Из под чьей-то ноги с хрустом выломались камни, но дробный хруст тут же оборвался россыпь ушла к скальным клыкам на дне ущелья. Несколько мучительных мгновений тишины и... бой продолжился с прежней силой. Внезапно звон прервал смачный шлепок, будто в стену хаты влепили крупный сырой снежок. Другое тело проехалось по земле, вслед загремело выпавшее топорище. Верхняя губа Кощея брезгливо поползла вверх, лицо перекосила досадная гримаса. Нужды слушать больше не было. Уже и так знал, что поединок закончился. Сейчас быстро шаркнут подошвы сапог Сотника, коротко вжикнет лезвие Кладенца и дело завершит влажный хряп раскалываемого как орех черепа Бутяна... Бессмертный безнадежно покачал головой, стряхивая наваждение дальнего слуха. - Ну людишки, - простонал он, поднимаясь с причудливого каменного трона-языка. Жилистая длань устало потянулась ко лбу, пальцы собрали кожу на висках в складки. - Жалкие смертные! Все играют в старые бирюльки! Поединок... Честь... благородство... великодушие... Придурки! Пыль на сапогах времени! Бестолковые созданья, не замечающие горных хребтов поперек дороги, но спотыкающиеся на самом ровном месте! Пшено наивного Рода! Срань земли!... Бессмертный зло вздохнул и тяжело направился к столу. Наполнил алмазный кубок, медленно осушил до дна и, как огрызок, швырнул через плечо. Под потолком зала прозвенели колокольчики долгого звонкого эха. - Почему же в других землях, в самых поганых племенах, любой шакал знает, что честность - хорошее качество, когда все вокруг честные, а ты нет. Благородство - великая штука, когда среди благородных сам - подонок. И гордость хороша когда прочие у тебя под пятой! У нас же нет! Каждый лапотник едва морду от навоза ототрет, так туда же... Душа нараспашку, честь - всерьез, гордость - до кровавых соплей, благородство - хоть башку откручивай! Отступить - никогда! Кощей застонал, исполненный бессильной ярости. В сердцах смел со стола чаши и кувшины. - Ну ничего, скоро новая вера посшибет всю спесь. От раба божьего до простого раба шажок меньше пичужьего. Коли перед богом спину согнул, то и на колени встать недолго. А вот стоять на коленях придется долго... Ох как долго...
Глава 24
И рассвет с закатом дюже похожи, да за каждым слишком разное следует... Витим - Большая Чаша.
...Бутян проводил взглядом кувыркающийся в воздухе топор. Рука, не подводившая доселе ни разу, встретившись с тяжелым лезвием меча, почему-то подвела. Если бы не наруч с кованными пластинами, переломилась бы как прутик, несмотря на то, что меч пришелся плашмя. Был ли это расчет или ошибка русоволосого дружинника, рассуждать некогда. Молниеносно оценив ситуацию, Бутян собрался и метнул тело вперед. Быстрота, сноровка и тренированное тело не раз спасали его раньше. Пока противник радовался, увидав в руках у Бутяна сломавшийся меч или обрубок топорища, атаман живым вихрем врезался в грудь противника, и в мгновение ока ломал могучими ручищами неприкрытую доспехом гортань. Однако, на этот раз боги не были благосклонны к лихому батьке. Кулак Извека встретил его на полпути и, изменив направление броска, откинул Бутяна в сторону. Громыхнув спиной о камни моста, атаман привычно перекатился через голову и... ощутил, что твердь под ним кончилась. Носки сапог скребнули по отвесным валунам, руки судорожно растопырились в поисках опоры, а тело уже начало движение вниз. Перед мысленным взором Бутяна пронеслись пики камней, поджидающие на дне ущелья. Под ложечкой все сжалось в ожидании последнего полета, в конце которого смерть. Однако Ящер в этот раз чем-то отвлекся, а Перун видимо не спешил получить в свою дружину воина с лошадиным лицом. В последний момент руки Бутяна встретили опору, в виде нижней глыбы моста, и атаман повис над пропастью, как вяленый жерех над подоконником. Вверх, по источенным ветрами камням, тянулись белые полосы птичьего помета. Чуть сбоку чернели прутья брошенного гнезда, а сверху появилась голова удачливого противника. Синие как небо глаза округлились, но тут же прищурились, встретившись с яростным взглядом Бутяна. - Да, - протянул Сотник. - Видать Несреча тебе нынче. Хотя, нет! Все-таки Среча, потому как камни внизу еще чистые. - Проваливай! - прохрипел Бутян. - Дальше не твое дело. - Упрямый? - вздохнул Извек. - Ну, как знаешь, хотя, понимаю, сам такой: лучше смерть, чем милость. А жаль... Голова исчезла. Щелкнул брошенный в ножны меч, затихли быстрые шаги. Скоро от дальней стороны моста донесся утихающий перестук копыт и наступила тишина, нарушаемая лишь натужным дыханием атамана и посвистыванием ветра в скалах. Руки начинали неметь, особенно правая, отсушенная ударом. Бутян понимал, что если будет продолжать висеть, встреча с камнями - лишь вопрос недолгого времени. Пора выбираться. Он постарался покрепче утвердить не пострадавшую руку. Осторожно отцепил правую, опустил, потряс, восстанавливая кровоток. Когда начал ощущать содранные в кровь пальцы, вернул руку на место, уцепился покрепче и повис, приводя в порядок левую. Глаза тем временем спешно ощупывали камень в поисках удобных зацепов. Как назло, в досягаемости обнаружилось лишь несколько глубоких вертикальных щелей, в которые пролезала вся рука целиком, да дыры брошенных гнездовий, с мусором и трухой, грозящей осыпаться при первом прикосновении. Подтянув тело вверх, Бутян втиснул предплечье в трещину и заклинил его, покрепче сжав кулак. Перевел дыхание, зашарил над головой свободной рукой. Тщетно. Голый камень лишь изредка выступал чешуйками не толще пальца, которые отслаивались и ломались, не выдерживая тяжести окольчуженного воина. Надежда на спасение уже сделала первые шаги прочь, но помедлила и в сомнении оглянулась. Бутян попытался забросить ладонь в дыру гнезда, но едва не потерял единственную опору. Из горла вылетел рык. По внутренностям пополз ледяной змей страха и досады. Мечты, что лелеял в последние годы, растворялись зыбким туманом. Видно не дожить ему ни до старости, ни до внуков. Дыхание вырывалось со стонами. Он посмотрел на оскалившееся камнями дно ущелья, терпеливо поджидающее добычу в голубой дымке. Среди гранитных клыков то ли привиделись, то ли действительно лежали белые, отполированные дождями кости. В голове промелькнула злая мысль: не дожидаться, когда руки ослабнут окончательно и он бессильно полетит вниз. Не лучше ли оттолкнуться и самому сделать рывок в объятия смерти. Упавший на голову камушек только прибавил злобы, но донесшийся вслед за этим голос Дрозда заставил вывернуть шею и глянуть вверх. Косой недоуменно хлопал глазами и опускал спасительный ремень. - Батько! Будя висеть-то! Цапай за пряжку и пойдем наверх! Перед носом Бутяна раскачивался конец перевязи боевого рога. С другого конца перевязь продолжалась шитым шелковым поясом, снятым когда то с толстобрюхого ромейского купца. Косоглазый тогда немало повеселил атамана, наматывая алую полосу ткани в три слоя вокруг своих узких бедер. Теперь же пояса едва хватило, чтобы намотать вокруг запястья и свесить ремень вниз. Бутян стиснул зубы, чтобы не закричать от полыхнувшей в сердце радости. Медленно, боясь сделать неверное движение, поднял побеленную пометом руку, вытер ладонь о жесткие волосы и бережно поднес к чеканной пряжке. Прикинув длину перевязи, зажал узорчатую пластину между большим и указательным пальцами и сделал оборот. Рука оказалась в плотной петле. Бутян осторожно подтянулся и, почти с удовольствием, ощутил боль от натянувшегося ремня. Рот открылся в бесшабашном оскале. - Гожо, воробышек, полезли помаленьку. Дрозд потянул на себя. Связка заколыхалась струной, приняв на себя дрожь руки. Лицо Дрозда порозовело. Вытянув пояс на два вершка, перехватил пониже и сдвинул батьку еще на вершок. Бутян зашлепал свободной ладонью по камням. Нащупав трещинку, уцепился пальцами, выдал слабину. Косоглазый мгновенно подобрал пояс, лицо из розового стало пунцово красным, заблестели бусины пота, и атаман сдвинулся вверх на пядь. Теперь Бутяну удалось найти зацепку поглубже. Утвердившись на ней, он еще подался вперед, вывесив пол-локтя спасительной связки. Заметил, как налились кровью косые очи Дрозда, подмигнул, натужно прохрипел: - Не торопись, орелик, нам внизу вдвоем делать нечего. Передохни малость, к вечеру все одно выберемся. - Ага, - прошипел Дрозд. - Если не замерзнем по дороге. Он перекинул провисший пояс через шею, натянул шелк и перехватил как мог дальше. Пальцы побелели и пояс сдвинулся на локоть. Носки Бутяновых сапог скребнули по камню, рука нашла очередную зацепку. Дрозд, улучив момент, продернул пояс по шее. Глаза заблестели радостью: атаман уже мог помогать ногами. - Сдюжим, батько! Видят боги, сдюжим! - Сдюжим... - отозвался Бутян и зажмурился. В глаза упали капли пота, сорвавшиеся с носа Дрозда. Бутян потряс головой, на сухой камень полетели брызги, в глазах щипало. Преодолев еще полтора локтя, кое-как закрепил ноги на стене, и уже спокойней намотал на запястье пару оборотов. Сверху капало все чаще, но мутный пот был приятней весеннего дождя. Глаза Дрозда лезли из орбит, но он все чаще перехватывал пояс и тянул с таким остервенением, что атаман едва успевал цепляться за выбоины. Наконец, тяжело дыша, повисли нос к носу. Запалившийся Дрозд сипел, раздувал ноздри и таращился в смеющееся лицо Бутяна. Тот медленно отодрал руку от камня и, почти ласково, смахнул с лица подручного крупные капли. - Ну что, свиристель, отдыхай, дальше я сам. Дрозд прикрыл глаза и бессильно уронил голову. Атаман же отер мокрую руку и вцепился в плечо подручного. Придавив его к мосту, приподнялся над краем, сбросил с руки перевязь и, опершись о камни, перевалился на ровную поверхность. Проморгавшись, заметил, что ноги Дрозда сжимают огромный валун, которого раньше не было: видно подручный позаботился о противовесе, чтобы не утянуло тяжестью Атамана. Бутян перевернулся на спину, закрыл глаза и захохотал, давясь воздухом, кашляя и размазывая по лицу пот. Отдышавшись, поднялся на четвереньки, подполз к лежащему ничком Дрозду, уцепил за мокрую рубаху и потянул от края злополучного моста. Перевернув вверх лицом, заглянул в счастливые глаза, похлопал по вздымающейся груди. - Выходит погуляем еще! Ой, погуляем, и к бабке не ходи! - Не пойду! - выдохнул тот и тоже зашелся