просматривалась детская наивность, но выражение лица говорило о большом опыте попрошайничества. Девочка явно занималась этим уже не первый год. Я задумался. Это массовое повсеместное попрошайничество, которым занят почти каждый от мала до велика, вызвано условиями жизни? Или это просто легкий способ заработка? (В Китае я слышал, что попрошайничество приносит огромные деньги, но там оно все же не такое навязчивое.) И платье девочки, и медный чайник на голове – инструменты, помогающие выпрашивать подаяние. За несколько дней в Индии перед моим лицом размахивали змеями, демонстрировали обрубки конечностей и гноящиеся раны, не давали прохода. В гостинице понадобилось двое носильщиков, чтобы отнести в номер один мой чемодан. Обед приносили в номер, даже если я не просил. Отдельно к обеду давали салфетки, а потом доносили еще стопку. Люди изобретали всевозможные способы, чтобы попросить денег. Каждый день неизменно начинался с протянутых со всех сторон просящих рук.
Бедность достойна сострадания, но сострадания заслуживают только те, кто не утратил воли, несмотря на бедность. Прошение подаяния сродни торговле телом. Это последний способ выживания, когда все другие зашли в тупик. Если попрошайничество становится инструментом для заработка и человек, не нищий сам по себе, изобретает способы выпрашивать деньги, то здесь не может быть и речи о человеческом достоинстве. Тогда сострадание мгновенно сменяется отвращением. Я вспомнил вчерашний разговор с представителями индийской интеллигенции. Они тоже обеспокоены этим скверным обычаем попрошайничества. По их словам, правительство предлагало безработным различные варианты помощи. Специально для них построили дома на морском побережье. Эти люди не желают работать, они сдали дома в аренду, а сами вернулись в город и принялись за старое. На самом деле в условиях привычного попрошайничества сложно говорить о безработице.
Здесь любой без малейшего стыда протягивает руку за подаянием. Я думаю, что все подаяния можно разделить на два вида. Первый – это оплата труда, по сути, равноценный обмен. Второй – подаяния из жалости, то есть добровольное дарение или помощь. Если просящий не трудился и не вызывает жалости, а тебе все равно приходится подавать ему, то так ты попираешь свое самоуважение.
Я не смог отказать просящей девочке и достал из кармана последнюю пару рупий. Я сделал ее снимок. Когда щелкнул затвор, на пленке – нет, в моем сердце – остался отпечаток…
Март 1991 года
Наследие княжества Майсур
Оставляя этому миру ценное наследие, пусть даже небольшое, сознательно или нет, человек увековечивает себя в истории.
Путешествуя по Индии, стоит заняться таким интересным делом, как поиски наследия мелкопоместных князей. Можно сдувать с находок историческую пыль и открывать для себя новых людей и их дела.
Красота города Бангалор на юге Индии при первом взгляде на него приводит в неописуемый восторг. Гиды привычно пресекают хвалебные оды городским видам и заявляют: «Завтра будем в Майсуре. Вот где действительно красиво!» Раньше на этом месте располагалось княжество Майсур, а сейчас это целый город. Майсур лежит в ста пятидесяти километрах к юго-западу от Бангалора. По обеим сторонам шоссе густо росли пальмы, хлебные деревья с темно-зелеными глянцевыми листьями и манговые деревья, с которых свисали желтые плоды, по форме напоминающие утиные яйца. Дорога стрелой прорезала зеленое море фикусов. Темную зелень иногда разрывали жгуче-красные всполохи. Они слепили глаза и заставляли смотрящего резко очнуться от зеленого забытья. Это были полностью красные, лишенные даже зеленой листвы хлопковые деревья и кунонии. Извилистая дорога убегала вдаль, увлекая нас за собой.
Вот и Майсур – загадочное место вдали от цивилизации. Гигантским ковром до горизонта раскинулась земля красного цвета. На просторе росли изящные пальмы, под которыми не было ни одной травинки. Светлые стволы вздымались из земли, далеко вверху на ветках расположились широкие листья. Дома вдоль дороги тоже были красно-белыми и в яркой зелени под синим небом казались игрушечными. На горизонте возникла ослепительно белая городская стена. Наша машина направлялась прямо к ней. Оказалось, что это еще не Майсурский дворец, а бывшая резиденция британского генерал-губернатора. Теперь в ней находилась гостиница для туристов. Двухэтажное здание, целиком построенное из мрамора, белое снаружи и внутри, выглядело величественно. Перила лестниц были такими широкими, что на них с удобством мог бы уместиться взрослый человек. В помещении, раньше служившем залом для балов, теперь расположился ресторан. Весь украшенный резьбой зал сиял роскошью и великолепием. Администратор гостиницы приподнял одну половицу и продемонстрировал нам скрытый под ней пружинный механизм.
– Это для того, чтобы во время бала пол постукивал и вибрировал под ритм музыки и шаги танцующих, – пояснил он.
В прежние времена знали толк в удовольствиях. В покоях супруги генерал-губернатора обустроили гостиничный номер стоимостью четыре тысячи рупий. Площадь номера составляет около двухсот квадратных метров. Весь пол застелен ковром толщиной в дюйм. Потолок украшает люстра из мрамора; нам остается только гадать, каким искусным способом ее вырезали. Керамическая ванна в старом стиле с трех сторон огорожена ширмами из узорчатого стекла. Для большего комфорта в санузле постелены толстые шерстяные коврики. Старомодный телефонный аппарат весь покрыт позолотой. Бывшая комната самого генерал-губернатора также была отремонтирована. Прохаживаясь по этажам, я представлял себе британскую знать. Одетые во фраки с черными галстуками-бабочками
мужчины, словно пингвины, выпячивают кто грудь, кто живот. Женщины в платьях с декольте подметают подолами пол. Люди ходят вверх и вниз по этим лестницам. В зале внизу кто-то склоняется в поклоне и целует даме руку. В этот момент я поверил в реалистичность кадров из фильмов, где часто показывают роскошные обстановки, подобные здешней. В холле на первом этаже висел портрет двадцать четвертого правителя Майсура. У изображенного на нем человека с посохом и в накидке был горящий взгляд, в котором явно читался острый ум. Простой национальный тюрбан контрастировал с его интеллигентным видом.
Майсурский дворец находится примерно в пяти километрах от резиденции генерал-губернатора. Если в облике резиденции главенствуют мрамор, белый цвет и простые линии, то во дворце правителя основной акцент сделан на роскошь и богатство, красочное убранство и множество деталей. За фасадом дворца скрывается просторный двухэтажный зал размером с волейбольную площадку. В нем проводились совещания по важным вопросам и различные церемонии, объявлялись высочайшие указы. В центре зала стоит трон, по обеим сторонам которого предусмотрены места для министров. Дальше тянутся стены с оконцами наверху. Через них наложницы и другие женщины дворца могли наблюдать за церемониями – в те времена индийским женщинам не разрешалось показываться перед чужими людьми. Перед дворцом раскинулась площадь размером с современный стадион, ставшая местом сбора простых людей. Справа от нее построили храм, на стенах и крыше которого расположено множество каменных изваяний разных святых. В правой части второго этажа находится жилая комната махараджи. В ней размещены итальянское гардеробное зеркало, бельгийские серебряные стулья, чехословацкие люстры. Потолок выложен бирманским тиком. Еще дальше справа расположен зал для личных аудиенций правителя с приближенными министрами. Прямо по центру находится серебряная дверь. Ее украшают бесчисленные барельефы, повествующие о святых разных конфессий. Проходить через эту дверь мог только махараджа. Напротив двери установлен трон из двухсот восьмидесяти килограммов чистого золота. Боковая дверь зала вырезана из красного дерева и инкрустирована слоновой костью. Инкрустация выполнена легко и непринужденно, словно созданные по какому-то случаю эскизы рисунков. Густой бордовый цвет дерева контрастирует с белизной слоновой кости – горячая страсть уживается на одном пространстве с умиротворенным спокойствием. Эти две двери в 1934 году находились на Всемирной выставке в Чикаго и произвели там настоящую сенсацию. Так же, как и терракотовая армия Цинь Шихуанди, высеченный в скале Юньганский Будда, найденная в провинции Ганьсу бронзовая статуэтка Летящей лошади, каллиграфия и стили Северных династий и многие другие древние реликвии китайского искусства, они стали классическими образцами прекрасного, которые создали неизвестные авторы. Я долго стоял перед ними, благоговейно разглядывал каждую черточку, отдавая безмолвную дань уважения незнакомым творцам. Я окинул взглядом весь зал. Серебро и золото имеют свою цену, но труд, со всей душой вложенный безымянными мастерами, бесценен. Меня удивило, что правители небольшого княжества с населением не больше, чем в любом уезде Китая, могли иметь такой роскошный дворец, от великолепия которого захватывает дух.
Самая интересная часть дворца – гарем. В его центре находится общий зал, наподобие внутреннего двора. Потолок, высокий, как купол европейской церкви, подпирают не менее десятка колонн, целиком отлитых из чугуна. Строительство дворца начали в 1800 году, а в 1897 году его почти полностью уничтожил пожар. Для восстановления шедевра специально пригласили британских инженеров. На реконструкцию было потрачено четыре миллиона рупий. Несмотря на феодальный стиль архитектуры, использованные строительные материалы – это достижения капиталистического индустриального общества.
Картинная галерея опоясывает центральный зал. Двадцать шесть полотен, каждое около двух метров в высоту и трех метров в длину, соединяются друг с другом. На них изображены сцены грандиозного парада, который махараджа проводит по случаю религиозного праздника. Он сидит на золотом троне весом восемьдесят килограммов, установленном внутри праздничного паланкина. Паланкин несет слон; с его спины свисает цветное покрывало, концы которого развевает ветер. Бахрома раскачивается в такт шагам. Два белоснежных бивня перехвачены широкими золотыми кольцами. Погонщик сидит на шее слона перед паланкином. У махараджи гордая осанка и довольный вид. Процессию сопровождает