторону. Пока разворачивались, да зимними волками по округе рыскали, повстречали бродягу. Тот, дурья башка, брякнул, будто видел в полудне оттедова отряд. Мы туда. По пути нашли телегу с бочками. Вокруг - никого. Мы спросили - нам дали, ну, мы дальше. К ночи углядели блеск на опушке леса, присмотрелись издаля, по всему - ворог, не иначе. Присмотрелись еще, ну ясное дело - ворог. Развертаемся в боевой порядок и, уже в темноте, атакуем... Мокша прервался, уткнув глаза в глубокую посудину, захлюпал пивом. Сидящие за столом щурились, едва удерживая расползающиеся щеки. Эрзя, не открывая глаз, поймал языком кончик уса, уложил на зуб и принялся медленно грызть. Сотник ждал, пока Мокша допьет, но тот, будто обзаведясь бездонной кружкой, все сопел, побулькивал, звучно глотал и причмокивал. Извек прожевал мясо и, потеряв терпение, постучал мослом по кружке Мокши. Рассказчик встрепенулся, словно очнувшись от сна, оторвался от питья и, как ни в чем ни бывало, уставился на друга. - Так дальше-то че? - напомнил Сотник. - Атаковали в темноте, ну и... - Ну и бились до утра! - отчеканил Мокша. - Че ж еще может быть?! Сеча была горячей и беспощадной... оружия наломали... Ты же нас знаешь! К утру, вокруг ни одного живого врага... - И дерева тоже! - тихонько проронил Эрзя и, над столом раскатился дружный гогот. Извек в сердцах плюнул и шутливо нахмурился. Опять в Мокшиной байке на ложку правды пришлось ведро кривды. Однако, когда смех стих, Эрзя терпеливо пояснил: - Там на опушке ярл Якун своих хлопцев искал, они в наших лесах дорог не знают, вот и заплутались. А тут конная атака. Ярл людей спешно в лес задвинул, и до рассвета сидел, пока Мокша с отрядом опушку от деревьев отчищал. Вылезли утром, вокруг древа и кусты едва не с корнем, Мокшины бойцы кто в ссадинах, кто в синяках, кто от усталости неживой. Над опушкой перегар такой, что мухи дохнут. Короче, повоевали. - Видать мало в телеге бочек было, - подытожил Извек. - Да и в каждой, небось на донышке. - Пустые! - махнул рукой Мокша. - Вот мы с досады и очумели... - Тогда надо здесь подмолодиться. - встрял из-за спины хозяин корчмы, протягивая очередной кувшин. - За возвращение! - донеслось из-за соседнего стола. Извек обернулся. Приложив руку к груди, благодарно кивнул Сухмату с Рахтой, мельком заметил как Льок со вздохом поднял чеплагу. Подмигнул маленькому ведуну, мол, ничего, привыкнешь. Загремели бадейки кружек, поднялись руки, плеснули янтарные брызги, заклокотало в горячих глотках. Вот и домой вернулся... мелькнуло в голове Сотника. Как говаривал Эрзя: без семьи, любая журка - дом. Разговоры потекли своим чередом и скоро большая часть новостей была рассказана и дополнена суждениями, как мясо приправляется душистыми травами и солью. Расходились затемно. Прихватив пару кувшинов на утро, Эрзя сграбастал Сотника и, убедившись что Мокша не отстает, направился из журки. - Завтра велено быть на дворе. Должно внимать заморским гостям, коих Владимир последнее время все более привечает. Видать снова будут про кресты талдычить. - И жить поучать. - добавил Мокша угрюмо. - А нам надобно сполнять и быть готовым. Сотник собрался было услышать, к чему надо быть готовым, но друзья умолкли до самого дома. Лишь завалившись на лежанку, Эрзя, уже засыпая, неохотно обронил: - Впрочем сам завтра узнаешь, на что покон менять будем... Извек приподнялся на медвежьей шкуре, но Эрзя уже размеренно засопел. Через пару мгновений к сопению присоединились вдохновенные всхрапывания Мокши. - Ну вот и поговорили. - вздохнул Извек опуская голову. Сон не шел. Непонятные слова друзей беспокойно копошились в голове, вызывая странное гадостное чувство.
Глава 4
Худо не тогда, когда все плохо. Худо, когда не знаешь как сделать лучше. Витим - Большая Чаша.
Остатки ночи прошли в беспокойном забытьи, когда всеми силами стараешься заснуть и только проснувшись, понимаешь, что все-таки спал. Первым, что услыхал Сотник, было беззлобное ворчание Мокши. Тот сидел за столом, подперев взлохмаченную голову широкой ладонью. Эрзя уже раздобыл где-то полдюжины яиц и, под мутным взглядом Мокши, копошился в поисках соли. Наконец соль отыскалась, и по столу громыхнули пузатые глиняные плошки. Длань Мокши, приглашая Извека к столу, описала в воздухе круг и остановилась на кувшине. Троекратно булькнуло. Эрзя сыпанул на стол горсть сухарей и, осторожно примерившись, пристукнул скорлупу. Отковыряв на вершинке яйца маленькую прорубь, присыпал солью и, закинув в рот сухарик, высосал содержимое. Долго с удовольствием жевал, и лишь проглотив, так же аккуратно взялся за пиво. Пил медленно, косясь то на неподвижного Извека, то на Мокшу, начавшего уже вторую кружку... Надрыв соседского кочета в мгновение ока снял всех троих с лавки и вынес на двор. К княжьему детинцу почти бежали, застегивая на ходу перевязи, одергивая рубахи и отдирая со штанов репей. Заметив толпящихся у ворот ратников, сбавили ход: вроде успели. Уже влившись в толпу, услыхали, как гуднул голос воеводы. На пятнадцатый удар сердца ровные ряды подчеркнули раздолье княжьего двора. Каждый замер, ровный как рубиль, грудь бочонком, лицо камнем. Воевода двинулся вдоль строя. Направляясь от ворот к детинцу, поглядывал в лица десятников, читал по глазам как по берестяным грамотам: кто с вечера перебрал, кто только по утру закончил, а кто уже успел подмолодиться кружкой-другой. Однако, видел, как харахорятся, напускают на рожи ярости, будто готовы в одиночку взять и Царьград, и свинарник деда Пильгуя. Хотя, любая собака знает, что Царьград взять легче. Завидуя успевшим опохмелиться, воевода закончил огляд и, крякнув, остановился у крыльца. Дверь распахнулась, по ступенькам сбежал гридень, что-то быстро шепнул и помчался к конюшне. Воевода же встрющил брови углом, свирепо зыркнул на дружину и зычно, с оттягом рявкнул: - Сра-авняйсь! Соколом смотреть! Пятый десяток, п-тичье вымя, скрыть Мокшу! Больно рожа красна! Мокша враз притопился в строю, на его месте зажелтели усы Эрзи и ряды вновь замерли в ожидании князя. Потекли долгие мгновения, в течении которых воевода три раза чесал в репе, четыре раза вытягивался как гусак и два раза оглядывался на двери. Заметив дремлющего Эрзю, лязгнул мечем в ножнах. - И не спать... п-птичье вымя! Внимать княжьим гостям, как батьке с мамкой! Гости, они - люди убогие, чуть что забижаются! От сей обиды несварение могет с ними приключиться. Что мне их, с княжьего пира, на себе во двор выносить? Эрзя с неохотой приоткрыл глаза, отрицательно помотал головой. На крыльце тем временем загрохотали сапоги. На свету показались четыре широкие морды княжьих гридней и две - приставленных к заморскому послу. Ощупав двор глазами, рослые парни остановились по обе стороны от двери, пропуская на солнце Владимира. Князь выдвинулся на крыльцо, повел плечами, будто долго пребывал неподвижным. В глазах дымка задумчивости. Видно встал рано или, обмозговывая государственные дела, еще не ложился. Когда дружина грянула приветствие, очи прояснились и он, улыбнувшись, поднял руку. В полной тишине зазвучал жесткий, с металлическим отливом, голос: - Пришла пора новых времен! А в новых временах со старым поконом оставаться неспособно. Будем жи