Мы закончили беседу дома и вместе со стариком отправились в ущелье посмотреть на деревья. Крепкие тополя и ивы заполнили низину и половину горного склона. Корней не видно, нижние половины стволов укрыты спустившимися с гор селевыми массами, но деревья стойко выдерживают натиски селей. Теперь форма горы не такая покатая, как раньше: ярусы лесонасаждений образовали на ней ступеньки. Старик заговорил:
– Тут и под корнями деревьев слой илистой грязи толщиной два метра. Отличная почва!
Действительно, сохраняя землю, мы даем жизнь деревьям, а деревья сохраняют для нас землю.
Полюбовавшись деревьями, мы вернулись ко въезду в село и стали прощаться. Опираясь на палку, старик медленно побрел в свой зеленый дворик. Мне снова вспомнился поджидающий его гроб, и в носу защипало. Может, старик зайдет сейчас в свой дом и больше никогда не выйдет. Как политик Чжоу Эньлай подписывал документы на больничной койке, а математик Хуа Логэн умер за кафедрой во время лекции, так и этот простой крестьянин из захолустья до последней минуты верен своему делу. Когда отдаешь ему все, граница между жизнью и смертью стирается. Старик уже материализовал свою жизнь: созданное им останется и после его кончины. Теперь он навеки связан с этими горами и будет существовать вместе с ними всегда, как существует свет луны и солнца. Дарвин и Эйнштейн говорили, что не боятся смерти, потому что они уже совершили открытия, которые должны были совершить. Вот и старик так спокоен, потому что уже отдал свою жизнь горам. Его фамилия – Гао, а имя – Фу. Благодаря этому никому не известному человеку я постиг одну истину: горы не стареют.
Декабрь 1987 года
Ты под каким платаном?
Вот уже несколько лет душа моя не на месте – давний долг лежит ней тяжелым грузом. Несущиеся навстречу знакомые горы, лишенные растительности, всколыхнули воспоминания. Машина переехала через мост, и среди бескрайнего желтозема вдруг взметнулось зеленое облако. Оно обогнуло гору, закрыло низину, спрятало под собой белые домики с синими крышами. Сердце мое забилось чаще, необъяснимая грусть и раскаяние охватили меня. Вот и приехали. Почти приехали. Как ему живется сейчас?
Я уже бывал тут, весной лет пять тому назад. Здесь раскинулось известное своей засушливостью скалистое желтоземье. Поднимешься на пригорок, смотришь вдаль – видишь желтые горы и желтую землю. Если подует ветер, небо становится желтым. По прошествии времени здесь свершилось чудо: учитель Линшанской школы вместе с учениками начиная с 1966 года стал сажать деревья. За восемь лет они посадили больше тридцати тысяч деревьев, озеленили одну автодорогу, два ущелья, три моста и одну деревню. Линшан превратился в оазис среди пустыни. Путники часто останавливаются здесь, чтобы отдохнуть и насладиться прохладой. Что же школа? Она теперь передовое, широко известное учреждение. Ее удостоили многих наград.
В тот раз нас принимала молодая учительница по фамилии Ван. Красивая и статная – сразу видно, что из местной крестьянской семьи. Я спросил ее:
– Эти деревья – ваша заслуга?
И без того румяное лицо учительницы зарделось еще больше, она залилась краской до самой шеи. Я не стал вдаваться в подробности и расспросил ее в общих чертах про школу. Она провела нас по территории. Позади школы находился небольшой фруктовый сад. Чего в нем только не было – персики, абрикосы, груши, финики, яблони, грецкий орех. Сад утопал в зелени. Учительница сказала:
– Хоть деревья и небольшие, но все плодоносят. Если бы вы приехали осенью, то попробовали бы наш урожай.
Больше всего нас поразил растущий у дороги серебристый тополь. Сквозь белизну прямого как стрела ствола проступала синева. Зеленый цвет блестящих листьев был насыщенным, почти черным. Аккуратная крона врезалась в синее небо. Вдруг я заметил человека. Ему было за сорок лет. Он лил воду в канаву под деревом. Увидев нас, он поспешно собрал инструмент, обошел тополь и скрылся из виду.
Я попросил учительницу рассказать о том, как они сажали деревья. Она перевела взгляд на товарища Ли из уезда, поджала губы:
– Что тут рассказывать? Эти деревья растут дольше, чем я преподаю!
Да, учительнице и тридцати нет, она сама еще «молодой росток», но моя работа – брать интервью. Я должен был выполнить задание, поэтому продолжил задавать вопросы. Учительница стала отвечать. Когда я достал блокнот, она разволновалась:
– Ой, только вы там про меня ничего не пишите. Это не я, это учитель Сюэ… То есть товарищ Сюэ Мин. Это с ним ученики сажали деревья!
Тут настала моя очередь волноваться.
– Товарищ Сюэ Мин? Кто это?
Учительница начала рассказывать. Сюэ Мин – ее бывший учитель. Он приехал в местную школу, когда началась сельскохозяйственная кооперация. Деревня в то время была настолько бедной, что в ней не имелось даже здания для школы, поэтому уроки велись в двух пещерах у горы. Позже учеников прибавилось, и они перестали помещаться в пещерах. Тогда учитель Сюэ решил сажать деревья и строить помещение для школы. Он прошел пешком по горам сто двадцать ли и принес связку саженцев, на которые потратил всю зарплату. В связке не было и двух десятков драгоценных деревцев. Сюэ Мин аккуратно разрезал длинные саженцы на короткие и посадил их у дороги перед школьными воротами. Саженцы оправдали возложенные на них надежды и сегодня уже выросли в несколько раз выше домов. Затем Сюэ Мин обустроил питомник для деревьев, начал прививать плодовые деревья… Учительница Ван вела свой рассказ с большим воодушевлением, щеки ее так и пылали:
– По правде говоря, все, что здесь есть, – дело рук Сюэ Мина. Учеников в школе не больше пятидесяти. От детей помощь небольшая, они могут подать саженцы, утрамбовать землю. А пронести саженцы через горы, ямы копать, заботиться о насаждениях – это все он. Однажды ночью была сильная гроза. Он беспокоился о саженцах, встал с кровати, снял дверь с петель и отправился на берег реки, чтобы перегородить путь воде. Не подоспей люди вовремя, его бы вместе с дверью смыло в ущелье. Он не только деньги вложил в эти деревья, но и чуть жизнь свою за них не отдал.
Учительница замолкла на полуслове. В ее торопливых словах я почувствовал большое уважение к Сюэ Мину, а еще непонятный мне гнев. Она не стала больше ничего говорить и повела нас смотреть помещения, построенные из посаженных им деревьев, парты, стулья, школьные доски и баскетбольные стойки, сделанные из них же. Я спросил:
– А где же сам Сюэ Мин?
Учительница снова переглянулась с товарищем Ли и ровным голосом ответила:
– Он сегодня не в деревне, уехал по делам.
Ночевал я в школе. На небе ярко светила луна и виднелись редкие звезды, стрекотали цикады. На финиковых деревьях на заднем дворе буйно цвели мелкие желтые цветочки. От них в ночной тиши растворялся сладкий аромат. Лежа на маленьком кане, я размышлял о чуде, произошедшем на засушливом Лёссовом плато. Было трудно уснуть. Время шло, звуки стихли. На бумаге, закрывавшей окно, причудливым узором плясали тени от веток. В какой-то момент в окне возник похожий на великана силуэт большого дерева. Я догадался, что это был тот самый серебристый тополь, который я видел днем. Тень беззвучно приникла к квадрату окна, стала медленно ползти на восток и исчезла. Ближе к исходу ночи я провалился в сон.
Когда я проснулся, в окно смотрело утреннее солнце. Я вышел за ворота школы. Деревья на окраине деревни были уже политы. В двух бороздах на обочине дороги влажными бликами отражались солнечные лучи. Вот и завтрак прошел, а я так и не дождался появления Сюэ Мина. На обратном пути в машине я без обиняков спросил товарища Ли:
– Об этой школе уже много раз писали в газетах, как же так вышло, что в статьях нет ни слова о Сюэ Мине?
– Что говорить о газетах, если он даже на вручение наград не ходит! – товарищ Ли завершил фразу долгим вздохом.
– Почему не ходит?
– Потому что он из «пяти вредных элементов»[249], из кулацкой семьи.
У меня загудело в голове. Я долго не мог вымолвить ни слова, а товарищ Ли продолжал:
– Ты этого не знаешь, но он не просто «вредный элемент», а еще и «нелегал». Его давно нет в списках управления образования. Наверху сказали, что дети кулаков не могут учить детей крестьян-бедняков. Людям не хотелось с ним расставаться, а ему не хотелось покидать детей и саженцы. Вот он и не ушел. Раз ему запретили преподавать, то он стал сажать деревья. За восемь лет сделал такое большое дело!
– В следующий раз я обязательно должен посмотреть на этого «нелегала», – сказал я.
– На самом деле ты его уже видел.
– Правда? Когда?
– Вчера. Это был тот самый человек под деревом, который сразу ушел, как увидел нас.
– Вот оно что, – я пытался восстановить в памяти образ того человека.
Вдруг мне в голову пришла одна мысль. Я высунулся из окна, взволнованно оглядываясь назад. Одинокий высокий серебристый тополь безмолвно стоял на окраине деревни, а расстояние между ним и машиной постепенно увеличивалось. Меня охватила безграничная грусть. Товарищ Ли поспешил все объяснить:
– Это действительно невозможно. Приказ сверху. Нельзя ему встречаться с кем захочет.
Я не нашелся, что возразить. Пусть даже он «нелегал», и к нему применили такие меры, но я не могу понять, как в этом мире живому человеку можно запретить показываться людям и разговаривать с ними. Он делает такие добрые дела и оставил столь глубокий след в сердцах людей, а его имя запрещено писать в газетах. Он лишен права пользоваться честно заслуженным уважением!
В тот день, приехав в редакцию, я долго сидел один в свете лампы перед чистым листом бумаги.
Прошло несколько лет. Стремительно исчезающий силуэт Сюэ Мина под серебристым тополем прочно засел у меня в голове. Все это время я корил себя за то, что не смог тогда замолвить за него и словечка. Пришло время вернуть мой давний долг.
Я прошел через ворота во двор школы. Шел урок, во дворе было тихо. На ветках, выглядывающих из-за забора заднего двора, висели белые груши и красные финики. Вдоль стадиона добавилось два ряда классов. Возле помещений рос японский перец, усеянный гроздьями плодов, которые походили на красные бусины. Кажется, это элитный сорт «Дахунпао». По всему школьному двору плыл его аромат. Урок закончился, и учительница Ван вышла из класса. Отряхивая с рук пыль от мела, она обрадованно сказала: