13 сентября 1972 года
Утром мы отправились из поселка Шаньба в бригаду Синь-хун. Это передовая сельскохозяйственная бригада. В прошлом году с каждого му земли они собрали 672 цзиня зерна и более шести тысяч цзиней сахарной свеклы. В своем развитии бригада делает ставку на зерновые. Я осмотрел их поля с кукурузой, гаоляном и другими осенними культурами, а также поля с сахарной свеклой и прочими техническими культурами. На меня произвела глубокое впечатление хорошо организованная работа по лесонасаждению. Лесополосы здесь высаживают сетью. Земли бригады находятся у подножия горы Иньшань, весной и зимой тут поднимаются жестокие песчаные бури. На лесополосы возложена чрезвычайно важная функция защиты от них. На обратном пути я сложил четыре стихотворения.
Выезжаем из поселка Шаньба
Стрелой летит машина к громадинам-горам,
Полям осенним нет конца и края,
Огнем пылает красный гаолян,
И просо ярким золотом сверкает.
И в горных песнях злаков аромат!
Дорога, что ведет к весне
Там, где горные кряжи землю сжимают,
Дорога в весну прямиком убегает.
От шороха шин и сигнальных гудков
Отара овец скрылась средь облаков.
Проезжаем мимо школы в горах
Всполохи красного, глаза прикрываем руками,
Сельская школа встает перед нами.
Красным покрашены все стены дома,
Красным застелен пол стадиона,
Красный румянец на детских щеках,
Школьники дружно приветствуют нас.
Проехали мимо, спешу оглянуться на них,
И вижу, как ветер вздымает галстуков красных огни!
Проезжаем место, где сошел сель
Бегущий с вершины могучий поток
Дорогу засыпал камнями.
Камни поменьше, размером с кулак,
Камни побольше, размером с арбуз,
Ударом меча раскололи север и юг,
Накренили запад и восток.
Машину качает, как лодку,
В сердце моем поднимаются волны.
15 ноября 1972 года
О двух персонажах
Сегодня приехали в бригаду Синьхун общины Шахай хошуна[131] Хангин-Хоуци для сбора информации. Ее давно не посещали госслужащие. Ближе к вечеру я зашел в управление и застал у входа парнишку семнадцати-восемнадцати лет. Он вязал мешок из овечьей шерсти. Это непростое дело. Нити утка одну за другой придавливают тесаком весом в семь цзиней. За день можно связать только несколько чи. Я поинтересовался у парня, есть ли тут кто-нибудь еще. Он ответил, что внутри старший шьет мешки.
Я зашел в дом. Невысокий человек средних лет склонил голову над шерстяным мешком. Должно быть, это и есть тот самый «старший». Я и рта раскрыть не успел, как он поднял голову, радушно пригласил меня присесть и тут же протянул мне сигарету.
– Тяжело вам? – спросил я.
– Ничего, на плошку риса заработаю, и ладно, – ответил он.
Уже сгущались сумерки, и я заметил:
– В потемках работаете.
– Придется отложить на завтра, теперь наша задача – выспаться.
Ему исполнилось уже сорок два года, и он никогда не был женат.
– Почему так? – спросил я.
– Лет в двадцать были мысли о женитьбе, а потом и думать про это забыл. Я шью мешки, в месяц получаю чуть больше ста юаней. В бригаде выходит еще юаней сорок-пятьдесят. Живу по принципу: сколько заработаю, столько и поем. В любой бригаде рады работникам. Когда не смогу работать, буду жить за счет коллективного обеспечения. Зачем мне семья? Если в моем возрасте и найду женщину, то она будет с ребенком. Выращу чужого, а когда сам стану старым и немощным, он от меня отвернется. Зачем мне это?
Я ночевал на одном кане с ним. Он оказался на редкость разговорчивым и начитанным. Вся философия его жизни заключалась в работе и пропитании. К тому же он купил радиоприемник, с которым теперь не расставался, – вечерами в одиночестве и с огромным удовольствием слушал песни. Такой вот человек свободной профессии. Перед сном он достал облатку таблеток.
– От чего они? – спросил я.
– Да так, ерунда, – отмахнулся он. – Человек как просо. Зреет, прорастает и не позднее середины августа должно быть убрано. Я уже то просо, что в середине июля.
А ведь ему только немного за сорок.
Вечером второго дня я сидел на кане и делал записи. В комнату вошел пожилой человек. Его фамилия была Чжан, он жил за бригадным бараком. Он оказался большим любителем поговорить и охотно рассказал о себе. Чжан поведал, что знает множество секретных рецептов и излечил немало тяжелых недугов. Когда ему было чуть за двадцать, он встретил одну женщину, которая страдала кровотечениями из носа и рта. Никто не мог ее вылечить. Чжан взял два ляна[132] дудника и два ляна гирчовника. Семь раз он вымачивал их в моче мальчика и семь – выпаривал на водяной бане, потом высушил на огне, растер в порошок и смешал с рисовым вином. Женщина пила это лекарство и выздоровела. Как-то раз пилюли, приготовленные по его собственному рецепту, в сочетании с тремя частями струи кабарги излечили больного раком пищевода.
10 июня 1973 года
Баланитес растет на границе сельскохозяйственных полей и пустыни. Его нельзя обойти вниманием при изучении экологии и климата Хэтао. Я наблюдаю за ним уже несколько лет. Мои общие наблюдения перешли в разряд тщательного анализа только недавно.
Помню, как баланитес удивил меня, когда я только приехал в Хэтао. Зимой 1968 года меня распределили в уезд Линьхэ. Первый год я трудился в бригаде Гуанмин общины Сяочжао. Рядом с домом, где мы жили, проходила дорога. С обеих сторон вдоль нее росли ряды неизвестного мне густого кустарника. Весной следующего года сначала зазеленели ивы, следом за ними выпустили листочки тополя. Только кусты на обочинах дороги ничуть не изменились с приходом весны. Я подумал, что они, должно быть, погибли, и перестал обращать на них внимание.
Через некоторое время кусты незаметно позеленели и покрылись толстыми серо-зелеными листочками. На ветках выросли колючки, которые не особенно бросались в глаза. Кусты по-прежнему не вызывали у меня интереса. Только по пути к колодцу с водой я стал следить за тем, чтобы не зацепиться за их шипы.
Как-то в начале июня я пришел с работы. Стояла жаркая погода. Люди ужинали на улице перед входами в дома. В воздухе носился легкий цветочный аромат. Мне вспомнилось пьянящее благоухание сирени на тропинках у подножия горы Сяншань. Я знал, что сирень здесь не растет. Так источник запаха остался для меня неразгаданной тайной.
На следующий вечер я, как обычно, пошел за водой. По привычке я внимательно следил за тем, чтобы не поцарапаться о кусты. Вдруг я понял, что аромат идет от них. Вот уж не думал, что эти неказистые растения могут источать такой приятный запах. С того момента я заинтересовался баланитесом.
Мое близкое знакомство с ним состоялось прошлой весной. В третьей декаде апреля в Хангин-Хоуци я посещал курсы партийной школы. Во дворе школы высились огромные заросли баланитеса. Он рос и перед зданием, и позади него. Курсы закончились 9 июня, как раз в это время баланитес распускается и источает аромат. Мне посчастливилось наблюдать весь этот процесс от начала и до конца.
Внешний вид растения совершенно не привлекает внимания. Зелень его листьев не выглядит свежей и имеет серый оттенок. Его цветы желтые, но не яркие и не золотистые, а бледные. Они очень мелкие, даже меньше лепестка обычной хризантемы. Зимой побеги серые и сухие, весной – серо-зеленые. Ствол и зимой и летом цвета старой меди. В целом баланитес обладает крайне тусклой и непривлекательной расцветкой, но при этом во время цветения испускает прекрасный густой аромат. Мне вспомнились слова Лу Синя о том, что в коровьем молоке кроются чудесные запахи трав. Под влиянием охвативших меня чувств я написал эти строки:
На ветках сухих колючек немало,
Цветами встречает весну запоздало.
В песке утопает своими корнями,
И день изо дня он воюет с ветрами.
Красой баланитес совсем не богат,
Но дивно прекрасен его аромат.
Осенью прошлого года я ездил для сбора информации в бригаду Тайжун общины Тайянмяо хошуна Хангин-Хоуци. Здесь мне снова представилась возможность наблюдать баланитес во всем его великолепии. Бригада располагается совсем рядом с пустыней Улан-Бух. В ней действует лесохозяйственное подразделение, которое занимается лесонасаждениями в целях защиты от песчаных бурь. За десять с лишним лет они вырастили вдоль края пустыни лесополосу из баланитеса длиной более двадцати ли. Позади нее растут лесополосы из ив, тополей, вязов и других деревьев. За ними посажены плодовые деревья и разбиты сельскохозяйственные поля. Мой приезд пришелся на позднюю осень – октябрь по лунному календарю. Между уже тронутых увяданием листьев на ветках баланитесов висели те немногие плоды, которые не сумел сорвать ветер. Одни были ярко-красного цвета, другие отдавали синевой; по форме – либо округлые, либо овальные. Я попробовал несколько штук. Они оказались мягкими и терпкими, но в их вкусе было что-то особенное. Местные ребятишки никогда не упускают возможности полакомиться этими плодами. Еще ими кормят свиней. Здесь я впервые оценил практичность этого растения.
Длинная полоса баланитесов останавливает разносимые ветром пески. Волны песчаной зыби тянутся без конца и края, но обрываются прямо перед лесополосой. Песок ожесточенно набрасывается на кусты, рассыпается об их ветки и отступает на несколько чи. Из-за этого возле лесополосы образуется неширокий проход, на котором нет песка, как будто невидимое магнитное поле не позволяет песку пересечь его. Могучие баланитесы с устрашающим видом высятся на краю пустыни и при каждом порыве ветра издают воинственный клич. В защите от ветра и песка заключается самая большая польза от этих растений.