Гляжу спокойно
на мельканье птичьих крыльев,
гляжу спокойно
на негаснущий закат,
и сладко мне
в спокойствии полнейшем
стоять над узкой,
мутной,
сонной Карповкой,
а чайка беспокойная садится
неподалеку
на гранитный парапет.
Все успокоилось теперь
на берегах
медлительной донельзя
речки Карповки.
Без эпитетов
Стальной,
торжественный,
бессонный,
кудреватый…
Я не люблю эпитетов,
простите.
Прохладно-огненный,
монументально-хрупкий,
преступно-праведный,
коварно-простоватый…
Я не люблю эпитетов —
увольте.
Да славится святая нагота
стихов и женщин!
Вот она,
смотрите!
вот шея,
вот лопатки,
вот живот,
вот родинка на животе,
и только.
И перед этим
все эпитеты бессильны.
Ведь ясно же,
что шея
бесподобна,
лопатки
сказочны,
живот
неописуем,
а родинка
похожа на изюминку.
Снег
Если запрокинуть голову
и смотреть снизу вверх
на медленно,
медленно падающий
крупный снег,
то может показаться
бог знает что.
Но снег падает на глаза
и тут же тает.
И начинает казаться,
что ты плачешь,
тихо плачешь холодными слезами,
безутешно,
безутешно плачешь,
стоя под снегом,
трагически запрокинув голову.
И начинает казаться,
что ты глубоко,
глубоко несчастен.
Для счастливых
это одно удовольствие.
Выдумщик
Придумаю себе врагов,
одарю их силой и храбростью,
брошу им вызов,
и мы сразимся.
Битва будет жестокой,
битва будет упорной,
битва будет кровавой.
И когда враги меня одолеют,
я первым поздравлю их с победой.
И я увижу врагов своих
в сиянии славы
и позавидую им.
Придумаю себе друзей,
наделю их умом и талантами,
приглашу их в гости,
и мы встретимся.
Наша встреча будет торжественной,
наша встреча будет радостной,
наша встреча станет незабываемой.
И когда друзья соберутся уходить,
я провожу их с крыльца.
И погляжу на друзей своих
шагающих по дороге,
и помашу им рукой.
Придумаю себе любимую,
подарю ей красоту и молодость,
назову ее звучным именем,
но она не полюбит меня.
Моя любовь будет несчастной,
моя любовь будет трагической,
моя любовь будет безответной.
И когда моя любимая выйдет замуж,
я приду к ней на свадьбу.
И я буду орать «горько»,
пока не охрипну,
и напьюсь с горя.
Впрочем,
не пойду я к ней на свадьбу,
это уж слишком.
Дома посижу.
Так
– Не так, – говорю, —
вовсе не так.
– А как? – спрашивают.
– Да никак, – говорю, —
вот разве что ночью
в открытом море
под звездным небом
и слушать шипенье воды,
скользящей вдоль борта.
Вот разве что в море
под небом полночным,
наполненным звездами,
и плыть, не тревожась нисколько.
Вот разве что так.
Иль, может быть, утром
на пустынной набережной,
поеживаясь от холода,
и смотреть на большие баржи,
плывущие друг за другом.
Да разве что утром
у воды на гранитных плитах,
подняв воротник пальто,
и стоять, ни о чем не печалясь.
Вот разве что так, – говорю, —
не иначе.
Журавль в небе
В руке у меня синица,
а журавль – во-о-о-н он! —
высоко в небе.
Ну и бог с ним.
Лучше синица в руке,
чем журавль в небе.
(Но как он хорош,
этот журавль!
Как длинны его крылья —
загляденье!)
Нет, не нужен мне
далекий журавль в синем небе,
обойдусь и синицей!
(Но как он летит,
как он машет крыльями —
красота!)
Нет, правда,
зачем мне какой-то журавль,
летящий в пустом безоблачном небе?
Я и глядеть на него не стану,
отвернусь.
(Но как он курлычет —
курлы-курлы-курлы!
Ах, черт, как он курлычет!
Хоть уши затыкай!)
В руке у меня синица,
пичужка жалкая,
а журавля уже и не слышно —
улетел.
Нет, нет,
ни к чему мне этот журавль!
Ну его к богу!
«Можно любить запах грибов…»
Можно любить запах грибов,
быстрые лесные речушки,
заваленные камнями,
и романсы Рахманинова.
Можно любить все это
и ни о чем не тревожиться.
Но я люблю просыпаться,
когда ночь на исходе,
когда и утро, и день
еще впереди
и когда вдалеке
кто-то скачет к рассвету,
не щадя коня —
кому-то всегда не терпится.
«Необъяснимо…»
Необъяснимо,
но ребенок
так горько плачет
у истока жизни.
Непостижимо,
но мужчина
пренебрегает
красотой созревшей жизни.
Невероятно,
но старик
смеется радостно
у жизни на краю.
«Что рассказать…»
Что рассказать
деревьям,
траве
и дороге?
Что показать
птицам?
Что подарить
камням?
Посторониться
и не мешать спешащим?
Поторопиться
и прийти самым первым?
Как полезно возникнуть!
Как увлекательно быть!
Как несложно исчезнуть!
Спотыкаясь о камни,
выбегаю к морю.
Оно зеленое,
оно колышется,
оно безбрежно,
оно предо мною.
Пригородный пейзаж1986
1
День
Проснувшись,
хорошо начать день
с глубокого сладкого вздоха.
Встав,
неплохо продолжить день
широким решительным шагом.
Умывшись,
разумно взглянуть на день
твердым спокойным взглядом.
Позавтракав,
полезно наполнить день
неустанным бескорыстным трудом.
Пообедав,
нелишне украсить день
красивым благородным поступком.
Поужинав,
уместно закончить день
блаженным заслуженным отдыхом.
Засыпая,
недурно вспомнить прошедший день
с доброй мягкой улыбкой.
Во сне
приятно увидеть себя проснувшимся,
начинающим день
с глубокого
сладкого
вздоха.
Как ни странно
Однажды в понедельник
мне показалось,
что я существую.
Я очень удивился
и стал ждать вторника.
Во вторник
мои подозрения не рассеялись.
Я был совсем обескуражен.
В среду
мое существование стало и вовсе очевидным.
Я был потрясен.
С тех пор
я не нахожу себе места —
как ни странно,
я существую.
Я стою на набережной.
Передо мной Дворцовый мост,
а за ним мост Лейтенанта Шмидта,
а дальше уже нет мостов,
дальше, как ни странно,
уже Финский залив.
Я покупаю билет на Финляндском вокзале,
сажусь в электричку
и еду среди сосен на северо-запад.
И сосны, как ни странно,
расступаются в стороны.
А потом я иду по лесу.
Поют птицы,
Снуют муравьи,
и облака надо мной белые,
как ни странно.
Весенние советы
Послушайте, как поют птицы
на Елагином острове.
Послушайте радио —
передают прогноз хорошей погоды.
Послушайте, как плещется вода
в Фонтанке.
Не хотите слушать?
Но почему?
Посмотрите налево,
посмотрите направо.
Посмотрите какая красивая зеленая трава
растет в скверике
у Консерватории.
Не желаете смотреть?
И напрасно!
Понюхайте желтый одуванчик —
он только что распустился.
Понюхайте волосы девушки,
сидящей на скамейке, —
она не обидится.
Понюхайте-ка воздух —
чувствуете, как он пахнет?
Не чувствуете?
Не может быть!
«– Эй ты…»
– Эй ты,
поэт! —
крикнуло мне созвездие Лебедя. —
Напиши обо мне красиво!
– Эй ты,
поэт! —
крикнул мне сфинкс на набережной. —
Напиши обо мне загадочно!
– Эй ты,
поэт! —
крикнул мне башенный кран. —
Напиши про меня задушевно!
– Эй ты,
поэт! —
кричит мне продавщица мороженого. —
Напиши обо мне что-нибудь тепленькое!
Я сажусь
и пишу о созвездии Лебедя —
получается, кажется, красиво, —
и о сфинксе на набережной —
получается вроде бы загадочно, —
и про башенный кран —
выходит вполне задушевно, —
и для продавщицы мороженого —
вышло что-то очень теплое.
– Дурак ты,
поэт! —
говорит мне Литейный мост. —
Пиши, что душа просит!
Я взял
и написал это стихотворение.
Получилось ли оно —
не знаю.
Дети
Что же вы, дети,
так громко кричите?
Что же вы, дети,
так часто деретесь?
Что вы ревете,
несносные дети?
Сосредоточиться
нам дети не дают,
но и отчаянью
они нас не подпустят.
Уединиться дети
не дают,
но облениться
тоже не позволят.
Ни дня покоя
дети не дают,
но вдохновению
они не помешают.
Что же вы, дети, умолкли?
Орите!
Что же вы, дети, притихли?
Деритесь!
Что вы не плачете,
милые дети?
И почему вы так быстро взрослеете?
Что вы торопитесь,
глупые дети?
Вместо того
Вместо того
чтобы спать до полудня,
он вставал с рассветом
и принимался за дело.
Вместо того,
чтобы сидеть на крылечке,
он бродил по лесам
и гляделся в озера.
Вместо того
чтобы стать счастливым,
он делал счастливым
каждого встречного.
Вместо того
чтобы считать ворон,
он творил зачем-то
подлинные шедевры.
Вместо того
чтобы о нем позабыть,
все его отлично помнят
почему-то.
Красота
Я восхищаюсь ею,
а она грозит мне кулаком
(запугать хочет),
потом хватает иерихонскую трубу
и трубит в нее
что есть мочи
(оглушить хочет),
потом подбегает
и бъет меня по глазам
тонким прутиком
(ослепить хочет),
потом изменяет черты
и притворяется безобразной
(одурачить хочет),
а потом исчезает
и долго-долго не появляется
(испытать меня хочет),
но я все равно восхищаюсь ею
(зря старается).
Бессовестные
Веселые они люди —
бессовестные.
Спросишь:
– И не совестно вам?
– Нет, – отвечают, —
не совестно! —
И улыбаются.
Удивишься:
– Неужто и впрямь
совсем у вас совести нет?
– Да, – говорят, —
ни капельки нет! —
И смеются.
Полюбопытствуешь:
– Куда же вы ее дели,
совесть-то свою?
– Да у нас и не было ее, – говорят, —
никогда не было! —
И хохочут.
Отойдешь в сторонку
и задумаешься.
Машина времени
Тетка в синем переднике
сдирает со стен старые афиши.
Они отдираются слоями.
Обнажаются:
название выставки,
которая уже давно закрыта,
фотография клоуна,
который умер месяц назад,
и фамилия дирижера,
уже закончившего свои гастроли.
Тетка в синем переднике
поворачивает время вспять.
Содрав старые афиши,
тетка мажет стену клеем
и наклеивает новые.
Появляются:
название театральной премьеры,
которая еще не состоялась,
портрет иноземной певицы,
которая еще не приехала в город,
и дата открытия цирка,
который еще не построен.
Тетка в синем переднике
открывает тайны грядущего.
Так зачем же вам машина времени,
скажите на милость?
Говорящая птица
Какая-то птица кричит – пустите!
Пустите!
Пустите!
Пустите!
Пустите!
Куда же пустить тебя,
странная птица,
куда ты стремишься?
Но может быть, птица молит – простите?
Простите!
Простите!
Простите!
Простите!
За что же простить тебя,
бедная птица,
что ты натворила?
Иль, может быть, птица велит – грустите?
Грустите!
Грустите!
Грустите!
Грустите!
Зачем же грустить-то,
смешная птица?
Предадимся веселью!
А что, если птица кричит – спасите!
Спасите!
Спасите!
Спасите!
Спасите!
А что, если птице грозит опасность?
Я должен ее спасти.
История о том, как я одолел страшного кентавра и спас юную красавицу
Что я вижу!
Кентавр пристает к девице!
Наглый, грубый, лохматый кентавр
пытается обнять
миловидную, скромную, беззащитную девицу!
Что я делаю?
Я подхожу к кентавру
и говорю ему вежливо:
– Будьте добры,
оставьте в покое эту девушку!
Что делает кентавр?
Он угрожающе подымает копыто
и говорит мне следующее:
– Иди ты в джунгли реки Амазонки,
в снега Земли Франца-Иосифа,
на дно Тускарорской впадины
и на вершину горы Джомолунгма!
Понял?
Что мне остается делать?
Не долго думая,
я щелкаю грубияна по носу
(не очень больно,
только для острастки).
Что происходит с кентавром?
Дико заржав,
он бросает девицу
и обращается в бегство
(стук его копыт
быстро затихает в отдалении).
Что говорит мне юная красавица? —
Вы мой спаситель! —
говорит она
(при этом слезы благодарности
выступают у нее на глазах).
А что говорю я?
– Пустяки! —
говорю я
(и при этом ковыряю землю
носком ботинка).
Каков же вывод
из этой волнующей,
неправдоподобной,
но совершенно подлинной истории?
Вывод прост:
нечего церемониться с кентаврами!
Влюбленные манекены
Вечером
я шел по проспекту.
В освещенной витрине магазина
стояли парень и девушка —
они наряжали елку.
Будто бы наряжяли,
а на самом деле
объяснялись друг другу в любви.
Так мне казалось.
Так, наверное, казалось и всем.
Так оно, конечно, и было на самом деле.
Через день
я снова шел по вечернему проспекту.
В освещенной витрине
по-прежнему стояли парень и девушка,
делая вид, что наряжают елку.
– Сколько же можно выяснять отношения! —
подумал я вслух.
Вокруг меня засмеялись.
– Это же манекены! —
сказали мне. —
Каждый год в конце декабря
их ставят в этой витрине!
Мне стало грустно.
«Каждый год, – думал я, —
каждый год в декабре
эти влюбленные манекены
объясняются друг другу в любви
и никак не могут объясниться!
Каждый год в декабре
все глазеют на них,
и им приходится притворяться,
будто они наряжают
эту дурацкую елку!»
«Куда же ты?..»
Куда же ты?
Туда, в запредельность.
Хочу поглядеть,
что там и как.
Ну и беги в свою запредельность,
коль охота!
Откуда ты?
Оттуда, из запредельности.
Черт знает, что там творится!
Вот видишь!
Посидел бы лучше в кресле
у горящего камина!
Куда же ты опять?
Туда, в неведомое.
Быть может,
тем меня ждут.
Ну и катись в свое неведомое,
ну и катись!
Откуда ты опять?
Оттуда, из неведомого.
Меня там никто не ждал.
Вот то-то!
Посидел бы лучше на бревнышке
в лесу у костра!
Но где же ты теперь?
Здесь, в непостижимом.
Давно собирался
сюда заглянуть.
Гордый
Человек не успел вскочить в автобус,
и ему прищемило ногу дверью.
Автобус тронулся,
и человек поскакал за ним
на одной ноге.
Все кричали:
– Остановите, остановите машину! —
А человек скакал за автобусом
и смущенно улыбался.
Все кричали:
– Откройте, откройте дверь! —
А человек и автобус
удалялись.
Когда дверь открылась,
человек не сел в автобус —
пошел пешком.
– Гордый! – сказали все.
А человек шел по улице
и блаженно улыбался.
А человек понял,
что ему некуда торопиться.
Жизнь и смерть бумажного листа
На асфальте
лежит большой измятый бумажный лист.
Налетает ветер.
Лист подпрыгивает
и плавно пролетает по воздуху
несколько метров
(наслаждается жизнью!).
Опустившись,
он застывает в красивой позе
(любуется собой!).
Потом он тихо ползет вдоль тротуара,
загребая опавшие листья
(делает вид,
что не прочь и поработать!).
Потом он катается по асфальту,
как мальчишка – по траве
(валяет дурака!).
Потом снова подпрыгивает
и летит куда-то в сторону
(предчувствует что-то недоброе!).
На лету
его сбивает грузовик
и подминает под свои колеса.
Раздавленный,
сплющенный,
он еще подает признаки жизни,
но на него наезжает вторая машина,
и это
уже конец.
На асфальте
лежит мертвый бумажный лист.
Мир праху его!
Сушки
В полуверсте от рая
на зеленой лужайке
сидели два юных ангела
и грызли сушки.
– Не хотите ли сушек? —
сказал среброкудрый ангел.
– В раю сушек не купите! —
добавил златокудрый ангел.
– Спасибо! – ответил я
и двинулся в сторону ада
(зачем же мне рай без сушек?).
У самого входа в ад
на бурых камнях
сидели два старых черта
и лопали сушки.
– Могу предложить вам сушку! —
сказал свинорылый черт.
– В аду не достанете сушек! —
добавил козлоногий черт.
– Благодарствуйте! – сказал я
и направился прочь от ада
(без сушек кромешный ад
не нужен мне и подавно!).
Зашел в булочную
и купил кулек сушек.
Не надо мне ни рая,
ни ада —
обойдусь.
Простота
Все не так-то просто.
Все поразительно сложно,
обескураживающе сложно,
удручающе сложно,
утомительно сложно.
Все переплелось
перехлестнулось
запуталось,
перемешалось.
Куда же подевалась простота?
Да вот же она,
простота-душенька,
простота-лапушка!
Да вот же она,
красавица наша писаная,
красавица синеглазая!
Вот она, скромница,
стоит, опустив ресницы,
и тихонечко дышит.
Другу
Будь светел, милый друг,
не угасай,
будь светел!
Твой долг – сиять,
твой долг – всегда светиться.
Запомни: мир погибнет,
если ты
не будешь постоянно светел.
Когда вокруг светло,
ты не ленись —
будь неприметно,
но упорно светел.
Когда же вдруг
погаснут все огни —
один светись,
один сияй во мраке.
Пред ликом жизни
и пред ликом смерти
будь равно светел,
будь отважно светел.
Жизнь поглядит на тебя
и удивится,
и всплеснет руками,
и рассмеется.
Смерть подойдет к тебе
и смутится,
и остановится,
и помедлит.
И после смерти,
дорогой мой друг,
ты будь, как прежде,
неизменно светел!
Рукопожатие
Пустынная улица.
За мною кто-то идет —
слышен стук шагов.
Сворачиваю в переулок
и прибавляю шагу.
Пустынный переулок.
За мною по-прежнему кто-то идет —
шаги стали громче.
Сворачиваю во двор
и пускаюсь бегом.
Пустынный двор.
За мною кто-то бужит,
оглушительно топая ногами.
Посреди двора
я останавливаюсь.
Подбежав ко мне,
запыхавшийся человек
крепко пожимает мне руку.
– Извините, – говорит человек, —
но мне так хотелось
пожать кому-нибудь руку!