– Я занялась этим, когда ты в первый раз не приехала в «Птит Флёр». Я скучала по тебе, вот и…
Я послала ей воздушный поцелуй и повернулась к Марку, который что-то бурно обсуждал с Адрианом и Седриком. Он тоже имел право на наши общие воспоминания.
– Марк! Иди сюда.
Он подхватил стул, сел рядом со мной и подлил вина в наши опустевшие бокалы. После этого я положила новый альбом ему на колени и взглядом велела открыть первую страницу. Там оказался снимок живой пирамиды, которую мы выстроили в первые выходные, проведенные здесь нашей компанией.
– Ух ты, вот это да! – воскликнул он.
Мы так хохотали, что вскоре вся компания собралась за нашими спинами и альбомы переходили из рук в руки. Алиса все скрупулезно сохранила, аккуратно разложила, даже фото, которые я отдала ей за ненадобностью. Когда-то я провела в своей квартире полную чистку и предложила ей забрать снимки, а иначе я их выброшу. Я вспомнила об этом и не поняла, как мне пришла в голову такая дикая мысль! Что уж говорить о девчонке, которую я вновь узнавала на этих фотографиях: вечная улыбка, всегдашние шутки, неизменная готовность валять дурака, веселиться, ничего не принимать всерьез. Да, конечно, я узнавала свое лицо – хоть и более округлое, чем сейчас, – но не могла поверить, что это я.
– Эти каникулы были просто улетными! – воскликнул Седрик.
Он протянул нам с Марком альбом, и на нас снова напал безумный смех.
Когда была сделана эта фотография, мы еще не знали, что в последний раз отдыхаем вместе. Мы решили сложить свои сбережения и всей компанией рвануть в Грецию. Двухлетнюю Эмму мы тоже прихватили. Марк и я оказались самыми беспечными: покупая билеты в последнюю минуту, мы не сумели взять их на тот рейс, которым летели остальные. К тому же я полагала, что за какой-нибудь час мы легко доберемся из афинского аэропорта в порт Пирей, но вскоре выяснилось, что это у нас не получится. Мы заблудились, перепутали автобусы, и нам пришлось сесть на паром, который прибывал на остров Аморгос около пяти утра. Ночь была настоящим мучением, из-за морской болезни мы не сомкнули глаз. Высадившись на берег, мы не стали устанавливать палатки, а устроились прямо на песке. Когда друзья отыскали нас, мы спали, положив головы друг на друга, а рюкзаки наши валялись где-то в стороне. Они запечатлели момент, сохранив его для потомства, и оставили нас жариться на солнце.
Это воспоминание вызвало у Марка смех. Вскоре, однако, Марка на снимках не стало. Я обратила внимание, что он сильно волнуется, но при этом ему хочется узнать обо всем, вплоть до мельчайших деталей. Я продолжила рассматривать фото вместе с ним – я тоже была взволнована, но по другой причине. От года к году я удалялась от объектива, на первом плане меня больше не было. Когда мне удавалось рассмотреть свое лицо, я читала на нем печаль, и она становилась все глубже, а мой взгляд все более ускользающим, на всех снимках я будто была где-то далеко. И постепенно вообще исчезла с фотографий. Некоторые из событий, увековеченных на глянцевой бумаге, мне были неизвестны. А где была в это время я? Что произошло?
– Ты должна будешь мне объяснить, – шепнул Марк. – Получается, испарился не только я.
– Это правда, – в тон ему ответила я.
Зачем искать оправдания, их у меня нет. Я оторвалась от альбома и посмотрела на него.
– Но теперь все уже позади, – уверенно произнес он.
– Ты прав.
Однако в глубине души я была в этом не совсем уверена.
– Ну что, снимемся? – прервала наш диалог Алиса, которая встала с фотоаппаратом в руках.
Мы придвинулись друг к другу, улыбаясь, гримасничая, подмигивая, смеясь. Это мгновение было прекрасным, но что от него останется, когда мы вернемся в Париж? Сохранится ли у меня в душе хоть что-то или совсем ничего, как случилось со всеми воспоминаниями, от которых я избавилась за последние годы?
Спокойно и неспешно прошла вторая неделя, я менялась, все меньше походила на себя. Яэль из агентства удалялась, терялась в тумане. Я больше не повторяла свой подвиг – не спала двенадцать часов подряд, однако легко засыпала каждый вечер и вставала далеко не первая. Пару раз я подремала на шезлонге днем после обеда, когда у бассейна царила тишина. Я искренне наслаждалась этим безалаберным существованием. Усталость с каждым днем понемногу улетучивалась. Мой желудок больше не протестовал и не отказывался от еды, и аппетит нормализовался, я ела даже острые колбаски и домашние бургеры, уже не ограничиваясь салатами. И получала от еды удовольствие, что меня удивляло. Теперь я с энтузиазмом участвовала в приготовлении обедов и ужинов, проводила много времени с детьми в воде или за настольными играми. Мои запасы лака для ногтей стремительно таяли: я с удовольствием шла на поводу у Эммы и Леа, которым ежедневно требовалось испробовать новый цвет, что, правда, не приводило в восторг их матерей. Мужчины регулярно сталкивали меня в бассейн, и это меня больше не раздражало. Подозреваю даже, что иногда я их провоцировала, тоже толкая кого-то из них. Я пару раз обгорела, но постепенно мой загар стал темнеть – я унаследовала смуглую кожу отца, а не мамину молочно-белую, как это обычно бывает у рыжих.
Было бы неправдой утверждать, что мне легко давалось отсутствие телефона, интернета и новостей из агентства, но я мирилась с этим, повторяя себе, что скоро вернусь к своему ритму и привычкам, телефон снова зазвонит, а почтовый ящик будет забит мейлами. Если неожиданно накатывала паника, мне удавалось с ней справляться и переключаться на что-нибудь другое. Иногда у меня даже получалось вообще не думать о Париже и агентстве. Всякий раз, осознав это, я мысленно перемещалась в будущее и задумывалась о том, что меня ждет по возвращении из отпуска, какими будут последствия моего неожиданного выхода за пределы коммуникационного поля. Марк помешал мне проиграть пари в самую последнюю минуту. Однажды днем, когда все дремали у бассейна, я решила потихоньку сбегать на антресоль, где он спрятал мой ноут, чтобы найти в адресной книге какие-то номера и, воспользовавшись домашним телефоном, узнать последние парижские новости. Полный провал: едва я успела подняться до середины лестницы с врезанными ступеньками, как он подбежал и попросил меня спуститься. Он ничего никому не сказал, и Адриан не узнал, что я намеревалась нарушить условия пари.
Однажды утром меня разбудила удушающая жара. Я взяла с ночного столика старый будильник, найденный в подвале: было всего восемь утра, но царившей на террасе кипучей деятельностью она напоминала муравейник. Я распахнула ставни и увидела, что Марк накрывает стол для завтрака.
– Ты уже встала, – констатировал он.
– Как же было жарко сегодня ночью!
– Ой, и не говори, я спал на полу в гостиной, а потом выбрался к бассейну.
Маркова антресоль – настоящая сауна.
– Ты, наверное, совсем никакой!
– Ничего подобного, – возразил он, зевая так, что едва не вывихнул челюсть.
От жары досталось всем в доме. За столом все лениво переговаривались: чем займемся? Пойдем куда-нибудь? Вдвоем-втроем или всей компанией? Останемся? Каждый будет жить своей жизнью? Я в обсуждении не участвовала, предпочитая наблюдать за ними: Адриан, Жанна, Седрик и Алиса не слушали друг друга, постоянно меняли мнение, не могли ничего решить, перебивали друг друга. Это было невероятно смешно, я будто присутствовала на каком-то представлении, которое, кстати, повторялось ежедневно. Марк сидел рядом со мной и тоже молчал.
– Я прогуляюсь в деревню. Хочешь присоединиться? – предложил он.
– С удовольствием.
Я быстро собралась и вышла к нему на террасу. Когда мы уходили, остальные почти не обратили на нас внимания. Разве что попросили принести хлеба и розового вина.
Мы быстренько сделали все покупки и просто бродили по деревне: всплывали воспоминания о долгих часах, проведенных на этих мощенных булыжником улочках, я как-то странно себя чувствовала, но мне было хорошо. Девчонками мы приезжали сюда с мамой на все летние каникулы, папа проводил с нами всего три недели, Лурмарен стал своего рода ориентиром, точкой отсчета для всего учебного года. В какой момент я решила, что обойдусь без него? Как я могла отвернуться от этого места, от той радости жизни, которую оно воплощает? Марк зашел в несколько магазинчиков с товарами для оформления интерьера, потом терпеливо ждал меня, пока я рылась в дизайнерских украшениях Gris Piedra. Я собиралась позвать сюда девочек и сделать им подарки в благодарность за недавний многочасовой шопинг. Я уже знала, что куплю: серебряный браслет Алисе и серьги Жанне.
– Пойду выпью кофе. – Голова Марка, который в конце концов не выдержал ожидания, замаячила в приоткрытой двери.
– Подожди, я с тобой.
Я все бросила, пообещав вернуться сегодня во второй половине дня, и последовала за ним. Марк устроился на террасе «Кафе де л’Ормо», заказал нам обоим эспрессо и заметил:
– Как хорошо сидеть тут вдвоем, в тишине и покое.
– Ты прав… Я рада, что ты здесь, без тебя отпуск был бы совсем другим.
Он застыл.
– Что? В чем дело? – спросила я, увидев, как он напрягся.
Марк выдохнул воздух, и выражение его лица стало таким, как всегда.
– Ты заметила, как только что произнесла слово «отпуск», не упав в обморок?
Я рассмеялась:
– И правда. Так что у меня есть все шансы выиграть пари!
– Я в этом никогда не сомневался, – произнес он без тени иронии.
– Спасибо…
Официант прервал наш разговор. Марк положил сахар в чашку, размешал и свернул сигарету. Я выпила свой кофе и поглубже уселась в кресле, повернув лицо к солнцу и закрыв глаза. Я была совсем спокойной, умиротворенной, отдохнувшей; я сумела окончательно избавиться от терзавшего меня стресса. Удовлетворенно вздохнув, я снова подняла веки. Марк внимательно смотрел на меня, и я ему улыбнулась.
– Пора возвращаться, так будет лучше… – Он тряхнул головой.
– Почему?
– Твоя сестра снова будет паниковать оттого, что мы оба исчезли. – Он достал из кармана монетки и положил на стол.