Я посмотрела на Анжелику, ее силуэт расплывался.
– Вы плачете?
По моей щеке скатилась слеза.
– Нет, – ответила я, размазывая ее ладонью.
Весь остаток дня Алиса пыталась со мной связаться через равные промежутки, и я всякий раз сбрасывала ее звонки на голосовую почту. Потом прорезался Адриан – его не обязательно было выслушивать, чтобы угадать, как он меня ругательски ругает. Жанна тоже поучаствовала. Как долго я смогу их игнорировать и избегать объяснений? Пока я знала только то, что не хочу ни с кем из них говорить, не хочу выслушивать упреки, выдерживать атаки. Мне достаточно проблем со своей совестью. Сестре, которую я, возможно, именно сейчас тоже теряла, придется удовольствоваться моей эсэмэской:
Алиса, ты меня не поймешь, я сделала выбор и несу за него ответственность, поступить по-другому я не могла. Надеюсь, что хотя бы ты меня простишь. Дай мне время. Целую.
Я быстро нажала на отправку, чтобы не поддаться искушению и не спросить, как дела у Марка. Зачем я позволила нашим отношениям зайти так далеко? Ведь я с самого начала знала, что не смогу впустить его в свою жизнь и я не та, кто сделает его счастливым. Вероятно, чудо-женщины, способные все совмещать, существуют, но я не из их числа. Я пришла к мучительному выводу: ослабив бдительность, я открыла ему путь к своему сердцу, я любила его каждой клеточкой своего тела, да что уж тут, я просто любила его. Я так долго ждала любви, но когда она пришла, не смогла ее принять, хотя хотела этого больше всего на свете. Когда я думала о нем, у меня все болело, горло перехватывало, я не могла произнести ни слова, а ведь говорить – суть моей профессии, мои мышцы деревенели, и я была готова послать все к черту. Боль могла нахлынуть в любой момент, она терзала тело, сердце, голову – я страдала так, что едва не кричала. И все время прятала руки – они предательски дрожали. Вернулась тошнота и боль в желудке, и я опять ничего не ела. Наверное, так себя чувствуют наркоманы, переживающие ломку. Стоило мне опустить веки – и снова всплывало его лицо в нашу последнюю встречу, я видела его взгляд, полный ненависти и отвращения, слышала его злые слова. Я внутренне сломлена, это очевидно. Алиса сразу ответила:
Не узнаю тебя. Я потеряла младшую сестру. Просто не могу понять…
Приближалось Рождество и, значит, встреча с родителями, ну а боль постепенно покрывалась защитной оболочкой, капсулировалась. Я просиживала все дни и часть вечеров в агентстве. Ночи проводила дома, но снотворное мне больше не требовалось, потому что я засыпала, измученная слезами. Однако сон не приносил отдыха, он был переполнен кошмарами, голова раскалывалась, живот сводило. С Алисой я обменивалась только деловыми смс насчет организации праздника. Кто что на себя возьмет? Где? Подарки? Меню? В агентстве мне удавалось держаться – по крайней мере, я на это надеялась. На собраниях я часто отключалась от происходящего. А когда возвращалась к действительности, не знала, где нахожусь. Я никогда не обсуждала это с Анжеликой, которая не отходила от меня ни на шаг и ловко исправляла ситуацию. Я все реже обращалась за помощью к Бертрану по той простой причине, что избегала его: боялась, что он догадается, как мне плохо. Я цеплялась за агентство: я хотела его заполучить, теперь оно мое, и я все сделала и сделаю, чтобы удержать его.
Двадцать третьего декабря родители прилетели в Орли, но я не встречала их. Такое случилось впервые, обычно я заезжала за Алисой и мы вместе отправлялись в аэропорт. В этом году я уклонялась от общения с сестрой, сколько могла, понимая, что мне достанется, и поэтому максимально оттягивая неизбежное объяснение. У меня имелось идеальное оправдание: работа. Впрочем, в агентстве я проведу и этот вечер, и последующие в одиночестве, так как отправила подчиненных в трехдневный отпуск. Все очень обрадовались свободным дням, а премия по результатам года дополнительно улучшила их настроение. Едва дверь за ними захлопнулась, деланая улыбка сошла с моего лица, я отошла от двери и направилась к компьютеру, как вдруг встретилась взглядом с Бертраном.
– Яэль, зайди ко мне!
Я вздохнула. Он все еще здесь… Похоже, он намерен использовать свою власть до последней минуты. Еле передвигая ноги, я зашла в кабинет и села к его столу.
– Это хорошо, что ты заботишься о персонале. Но если ты хочешь, чтобы все было о’кей в долгосрочной перспективе, нужно заботиться и о самой себе.
Я напряглась.
– Не понимаю, о чем вы! Не беспокойтесь обо мне! – Я жестом отмела его замечание.
– Послушай, ты делаешь свою работу так, что тебя не в чем упрекнуть! За будущее агентства я спокоен. Но только если ты перестанешь бродить по офису как неприкаянная душа и изменишь свое отношение к битве за результат, которая сейчас на грани патологии. Задумайся об этом. Раньше твои коллеги боялись тебя или отказывались работать с тобой. Сегодня они приходят ко мне и спрашивают, как тебе помочь. Ты что, думаешь, никто не замечает твоих красных глаз по утрам, когда ты являешься в агентство? Или никто не видит, как ты вдруг убегаешь и запираешься в туалете?
Я спалилась. У меня не осталось сил. Хотелось очутиться где-нибудь далеко-далеко. Не важно где, только не здесь.
– Ерунда, пройдет.
Я отвернулась, поскольку не могла смотреть ему в глаза и чувствовала набегающие слезы.
– Я никогда не вмешиваюсь в частную жизнь персонала, но уверен, что недавно случилось нечто, что пошло тебе на пользу, сделало тебя лучше, а тут вдруг ты потеряла драйв. И произошло это сразу после того, как я объявил о своем уходе.
– Я отказываюсь это обсуждать. – Я приготовилась встать.
– Твой… твой друг… тот, кого я видел… он плохо отнесся к твоему продвижению?
Я снова рухнула на стул и сгорбилась.
– Нет… дело не в этом… он даже не знает, вообще никто не знает, – не задумываясь, ответила я.
– Не понимаю.
– Я предпочла уйти от него…
Это вырвалось само собой. Я пала так низко, что изливаю душу Бертрану.
– Почему ты это сделала?
– Потому что иначе я бы не справилась! – Я непроизвольно повысила голос, я больше не держала себя в руках.
– Кто тебе такое сказал?
– Вы!
– Я? Ну ты придумала! Когда это я говорил, что ты должна выбирать между карьерой и личной жизнью?
Я в ярости вскочила со стула. Что он мне рассказывает?
– Да всегда, постоянно! «Не отвлекайся ни на что, Яэль!» – процитировала я, подражая его интонациям, бегая туда-обратно перед столом и жестикулируя, как буйнопомешанная. – «Никто и ничто не должно мешать твоему карьерному росту!» Сколько раз вы мне это повторяли?
– Это не значит, что ты должна оставаться одна.
Я остановилась и уничтожила его взглядом. Хорош он, однако! Легко ему так говорить, когда его единственная страсть – работа!
– Еще как значит! Вот вы же один! Выходит, если хочешь добиться успеха, одиночество неизбежно.
– Мой пример не обязательно достоин подражания, и…
– Вы издеваетесь надо мной, Бертран?! Разве вы не ушли от жены ради карьеры?
– С чего ты это взяла? – занервничал он. – Так вот нет! Я ушел потому, что у нас были слишком разные представления обо всем.
– Это одно и то же…
– Ты ошибаешься.
Я встала перед ним, уперев руки в бока и едва сдерживая желание убить его. Он не отводил глаз.
– Хватит, Бертран! Кончайте играть в игрушки. Я выстроила свою жизнь по вашему образцу. Давайте объясняйте, – приказала я вибрирующим от злости голосом.
Он тяжело вздохнул:
– Когда я говорил, что никто не должен тебе мешать, я просто подразумевал, что нельзя отказываться от своих амбиций в угоду человеку, с которым живешь. Те, кто так поступает, в один прекрасный день терпят поражение и перекладывают ответственность за свой провал на партнера. Вопрос выбора не имеет права на существование.
– А как же ваши дети? – настаивала я.
Необходимо срочно отыскать хотя бы малюсенькое оправдание тому, что я сделала. Невозможно допустить, чтобы я настолько ошиблась! Этого мне не вынести.
– Мои дети выросли, у них своя жизнь. Но карьера не мешала мне заниматься ими и наблюдать за тем, как они взрослеют, пусть и издалека. Так, впрочем, поступает больше половины разведенных отцов. Я не говорю, что это самое удачное решение, что есть, то есть, но я никогда бы не бросил их из-за работы. За кого ты меня принимаешь?! Ты же ничего не знаешь о моей жизни!
Мы с вызовом уставились друг на друга. Пока я еще держалась. Но моя прекрасная уверенность в своей правоте потихоньку таяла.
– Не надо вешать на меня ответственность за собственные ошибки, Яэль. Ты уже большая девочка. Ты предпочла опустить то, что не встраивалось в твою теорию, и все поняла по-своему, чтобы найти себе оправдание. Кстати, с чего ты взяла, что у меня в жизни никого нет?! Все, абсолютно все – вопрос доверия и уважения.
Я свалилась на стул, все мои профессиональные и нравственные ориентиры рассыпались словно карточный домик. Получается, я принесла бесполезную жертву? Я чувствовала себя опустошенной, я осталась одна – бессмысленно и бесполезно.
– А теперь послушай меня. Когда я предлагал тебе партнерство, у меня были сомнения. И действительно, произошло то, чего я опасался, – ты обезумела, окончательно слетела с катушек. Нельзя выдерживать такой ритм в одиночестве, никто не может. Я держусь, потому что у меня есть моя «кислородная подушка», она всегда ждет меня и помогает мне, не забывая при этом о себе, так как у нее собственная блестящая карьера. Это ее выбор, и я его уважаю. Амбиции не означают одиночество. Буду честен с тобой: пока ты была в отпуске, я рассматривал не только наше с тобой партнерство, но и другие варианты. И все-таки я захотел дать тебе последний шанс. Я всегда верил в тебя, Яэль. Я полагал, что тебе хватит сил, ждал, чтобы у тебя внутри щелкнуло. И чудо случилось, ты развернулась в сторону равновесия между карьерой и личной жизнью. А дальше все пошло еще лучше, и я подумал, что ты созрела. Разве я хоть раз упрекнул тебя, хоть какой-то намек сделал, с тех пор как узнал, что в твоей жизни появился мужчина?