[199]. Он открыт всем сторонам света. Исполинские столбы гор Кунтун упираются в землю, а головами подпирают небо. С их высоты взору предстают необъятные просторы – там чувствуешь, как культура с трехтысячелетней историей проникает в душу.
Небеса щедро одарили пинлянские земли своей любовью. Кунтун – это единственные зеленые горы к западу от Гоби. Песчаные бури с севера превращаются здесь в волны реки Цзин. Зимой тут не бывает сильных морозов, теплый ветер пьянит туристов; летом нет изнуряющей жары, можно сидеть под деревьями и слушать бесконечные истории. В храмах, которые смотрят друг на друга, до сих пор проводят церемонии поклонения предкам. Сколько красивых легенд передают здесь из поколения в поколение! Например, о том, как император прибыл в горы Кунтун с востока, чтобы познать Великое Дао, или о том, что в храме Даюньсы хранится западная шарира[200] Будды Шакьямуни. Хотя в мифах и легендах много вымысла, но у буддистов и даосов есть для них свои основания. Духи и небожители, буддизм и даосизм! Пинлян, Пинлян, родина святых, колыбель грез китайского народа!
Люди не боги, и большие дела вершить непросто. Недаром буддисты и даосы превозносят пустотность всего, ведь в истории полно трудностей, тягот и лишений. Сколько событий прошло через Пинлян за долгие годы! Вэнь-ван[201] покорил княжество Ми. Ли Шиминь одерживал победы. Род У боролся против Цзинь[202]. Чжу Юаньчжан[203] жаловал земли своим сыновьям. Благодаря «Летучему генералу» Ли Гуану «через [горы] Иньшань не перешли бы / Лихие орды кочевых племен»[204]. Хуанфу Ми[205] написал здесь трактат об иглоукалывании и прижигании. Солнце садилось за городской стеной, когда верблюды уходили на запад по Шелковому пути, отбрасывая длинные тени. Звучали тростниковые флейты, стучали повозки и ржали кони вернувшегося с востока генерала. «В великой степи монгольской / Дымок от костра печален»[206]. Ли Шанъ-инь – непризнанный талант – у городской стены Цзинчжоу «мечтал, уладив дела, сесть в лодку»[207]. Линь Цзэсюй[208] начал борьбу с торговцами опиумом и потерял из-за этого пост. Его сослали на запад, где «на башнях стражи опирались на мечи, и соединяла стена Цзяюйгуань и Кунтун»[209]. Цзо Цзунтан разбил лагерь у озера Люху, подавил мятеж, дал отпор России и вернул контроль над Синьцзяном. Хунаньцы заняли весь Тяньшань, во благо народа открыли границы, и первый канал для ввоза оборудования с запада появился именно в Пинляне. Тань Сытун исполнился желанием бороться и отправился на север, где «В небеса обозначен путь: / Ворота к нему – хребет»[210]. По возвращении он пал первой жертвой реакционеров, которые были против реформирования. Фэн Юйсян[211] принял присягу в Уюане и отбыл в Пинлян. Новые войска и новые науки двигали новую политику, завоевывали в городах и деревнях добрую славу для Китайской Республики. Круговорот Небесного Дао не прекращался, люди желали мира. Накануне основания КНР Пэн Дэхуай[212] расположил войска в Пинляне и повторил дело Фу Цзяня и Цзо Цзунтана – установил границы на северо-западе. Кони скакали в Цилянь, люди пели «Три прощания у заставы Янгуань». Войска последовали на запад и водрузили красное знамя в Шэньси, Ганьсу, Нинся, Цинхае и Синьцзяне. Прекрасные горы и реки, «разбитое снова становится целым», царство небожителей в мире людей. Ты прошло через расколы и воссоединения, познало мятежи и порядок! Пинлян, Пинлян, ты новая точка отсчета, культурный порог, который преодолел китайский народ.
История не останавливается. Ничто не вечно. Холод и жара непрерывно сменяют друг друга. В храме Сиванму[213] благовония источают аромат при любой власти. Во все времена люди желают жить в благополучии. Каким бы ни было будущее, ивы генерала Цзо будут зеленеть на берегах озера Люху, а люди – помнить о прохладе, дарованной водой. Главная задача власти – обеспечить богатство для страны и спокойствие для народа. Добродетель чиновников заключается в сдержанности и бескорыстии. Рецепт мира и порядка состоит из честности, справедливости и единства. Высокие горы Кунтун, долгие воды реки Цзин, невидимое Великое Дао, безграничная сила буддизма. Пинлян, Пинлян! Неизменно Небесное Дао, едины святые и люди. Сердце человека – это Небо. Небо неизменно, и Дао – тоже.
«Гуанмин Жибао», 24 января 2014 года
Великая Китайская стена, древний монастырь и тамарикс
Визитная карточка севера Китая – это Великая Китайская стена. Ее извивы тянутся по хребтам гор от Шаньхайгуани до Цзя-юйгуани[214]. Гигантский символ китайской цивилизации от эпох Цинь и Хань до периодов Мин и Цин как будто высечен на поверхности земли. Закат широким мазком окрашивает изгибы каменных стен, очерчивает золотом контуры сторожевых башен и сигнальных вышек. Стая диких гусей пролетает над головами. Ветер заплутал и теперь свистит в засохших травах и желтых песках. В этот момент где-то на дне души невольно поднимается вековая печаль. Если присмотреться, то на пути с востока на запад Великая стена делает едва заметный поворот при входе в уезд Фугу, что на севере провинции Шэньси. Формой он напоминает плуг, которым в давние времена пахали землю, поэтому место получило название Лиюань («Грядиль плуга»). Как Великая стена со всей своей колоссальной мощью и упрямством бурного потока настолько легко изменила направление? Все просто. Поворот не случился бы, если бы не один монастырь и одно дерево тамарикса.
Как-то раз я шел вдоль Великой стены и добрался до Ли-юань, где увидел тот самый тамарикс. Я воскликнул про себя: «Это же настоящее сказочное дерево!» Тамарикс – это кустарник, растущий в песчаных или бедных почвах. Он крайне устойчив к засухам, песчаным бурям, солям и щелочам. Ему приходится выживать в тяжелых условиях, поэтому он обычно вырастает невысоким, а его стволы и ветки не могут похвастаться толщиной. Когда-то я работал в местности, граничащей с пустыней Улан-Бух, – тамариксы встречаются там на каждом шагу. Большинство их веток не толще палочек для еды. Кустарники рассыпаются шатром и под палящим солнцем стелются по желтому песку или ослепительно-белому солончаку. Чтобы предотвратить потерю влаги, природа придала листьям тамарикса форму мелких тонких колосков. Разглядеть их сложно. Тамариксу живется очень нелегко, но он все равно не забывает приносить пользу миру. Отваренными в воде ветками и листьями кустарника лечат корь у детей. Из ярко-красных и необычайно гибких веток крестьяне плетут корзины и делают заборы. Я больше года прожил в доме, двор которого огородили таким красным забором, и каждый день там носил на плечах плетеные корзины. Красные корзины на желтом песке в конце рабочего дня… В них полно сочных кукурузных початков или гладких зеленых арбузов. Такую картину не увидеть по ту сторону от Великой стены. Самая главная функция тамарикса – защита от песчаных бурь и песка, предотвращение эрозии почвы. Тамарикс, как и облепиха, карагана и верблюжья колючка, – всего лишь низкорослое растение, произрастающее в скудных песчаных почвах. Оно настолько непопулярно, что мало кто знает его название.
Тамарикс, который находился сейчас передо мной, разросся в настоящее дерево высотой с дом и толщиной в один обхват. Старый, но крепкий, он вытянулся по струнке возле монастыря. Темно-красный ствол усеяли многочисленные наросты размером с кулак. Они были похожи на застывшие подтеки расплавленного металла или лавы. Это следы пережитых тягот, результаты воздействия палящего солнца, лютых морозов, песчаных бурь и долгих засух. Рядом с узловатыми наростами пробивались гибкие, нежные, сплошь окутанные сиреневыми цветочками молодые ветки, крепкие, как стальная проволока, и блестящие, как лучи утреннего солнца. Только циньские заставы и ханьская луна, пустынные ветра и пограничные снега у Великой стены могли породить такой дух. Высокая крона раскачивалась на ветру, мела голубое небо, укрывала собой древний монастырь. В этот классический пейзаж не вписывалась только странная вывеска над входом – станция охраны Великой Китайской стены.
Я спросил начальника станции, человека по фамилии Лю, как здесь очутилась станция.
– Это промысел Будды, – ответил он.
На самом деле станцию стихийно создала группа волонтеров. Лю когда-то был батальонным политруком и читал солдатам лекции, в которых часто сравнивал армию с Великой стеной. Выйдя в отставку, он вернулся к подножию Великой стены. Сложно описать словами, что творилось у него в душе при виде разрушенных сторожевых башен и рассыпающейся кладки. Тогда он решил заняться ее охраной. В уезде Фугу располагается участок стены эпохи Мин протяженностью сто километров, где умещаются 196 дозорных вышек. Монастырь стоит как раз в центре этого участка. Доходя до него, старый Лю часто делал привал под тамариксом. Здесь мало растительности и деревьев – это единственный островок зелени в окрестностях. Вокруг, насколько хватает глаз, горы чередуются с ущельями. Вдаль убегает Великая стена. Прикроешь глаза – и слышишь неясный топот копыт и свист стрел. Откроешь – и ничего нет, лишь разрушенная стена да прижавшийся к ней тамарикс. Чтобы удобнее было ходить дозором, Лю временно поселился в монастыре, затем к нему присоединились несколько волонтеров. Тогда они и установили вывеску.