«Жэньминь Жибао», 26 июня 2013 года
Все те же горы
Может быть оттого, что в моей фамилии есть иероглифический ключ, означающий «дерево», или потому, что в жизни моей было время без деревьев, я безумно люблю их. Стоит мне прослышать, что где-то есть примечательное чем-либо дерево, как я всеми правдами и неправдами ищу возможность увидеть его, потрогать и обнять. Десять лет назад я ездил в командировку на юг, в город Нинбо. Уезжая, я прямо в аэропорту узнал, что здесь растет огромное дерево. Ствол его полый внутри, и производственная бригада народной коммуны обустроила в нем стойло для двух коров. К моему огорчению, тогда мне не удалось посмотреть на него. Спустя пару лет я нашел возможность снова съездить в Нинбо. В этот раз сразу из аэропорта я отправился не в город, а на поклон к дереву. За многие годы в пустотах внутри дерева скопилась земля, но само оно по-прежнему было крепким, а его крона – пышной. Местные поставили внутри ствола квадратный стол на восемь персон и радушно пригласили меня выпить чаю.
В прошлом году я ездил в командировку на север, во Внутреннюю Монголию. Во дворе гостиницы росло неизвестное мне дерево, с веток которого свисали ромбовидные плоды размером с палец. Меня одолевало любопытство. Расспросив, я выяснил, что это хлопковое дерево. Осенью его плоды лопаются, выпуская наружу тысячи пушистых шелковых нитей. Я отбросил приличия в сторону и, орудуя небольшим ножиком и всеми десятью пальцами, «экспроприировал» парочку плодов. На обратном пути плоды стали поводом для допроса с пристрастием от попутчиков, службы безопасности аэропорта и даже стюардесс.
Кто ищет, тот обрящет! Два гостя из чужих земель пустили корни и дали ростки в Пекине. Теперь я, лелея в душе теплые чувства, с нетерпением жду новой встречи с ними в будущем году.
Я так люблю деревья оттого, что часть моей жизни прошла там, где их нет. После окончания вуза меня распределили во Внутреннюю Монголию в район пустыни Улан-Бух с ее бескрайними желтыми песками. Если по работе мне нужно было идти пешком, кепку приходилось надевать козырьком назад. Если я ехал на машине, то во время песчаных бурь транспорт останавливался и уступал дорогу ветру. В эти моменты казалось, что машина стоит посреди бушующего желтого моря. Пассажиры смотрели в окна, как в иллюминаторы подводной лодки, и с обеих сторон наблюдали только беснующиеся желтые волны. Тогда больше всего на свете мне хотелось увидеть хоть немного зеленой листвы, хотя бы одно деревце. Как-то я ехал на поезде через коридор Хэси: день, ночь и еще один день – и ни одного дерева. В другой период моей жизни я охранял лес в излучине Хуанхэ в Хэтао. От леса оставалось лишь одно название: деревья со стволами не толще большого пальца весной зеленели, а зимой погибали. На северо-западе провинции Шаньси был настоящий тополиный лес, но из «деревьев-старичков», которым никогда не вырасти большими. Деревьев было мало не только в полях, но и в городах. Последние двадцать лет города стремительно растут, дома, улицы и люди вытесняют растения. На улицах Куньмина, чтобы расширить дороги, вырубили абсолютно все деревья. Кто-то из местных горделиво сказал:
– У нас тут и горы, и реки, и климат такой, что в любое время года хорошо, как весной.
Я не сдержался и невежливо заметил:
– Горы и реки хороши, а вот чиновники ваши сплоховали. Почему деревья не сажаете?
По возвращении я отправил в «Жэньминь Жибао» заметку с заголовком «Хорошим горам и рекам нужны хорошие чиновники». А какой он – хороший чиновник? Тот, кто по меньшей мере занимается озеленением.
Испытывая большую любовь к деревьям, я также симпатизирую людям, сажающим деревья. Самым трогательным для меня стало интервью в местности, расположенной к северу от заставы Яньмэнь в провинции Шаньси. Старик, которому на тот момент был уже восемьдесят один год, жил в доме с заранее приготовленным гробом. Пятнадцать лет своей жизни он посвятил озеленению, и результатом его стараний стали несколько гор, засаженных деревьями. Его история напомнила мне, как в романе «Троецарствие» Пан Дэ, отправившись на бой с Гуань Юем, взял с собой гроб, и как Цзо Цзунтан, собираясь в поход на Синьцзян, сделал то же самое. Самым удачным и самым печальным я считаю интервью с одним отличником труда. За ту статью я получил национальную премию в области прессы. Спустя несколько лет сын того человека разыскал меня и рассказал, что отец его в тюрьме. Причиной заключения стало то, что он срубил и использовал несколько из посаженных им деревьев. Что это за законы такие?! Ведь он посадил так много деревьев. Я встречал статистику, по которой посаженных нами деревьев достаточно, чтобы несколько раз опоясать планету. Но их все равно мало.
Весной 2006 года я наконец увидел море зеленой листвы. Смешно сказать, но нашел я его не в горах и не на равнине, а среди кучи электронных статей на платформе редакции во время ночного дежурства. В статье, присланной Цай Сяовэем, корреспондентом из провинции Фуцзянь, говорилось, что по всей провинции участки земли в горах поделили между фермерами. Это значительно увеличило активность населения в лесонасаждениях. Я радовался так, словно нашел клад или, утопая, наконец зацепился за спасительную соломинку. Не говорите, что интеллигенты способны лишь на пустые разговоры, соломинку тоже можно использовать в качестве волшебной палочки. Этой статьей, как вином, я залил тоску в своей душе. Тут же родился заголовок: «У гор должны быть права, у деревьев должны быть корни, у человека – устремления: в провинции Фуцзянь идет реформа системы лесопользования». Мне вспомнилось изречение Карла Маркса: «Все то, за что человек борется, связано с его интересом»[255]. Я положил эту мысль в основу своей статьи о делах фермеров «Фермеры обрели права.
Народ получил выгоды». Отправив статью, я глубоко вдохнул и выдохнул, вместе с воздухом выпустив из своей груди многолетний гнев.
Через полмесяца в Пекин на конференцию прибыл Хуан Цзяньсин, начальник Управления лесного хозяйства провинции Фуцзянь. Первым делом он приехал в редакцию и пригласил меня на ужин. Мы не были с ним знакомы раньше. На мой вопрос, почему он с таким энтузиазмом занимается лесной реформой, Хуан Цзяньсин поведал мне одну историю. В 2001 году в Фуцзяни семьдесят тысяч фермеров подняли волнения, потому что потеряли свои земли из-за строительства водохранилища. В то время Хуан Цзяньсин занимал должность главного секретаря в правительстве провинции. Он отправился на первую линию, чтобы урегулировать ситуацию, и неожиданно обнаружил одну деревню, в которой было спокойно – ни один фермер не участвовал в мятежах. Хуан Цзяньсин стал выяснять причины. Секретарь партийной ячейки объяснил ему, что несколько лет назад здесь начали распределять между жителями участки земли с лесом в горах. Каждый имеет с этого доход в четыре тысячи юаней в год. Зачем им идти на митинги? В Фуцзяни восемьдесят процентов территории занято горами, десять процентов – водоемами и еще десять – полями. Тогда секретарь партийной ячейки сказал: «Вот если вы будете начальником управления лесного хозяйства, первым делом выделите землю фермерам». Кто бы мог подумать, что его слова станут предсказанием. Через три месяца Хуан Цзяньсина действительно назначили начальником провинциального управления лесного хозяйства. Сам он родом из фермеров и руководил производственной бригадой, поэтому не понаслышке знал о том, что значит земля. Обретя власть, он тут же принялся за дело. По всей провинции активно проводилась экспериментальная лесная реформа. Фуцзянь, самая лесная провинция, стала первой провинцией в стране, где получила распространение реформа коллективного лесопользования. После успешного проведения реформы Хуан Цзяньсина перевели заместителем начальника Руководящей группы по вопросам лесной реформы при Государственном управлении лесного хозяйства.
Лесная реформа – по сути земельная реформа, красная революция, спрятанная под зелеными листьями.
Возможно, деревья – это моя судьба. Расставшись с журналистским делом, я попал в Комитет сельского хозяйства. Мне не терпелось посмотреть, как продвигается лесная реформа, о которой было столько разговоров. Сразу после Нового года, когда в воздухе все еще витало праздничное настроение, я отправился в провинцию Фуцзянь.
Если Фуцзянь – первая в стране провинция, где началась лесная реформа, то Юнъань – первый городской уезд, где претворили в жизнь лесную реформу. Здесь уже накопили немало опыта, реформа проводилась в экспериментальном режиме на государственном и провинциальном уровнях. За восемь лет в уезде побывали двадцать шесть тысяч посетителей. Секретарь уездного комитета Цзян Синлу в шутку говорил, что уже выпил с гостями цистерну алкоголя. Я заметил, что в любом успешном деле должны быть лидеры и первопроходцы, такие как Хуан Цзяньсин и Цзян Синлу. Цзян Синлу служит в уездном комитете уже пятнадцать лет. Он лично прошел весь путь лесной реформы и написал книгу, имеющую огромное практическое и научное значение. В тот день он показал мне Хун-тянь – первую в Китае деревню, где провели лесную реформу. Теперь она имеет такой же статус, что и деревня Сяоган[256]в провинции Аньхой. При этом инфраструктура здесь развита намного лучше. Жители живут в небольших коттеджах на две семьи. Детский сад, начальная школа, оживленные улицы, магазины – я словно очутился в уездном центре.
Мы зашли в музей. На входе нас встретила скульптурная композиция: несколько человек с мозолистыми руками увлеченно обсуждают что-то в свете настольной лампы. На табличке возле композиции было всего одно предложение: «Пока не будет результата, никто домой не пойдет!» Скульптурная композиция изображает вечер 27 мая 1998 года. Тогда на общем собрании решали вопрос, распределять участки леса на горах или нет. Время было уже далеко за полночь, а результат так и не появился. Тогда секретарь деревенской партийной ячейки Дэн Вэньшань, хлопнув ладонью по столу, произнес ту самую фразу. Затем он вырвал листок из блокнота и разрезал его на двадцать шесть полос, чтобы представитель от каждого двора лично написал, согласен он на реформу или нет. Это был очень мужественный поступок. Так же когда-то активисты из деревни Сяоган макали руки в красную краску и оставляли на соглашении Янь Хунчана