Памятники культуры, исторические постройки зачастую имеют двойное значение. Первое – это суть постройки, ее функции, то, ради чего ее когда-то возвели. Второе значение подобно преломленному свету – это значение постройки в истории, искусстве, культуре и туризме. Обоими значениями обладают многие сооружения, например, Ихэюань, Лувр, египетские пирамиды, дворец Потала. Потала объединяет в себе дворец правителя и религиозный храм. Это символ не только гражданской, но и духовной власти, отсюда не только правили людьми, но и подчиняли себе их сердца. Любой другой дворец, как бы он ни был величественен и грандиозен, ничего не значит для простых людей – большинство из нас бесконечно далеки от политики и даже от культуры. Храмы и монастыри, будь они хоть из чистого золота, важны только верующим. Неверующие не заходят в них и даже не вспоминают. Только в Тибете даже неграмотный пастух в самом далеком уголке в душе поклоняется далай-ламе и устремляет свой взгляд на Поталу.
В какой бы точке Лхасы вы ни оказались, достаточно поднять голову, чтобы увидеть Поталу. Это настоящий центр Лхасы и всего Тибета, средоточие местной политики, религии и культуры.
Вторую половину дня мы провели на совещании в редакции тибетской ежедневной газеты.
28 августа 1992 года
Третий день в Лхасе. Каждый вечер идет дождь, а днем всегда ясно. Сегодня были на церемонии разворачивания огромной танки[142] с изображением Будды. Здесь ее называют Шай-фо. Нам повезло, ведь ее проводят один раз в год в монастыре Дрепунг за день до Шотона[143]. Мы поднялись в пять утра и через час отправились в путь. Еще не рассвело, но дороги уже заполонили машины и силуэты людей, плохо различимые в утренних сумерках. Полицейские в плащах-дождевиках следили за порядком. В нитках моросящего дождя, переплетенных с неясным утренним светом, все вокруг казалось невыразимо мистическим. Вскоре мы съехали с шоссе и начали подъем в гору.
Машина медленно двигалась по узкой крутой дороге. Людей, идущих по обочинам, становилось все больше. Стариков поддерживали, детей вели за руки. Многие женщины несли малышей в корзинах за спиной. Мужчины в руках и на плечах тащили еду, курительные свечи и бумагу. Это их праздник. После того как танку развернут, они будут веселиться и устраивать пикники на горе до самого заката.
Выйдя из машины, мы прошли некоторое расстояние пешком. Дождь закончился, небо постепенно очищалось от туч. Мы забрались на крышу монастыря. Лучи восходящего солнца окрасили красным чешуйки проплывающих облаков. Вдали в направлении Лхасы в легкой дымке вздымались и опадали горные хребты, изгибалась излучина реки; то появлялись, то исчезали дома. В десять часов раздался сигнал. Танка размером в половину баскетбольной площадки развернулась на горном склоне. Люди одобрительно закивали и пришли в движение, стремясь получше рассмотреть изображение Будды. На горном склоне, на дорожных обочинах и в низине зажгли благовония. Это были не зажатые в ладонях свечки, как в монастырях, а заранее возведенные курильницы. Люди высыпали в них целые мешки листьев полыни. Вся гора, нет, весь мир купался в буддийском благоухании.
Вторую половину дня мы провели за переговорами в конференц-зале партийного комитета автономного района, из окон которого виден дворец Потала.
29 августа 1992 года
Сегодня уехали из Лхасы в Шигадзе.
30 августа 1992 года
Посещали истинное тело Панчен-ламы[144]. Истинное тело Десятого Панчен-ламы после его смерти в 1989 году обернули золотой фольгой и преподнесли в дар монастырю Таши-лунпо. Ходит молва о том, что после смерти его волосы и ногти продолжают расти. Мы проявили внимательность и убедились в неправдоподобности слухов. Церемония посещения была очень торжественной. Мы заранее приготовили хадаки и красные конверты[145], которые от нашего имени преподнес начальник управления. В монастыре каждому из нас подарили чудодейственное лекарство, завернутое в красную бумагу. Говорят, что оно крайне эффективно и может излечить от ста болезней.
1 сентября 1992 года
Утром в 8.40 выехали из Шигадзе. За городом, куда ни глянь, всюду лежат поля овсюга. Время от времени по колоскам пробегает рябь – в точности как по пшеничным полям на северных равнинах Китая. Они простираются до самых гор. Я и представить не мог, что на высоте четыре тысячи метров над уровнем моря есть плодородные земли. Тибетские сельские дома построили из камней. Над их окнами висят темно-синие козырьки. Женщины носят тибетскую одежду, а мужчины – в основном китайскую. На въезде в деревню стоит трактор. Он ничем не отличается от тех, что я видел в других местах Китая.
В 10.30 приехали в поселок Гьянгдзе. После небольшого отдыха отправились к местной достопримечательности – монастырю Пелкор-Чёде. Многочисленные скульптуры в огромном монастыре – творения рук китайских, тибетских и непальских мастеров, поэтому здесь одновременно присутствуют три разных стиля. В центральном хранилище среди боковых помещений есть множество масок, изображающих духов. Я никогда не видел их раньше и сделал несколько снимков на память. В монастыре есть храм Кумбум, восьмигранное здание, состоящее из нескольких ярусов. Внутри них очень много изображений Будды. Это единственный храм подобной формы во всем Китае. В нем находится национальное сокровище – буддийский канон длиной один метр, шириной пятьдесят сантиметров, толщиной четыре цуня. Его текст выложен из ниток мелкого жемчуга и агата. В монастыре также оказалось бесчисленное множество золотых и серебряных чаш.
В одиннадцать часов мы посетили мемориал на горе Цзун-шань. В 1904 году английский военный отряд из одной тысячи четырехсот человек вторгся сюда со стороны уезда Ятун. Завязалась жестокая война. Тибетские войска держались несколько месяцев. Когда запасы боеприпасов и продовольствия иссякли, пятьсот смельчаков расстались с жизнью, бросившись с обрыва. До наших дней дошли руины крепости и две старые пушки. Примечательно, что заместитель председателя автономного района приходится внуком командующему тем геройским гарнизоном.
В четырнадцать часов выехали из Гьянгдзе. При выезде из поселка поворот на запад ведет в Шигадзе, на восток – в Лхок-ху. Мы отправились на юг, к границе с Сиккимом и Бутаном. На смену полям постепенно явились пустыни и луга, где беззаботно паслись стада коров и коз. Из зоны земледелия мы попали в ту, где земледелию и скотоводству уделяют одинаковое внимание. Мы ехали до тех пор, пока дорога не пропала. Степь испещрили реки; большие и маленькие, обычно неглубокие, они регулярно затопляют дорогу. Мы вышли из машины. Блестящая серебристая сетка рек расстелилась поверх зеленой травы и черных каменистых насыпей. По синему небу плыли белые облака. Взгляд упирался в далекие заснеженные горы. Я и не знал, что в Тибете так много воды. В хорошо знакомых мне северо-западных частях Китая, таких как Шэньси, Ганьсу, Нинся, Цинхай, Синьцзян и Внутренняя Монголия, водоемов очень мало. Здесь, на юго-западе, на высоте четыре тысячи метров над уровнем моря просто бесконечные запасы воды. Сразу после приземления мы увидели бегущие волны реки Лхасы. Сегодня нашим взорам открылись разлившиеся реки и ручейки, большие и маленькие озера. Всех их подарили земле заснеженные горы. Благодаря достаточному количеству влаги местные сельские пейзажи ничем не отличаются от пейзажей в центральной части Китая – здесь повсюду пасущиеся животные, деревни и деревья. Жаль, что эти воды не входят в речную систему Хуанхэ. Они текут на юг и впадают в бассейн трех рек[146]. Похоже, реализация проекта по перебросу южных рек на север в западной части Китая совершенно необходима.
Кроме обилия воды, самое удивительное в Тибете – это небо. Оно синее, как свежеокрашенная ткань. Это чисто вымытое стекло, это огромный сапфир. Я не нахожу слов, чтобы описать его. Мы поднялись с высоты сто двадцать метров над уровнем моря почти на четыре километра – словно попали в невиданный ранее мир. Все так же поразительно, как если бы мы вдруг переместились во времени в эпохи Тан и Сун или Цинь и Хань. Люди обычно ассоциируют белый цвет с чистотой, но на самом деле чистота синего ему не уступает. Несмотря на то, что белый – чистейший цвет, он действительно является настоящим «цветом», а синий безграничен и прозрачен. Если зачерпнуть пригоршню воды, то она будет прозрачной. В огромном количестве и при неизмеримой глубине, например в море, вода становится синей. И небо, и воздух также сами по себе прозрачны и бесцветны. Заполняя все пространство и обретая бесконечную высоту, они синеют. Оказывается, нечто прозрачное при многократном наложении обретает синюю окраску. В городах обычно не найти такой синевы. Там всегда есть то, что мешает нам увидеть прозрачность, – загрязненный воздух, пыль, машины, бетонный лес. Всегда что-то мешает нам услышать ее звучание и почувствовать ее величие. На Земле, особенно в городах, пространство для жизни людей постоянно сокращается. Люди безостановочно что-то строят и красят, громоздят дома, роют котлованы. Тем временем стирается прозрачность, которая позволяла разглядеть отличия между добром и злом, правдой и ложью, любовью и ненавистью. Жизнь становится тяжкой и безрадостной. Лучший способ избавиться от суеты – оторваться от земли и подняться в космос. Это невозможно. Остается лишь взбираться в высокогорье и смотреть с крыши мира на синее небо. Надо устраивать себе сеанс «неботерапии», наслаждаться прозрачной синевой, освобождать свои тело и душу.
Ради этого стоит приехать в Тибет.
Листая фотоальбом
Храм Цзиньцы
В пятидесяти ли к юго-западу от города Тайюань есть гора Сюаньвэншань («Гора висящего кувшина»). Она получила свое название от некогда лежавшего на ней огромного камня: по форме он напоминал висящий перевернутый кувшин. У подножия горы на поверхность выходит источник, который дает начало знаменитой реке Цзиньшуй. Под горой возле водоемов среди упирающихся кронами в небо древних деревьев рассыпано множество храмов, теремов, павильонов, беседок, террас и мостов. Зеленые волны тихо журчат и огибают дорожки. На красных стенах зданий и желтой черепице крыш пляшут тени деревьев. Это парково-архитектурный комплекс Цзиньцы. Здесь исторические памятники с многовековой историей слились в гармоничное единое целое с изумительно красивой природой. Таково наследие древней династии Цзинь.